Иван Ильич тревожно взглянул на бледное лицо Кузьмича.
— Что случилось? — спросил он настороженно.
— Кро… к-крокодил!
— Где?!
— Там! — лекпом, не оглядываясь, ткнул большим пальцем через плечо.
— А ну, кто со мной?.. Только не все! — сказал Ладыгин.
Он поднялся и направился к кустам. Гриша, Латыпов и Парда побежали за ним.
Варан стоял на старом месте, выглядывая из-под куста саксаула.
— Ух ты, черт! — вскрикнул Иван Ильич, с ужасом смотря на варана. Он раскрыл кобуру и вынул револьвер.
— Товарищ командир, не бейте! Не надо! — быстро заговорил Гриша, подбегая к нему. — Он мирный… Безвредный.
— Якши, якши, эчкиэмар, — подхватил Парда, с радостью отмечая, что Ладыгин прячет револьвер.
— Что тут происходит? — спросил Ильвачев, подходя к ним большими шагами.
— Да вон! Видал зверюгу? — показал Ладыгин. Он нагнулся, сломил сучок саксаула и бросил им в ящера.
Варан зашипел, надувая щечные мешки и злобно ощериваясь.
— Ну и чудовище, — сказал Ильвачев, глядя во все глаза на варана, который, переваливаясь на кривых лапах, медленно скрылся в кустах.
— Тебя зачем Федин вызывал? — спросил Ладыгин.
— Надо поговорить с бойцами о питьевой дисциплине.
— А разве воды не хватает?
— Много пить вредно в такую жару.
— Добре. Соберем, поговорим. У меня тоже есть кой-какие вопросы.
Позади них послышались шаги. Иван Ильич оглянулся и увидел Маринку.
— Товарищ комэск, — обратилась она, — врач прислал вам лимонной кислоты. — Она раскрыла сумку и подала маленький пакетик. — Возьмите.
— А для чего эта лимонная кислота? — спросил Ильвачев.
— Очень хорошо от жажды помогает.
— Надо бы бойцам раздать, — сказал Ладыгин.
— А мы уже по эскадронам распределили. Кузьмич получил.
— Ну-ну, добре. Попробуем, что за кислота такая, — сказал Иван Ильич, пряча пакетик в карман.
Над пустыней светила луна. Во все стороны расстилалась лишенная растительности обширная площадь такыров.
Узнав от встречного каравана, что Абду-Саттар-хан находился вчера у колодцев Султан-биби, Петров спешил выйти к рассвету в этот район. Бригада шла рысью. По сухим мертвым такырам катился мощный конский топот. Приближался рассвет. Впереди на сероватом фоне неба мелькали разведчики Куца.
Такыры внезапно кончились. Лошади шли теперь шагом, увязая копытами в мелком шелковистом песке.
Вдоль горизонта скользнул яркий луч, и почти сразу же показалось пылающее красное солнце.
Перед глазами бойцов раскинулось необъятное море холмистых песков. Холмы казались застывшими огромными волнами, взметенными неистовой бурей. Иногда холмы разбегались, уступая место песчаной зыбкой равнине, которую словно бы рябил ласковый ветер.
Вокруг стояла торжественная тишина. Ни в небе, ни на земле не было заметно движения, и только накалившийся воздух струился и дрожал над барханами.
— Вот они — Кызылкумы, — сказал Ипполитов, ехавший бок о бок с Петровым.
— Мертвая картина, — заметил Петров. — Однако что же наша разведка, Дмитрий Романович? Судя по времени, мы должны быть у колодцев.
— А вон Куц едет, — показал Ипполитов на появившегося среди барханов всадника в голубом халате, который, шпоря большую рыжую лошадь, скакал к ним тяжелым галопом.
По несколько встревоженному лицу Куца Петров понял, что командир дивизиона приехал с плохими известиями.
Он не ошибся. Куц доложил, что Абду-Саттар-хана у колодцев не оказалось и, судя по следам, банда ушла в северо-восточном направлении. На вопрос Петрова, хороша ли вода в колодцах, Куц сказал, что воды нет, колодцы засыпаны.
— Что же будем делать? — спросил Ипполитов, с беспокойством переводя глаза с Куца на Петрова.
— Идти вперед, — твердо сказал Петров.
— Вперед?.. Правильно! И я такого же мнения, — подхватил Ипполитов.
22
Бойцы шли медленно, ведя лошадей в поводу. Горячий воздух был полон раскаленной пыли. Он обжигал потные лица, сушил губы, горло, язык.
Назад дороги не было. Бригаду отделял от воды двухсуточный переход. Двигаться можно было только вперед. Ипполитов уверял, что к полудню они достигнут колодца Ак-Кудук.
Жар поднимался снизу, от пышущего зноем песка; а сверху беспощадно жгло солнце, казавшееся теперь уже не безгранично далеким, а нависшим над головой необъятным пламенем.
Изнемогая от жажды, Маринка брела по песку, ощущая жар, прожигавший подметки сапог. В ее фляге оставалось еще глотка два воды, но она берегла их. Мало ли что еще может случиться. В ушах дрожал звенящий надоедливый звук. Маринка прикрыла глаза и почувствовала, как кровь, словно удары молота, бьет в виски, хотелось дышать чаще и глубже, но воздух был накален до предела, и когда она глубоко вздохнула, то словно огонь проник в ее грудь.
Внезапно гул голосов прошел по колонне.
— Колодцы!.. Вода! — донеслось до Маринки.
Иван Ильич заглянул в колодец и тут же отпрянул назад. На него пахнуло ужасающим смрадом.
— Ты что? — спросил Ильвачев, увидев, что командир побледнел. Он тоже заглянул в черное жерло колодца.
— Смотри, нога!
— Нога?..
— Где нога?.. А ну, ребята, позволь!..
— Дайте посмотреть!.. — заговорили красноармейцы, обступая колодец.
— Смотрите, верблюд!.. Вот, сволочи, верблюда бросили!..
— А это чего?..
— Где?..
— А вон торчит… Рука… Рука человечья!..
Все смолкло. Солдаты воспаленными глазами смотрели друг на друга.
Резкий крик разорвал тишину. Лаврннкевич сорвал с плеча винтовку и бросил ее на песок.
— Завели! Погубили! — закричал он, ударяя себя в грудь кулаком. — Не могу больше идти… Пить хочу!.. Грудь горит!.. О-о-о-!.. Воды!.. Дайте воды… У, сволочи…
Он упал и забился. Пальцы его зарылись в песок.
Кастрыко подошел к Лавринкевичу, сильной рукой схватил его за воротник и, встряхнув, поставил на ноги.
— Встань! Кто тебя завел, негодяй?.. Возьми винтовку… Ну? Кому говорю? — Кастрыко сделал угрожающий жест. Его длинное лицо, поросшее рыжеватой щетиной, было так грозно, что Лавринкевич молча повиновался. — Мне таких бойцов не нужно во взводе. Еще одно замечание — и выгоню вон!.. Ишь, истерику закатил, а еще боец называется…
Раскинув руки, Вихров лежал у подножья бархана. Его, как и всех, мучила нестерпимая жажда. В накалившейся фляге уже давно не было ни капли воды. Чувствуя тошноту, он откинулся на спину и, как всегда в трудную минуту, стал думать о Сашеньке. Она писала, что переехала к брату в Детское Село, где ей очень понравилось. Детское Село. Ему очень живо представился парк, в котором ему приходилось бывать, когда он был курсантом… А как хочется пить! Горло и грудь словно раздирают железные когти… Перед его глазами поплыл кровавый туман…
— Пить!.. Пить!.. — запекшимися губами прошептал он, проваливаясь в черную бездну… И перед ним вдруг возник детскосельский парк. Фонтан холодной прозрачной воды бил в ярко-синее небо. Рассыпаясь в мелкую белую пыль, вода оседала в широкое блестящее озеро. Только шума воды почему-то не было слышно. Озеро набухало, выступало из берегов, все ближе и ближе подступало к ногам Вихрова. Он хотел подбежать и напиться, но кто-то крепко держал его. Он рванулся и снова увидел пески. Легко ступая маленькими, одетыми на босу ногу туфельками, видневшимися из-под легкого длинного белого платья, Сашенька спускалась с бархана. Она улыбнулась и что-то говорила ему, держа в протянутой руке большую кружку воды. Но он не слышал, что она говорила, а только видел, как шевелятся ее пухлые, совсем детские губы, видел синие лучистые глаза и покрытые золотистым пушком розовые, с ямочкой щеки. Она подошла и поставила кружку подле него. Вода, чистая, холодная, тихо колыхалась, отражая в себе солнечный луч.
— На, пей! — ласково сказала она.
Вихров с трудом приподнял голову, потянулся к кружке и упал лицом в горячий песок… Сашенька нагнулась и тронула его за плечо. Почувствовав прикосновение ее руки, он поднял голову… но увидел Маринку.
— На, на, пей! Тебе лучше будет, — поднося флягу, ласково говорила она.
Вихров провел рукой по лицу, словно отгоняя видение…
— Ну пей же, пей! — настойчиво повторила Маринка.
— Не надо. Пей сама, — прохрипел Вихров, отстраняя флягу рукой и глядя на почерневшее, с ввалившимися щеками лицо девушки.
— Я только что напилась, — тихо сказала она. — У меня была полная фляжка. Тут два глоточка осталось.
Вихров с благодарностью взглянул на нее.
— Хорошо… Я только глоточек. — Он взял флягу дрожащей рукой и, захлебнувшись от восторга, припал к ней сухими губами…
— Ну как, товарищи, второй эскадрон? — раздался над ним голос Федина. — Бодрись, бодрись! Не падай духом! Устали? Пить хочется? Ничего, много терпели, потерпим еще немножко. Буденновцы никогда еще духом не падали!
