Из всего этого, извлеченного из полицейской картотеки детектива, Залесского особенно зацепило два момента: то, что Костелло проживал в пентхаусе отеля «Уолдорф-Астория» и то, что он был женат на еврейке по имени Лоретта Гигерман. Борис помнил, как в то время, когда он только приехал в Нью-Йорк и остановился в этом отеле, его внимание привлекла группа хорошо одетых мужчин, которые крутились вокруг их босса. Они, как правило, появлялись утром перед завтраком и потом поздно вечером, оставаясь в ресторане отеля позже всех. Да, он видел в те годы Костелло, но дело было в другом. В его окружении однажды мелькнуло лицо человека, которое показалось знакомым. Этот мимолетный образ не оставил внятного отпечатка в памяти и теперь всплыл неясной ассоциацией с чем-то важным. Это чувство – неуловимое, не сформировавшееся, не давало покоя весь вечер и еще – имя этой женщины, жены Костелло, человека, сохранившего при такой биографии привязанность к своей супруге. Борис толком не мог разобраться – это верность короля гангстеров так его затронула или нечто иное. Он знал свою натуру. Тонкое чутье, необъяснимым образом выводившее его зачастую из абсолютно безвыходных ситуаций, сработало и в этот раз. Но надо отпустить вожжи… И он поехал домой.
Джекки.
Дети уже спали. Джекки его обняла, крепко прижалась, щекотно шептала в ухо о том, как соскучилась. Накрыла на стол. Видно было, готовилась к необычному ужину. Спросила: «Как там?», только когда выпили по бокалу ее любимого калифорнийского розового.
Он успокоил:
– Все будет хорошо.
На руках унес в спальню. Потом, когда она уснула, долго на нее смотрел. Сон не стер с ее лица улыбку. Ее улыбка после объятий, этот знак душевной умиротворенности, так забавлял его. Она признавалась ему, что ей всегда кажется смешным ее непроизвольный дикарский крик, завершающий взрыв наслаждения.
– Наверное, моя прошлая жизнь проходила в неандертальской пещере, – фантазировала Джекки.
Борис смеялся:
– Ты права, мы путешествуем во времени и в ту самую «секунду» попадаем в твою пещеру. Я просто чувствую пламя костра, разведенного в ней, и этот обжигающий огонь – он прямо подо мной, – и они набрасывались друг на друга снова, продолжая путешествие в доисторические времена.
Уснуть не удавалось, и он ушел в кабинет. Достал сигару. Борис пристрастился к этому «скрученному листу табака» с тех пор, как побывал несколько раз на Кубе. В последний раз – в пятьдесят седьмом, когда улаживал дела с продажей нескольких объектов недвижимости. Небольшой отель и два доходных дома. Уже через полгода это было бы практически невозможно. Многие понимали, что режим Батисты в агонии, и нужно было предпринимать немедленные и решительные действия, но инерция мышления многим этого сделать не позволила. Он успел.
Джекки! Слава богу, с ней все в порядке. Им довелось пережить сложный период, если не сказать хуже, после рождения Джинни. Пару лет она всецело была занята малышом, а потом в какой-то момент почувствовала себя отстраненной от активной жизни. Ушли ее главные центры притяжения – спорт и шоу. Ушло привычное окружение шумного праздника. И когда однажды к ней в гости завернули ее прежние приятели – братья Гудвины и их подружки из команды пловчих, она присоединилась к их вечеринке, оставив дом на пару часов. Потом эти встречи происходили все чаще, и Джекки стала пропадать иногда допоздна.
Борис не возражал до тех пор, пока однажды ему не позвонили из бара в районе Гринвич-Виллидж. Звонил один из Гудвинов. Долго извинялся и просил приехать за ней, потому что Джекки «немного перебрала». Он унес ее из заведения, в котором воздух был просто пропитан запахом марихуаны. Скандал, ее оправдания, ее претензии к нему, ее клятвенные обещания прекратить свои походы. Но после этого ему еще дважды пришлось почувствовать на своих плечах ее безвольное тело начинающей наркоманки. И тогда он отвез ее к доктору Иосифу Штолцеру. Этого человека порекомендовала ему Анна. Он все ей рассказал, не представляя, что в такой ситуации делать.
Когда Джекки пришла в себя в палате с белыми стенами и зарешеченным окном, она попросила его тихим голосом, в котором чувствовалась сжатая пружина холодного бешенства, немедленно забрать ее домой, потому что она на этот раз все окончательно осознала и больше никогда не будет так себя вести. Когда он ответил отказом, ее еще не потерявшее форму тренированное тело спортсменки кошкой кинулось к нему. Она била его кулаками в грудь, расцарапала ногтями лицо, кричала, что никогда его не простит. Он молча перенес нападение и молча покинул ее на долгие четыре недели.
Все, что осталось в их памяти об этом периоде, в редкие моменты, когда приходилось затронуть эту тему – имя профессора. Джекки возвела Штолцера в ранг святого.
Его цветная фотография стояла на ее ночном столике. Борис долгие годы посылал деньги в качестве пожертвований в его клинику. Близкие, дружеские отношения с профессором и его семьей сыграли важную роль в судьбе Мишеля, чему несказанно рада была Анна. Мальчик из общения с этим необыкновенным, в высшей степени порядочным человеком, тонким психологом, вынес твердое убеждение, что наука и фундаментальные знания позволяют стать по-настоящему независимым и в полной мере ощутить свою значимость для себя и окружающего нас мира. Он последовательно и блестяще закончит в недалеком будущем факультет нейробиологии в Гарварде, затем Йель – и станет нейрохирургом, доктором Колумбийского медицинского центра. Умный мальчик, очень умный мальчик!
Борис налил виски в стакан, макнул туда кончик сигары.
Так что же такое в документах, добытых его людьми по Костелло, так его зацепило, отчего он так бережно сохраняет это ощущение, способное исчезнуть при малейшем дуновении, неосторожном вторжении в подсознание? Чутье цепко держит в запасе это чувство неприкосновенным, но в какой-то момент его придется рассмотреть поближе, и сделать это надо в Уолдорф-Астории.
В восемь утра едва выспавшийся Залесский сидел в баре легендарного отеля. Он пил уже третью чашку крепчайшего кофе, когда из лифта вышел Фрэнк Костелло. Он направлялся в отдельный кабинет ресторана, где обычно завтракал с несколькими сопровождающими его охранниками и близкими соратниками. Он сажал охрану за свой стол– такова была традиция – и лишь изредка, когда важный гость желал передать ему некую информацию, не требующую ничьих, даже самых доверенных ушей, им накрывали чуть поодаль. Эти ребята были легко узнаваемы: внимательные, оценивающие окружающее пространство взгляды, движения, готовые к любым неожиданностям тренированные тела, и неизменный пиджак, полой которого прикрыта ручка револьвера. Кроме охраны, было еще двое: дорогие костюмы, прически от дорогих парикмахеров, на пальцах маникюр и перстни, но лоска, того, который источал Костелло, в них не было. Фрэнк был элегантным мужчиной. Возраст и седина добавляли ему импозантности. Шел не торопясь, не отвлекаясь на постороннее движение в лобби. Борис легко узнал Костелло, несмотря на то, что прошло полтора десятка лет с того первого раза, когда ему показали знаменитого постояльца. Но это не возбудило у него никаких ассоциаций с ожидаемым прозрением. Ничего!
Впрочем, он себя успокоил, практично рассудив, что кофе он пил не зря. Живописная картина этой команды во главе с их боссом, абсолютно спокойный и уверенный вид этого джентльмена убедили Залесского в том, что прямой контакт с ним бесполезен и опасен. Он уже получил счет и взялся за шляпу, когда двери лифта раскрылись и из них вышел совсем не такой лощеный, как только что прошедшие господа, мужчина. Он проследовал в тот самый отдельный кабинет вслед за Фрэнком и его командой. Сутулый, с обширной лысиной на угловатом черепе, в костюме серого цвета, возможно дорогом, но сидевшем мешком на длинном, худом теле. Впрочем, дело было не в лысине и не в чертовом костюме. Дело было в том, кем был этот человек. В том, каким было имя этого человека. Дело было в том, что его звали Иосиф Гигерман. Господи! Гигерман! Фамилия – вот что не давало мне покоя. Да, это Иосиф тогда, в пятидесятом или пятьдесят первом, мелькнул перед ним. Как он мог проигнорировать это? Не поверил или неосознанно заблокировал эту информацию, спасая себя от роковых решений. Что если б он в полной мере понял, чью тень его зрительный нерв не перевел в реальный образ?
Залесский положил шляпу на место. Официант вопросительно посмотрел на клиента: «Что-то не так?».
– Принесите воды! Нет, лучше виски.
Борис достал сигареты закурил, осмысливая то, что произошло. Все складывалось в картину, которую можно было объяснить, но невозможно было принять. Он подошел к телефону, позвонил Джеффу и попросил немедленно приехать в Асторию его, Роланда и Клиффа.
Они появились через двадцать минут. Борис коротко описал ситуацию с присутствующим здесь Костелло и его командой. А затем попытался сформулировать то, что сам еще до конца не переварил и, выстраивая свой рассказ, параллельно выстраивал свое отношение к случившемуся:
