Макар вспомнил латиницу, кою зубрил в монастыре почти десять лет:
«Не судите, да не судимы будете! – произнес он так звонко, как учил его старый Феофилакт. – Не ищите богатств земных, ибо на том свете с вас спросят про богатства духовные»…
– Заучат два слова на святом языке, потом носятся с ними, как дураки с бубенцами, – возмутился папский легат. – Сиди и молчи, христопродавец! И ты, Вильям Ричардсон, кайся, что взял к себе в услужение человека чужой веры! Если хочешь им владеть, то пусть перекрестится в нашу, истинную веру!
– Согласен, – кивнул капитан. – Но пока это не английский подданный, а русский житель тех северных краев. У него есть старинные карты и лоции, где чертежи и описания этого чертового северного пути!
– Скажи ему, пусть принесет сюда, за наш стол, указанные тобой карты.
Капитан на «рыбном» датском языке объяснил Макару, что он должен сделать. Старинов пошел наверх, в свою комнату.
Что-то не клеится с этими картами. Святоша прав, жиды не стали бы рисковать огромными деньгами ради решения спорного вопроса – впадает в Обскую губу река Обь? Или нет там такой реки?
На подложных картах Макара такой реки нет. Енисей есть, а Оби – нет. А ежели у кого-то в Лондоне есть настоящая карта? Священник пришел с некой важной целью. Задача Макара – эту цель окончательно прояснить, дабы точно решить судьбу и священника, и капитана Ричардсона. Об этом праве – решать чужую судьбу – Макару прямо сказал царь Иван Васильевич, там, в пытошном подвале; дай ему, Господи, здоровья! Царю Ивану, а не пытошному подвалу…
Забрав из тайника карты и лоции Северного моря и спускаясь вниз, Макар подумал, что капитанского дома – жалко. Дом-то причем? Причем не причем, а гореть ему, видимо, придется. Англы не дураки, да и Макара здесь, в проулке, уже каждый петух знает и помнит. Ежели станется здесь сегодня убийство – пожар будет нужен, ох, нужен!
– Вот! – Положил на стол карты и лоции. – Здесь все указано и написано.
Папский легат, сволочь, будто где специально обучался охранению своей персоны от опасности. Винченто вышарил под сутаной кожаную сумку, положил в нее бумаги, принесенные Макаром, и засовал сумку назад.
– Получишь обратно, не сумлевайся, – сказал Макару легат.
Макар сделал вид, что не понял английских слов. Капитан отмахнул рукой. Макар потоптался у стола и пошел в свой угол. Легат Винченто сам налил в себе полный стакан эля, выпил его. Потом кухонным ножом отрезал конец восковой свечи, утолокал ее в разбитое горлышко бутылки с шотландским «виски» и укрыл бутылку где-то в складках широкой сутаны.
– Завтра ты… и ты, русский… завтра утром придете во дворец графа Эссекса… С бокового, правого хода. В семь часов по большим лондонским часам.
Он встал, его сильно шатнуло, но легат устоял. Макар был уже внутренне готов до конца удержать подлого католика в этом доме, рядом с капитаном, но в дверь постучали. Стучал кэбман, с серебряной кокардой на высокой шапке. Кокарда имела вид стилизованного знака Христа – букву Р посреди буквы Х.
Все рассчитал папский легат Винченто. И свой приезд, и свой отъезд. И свою безопасность.
Слушая, как удаляются по каменной мостовой частые звуки копыт, капитан Ричардсон сделался угрюмым. Сели за стол. Макар сел на место монаха. То должно было нагреться от долгого сиденья на нем человека, но не нагрелось!
Молча выпили еще по стопочке «виски», запили элем, доели мясо.
Капитан чувствовал себя весьма суетно. То вставал и расхаживал по комнате, то садился и стучал пустым стаканом об стол. Потом все же сказал:
– Макара! Ты к завтрешнему утру подготовься. Сам знаешь – как.
– А как? – все же спросил Макар.
– Как матрос, якорь тебе в задницу! Сию минуту ты на палубе, а через миг – уже волной смыло. Понял? Готовься хоть врать, хоть правду говорить. И умирать – тоже готовься!
Очень дельный и практичный совет!
Граф Эссекс совершенно запутался в деньгах, тайно получаемых из разных закромов католической церкви. Страшно некогда думать в таком деле, как дворцовый переворот, о векселях, о расписках и поручительских письмах! И граф заранее настоял на том, чтобы деньги шли исключительно наличными.
Наличные деньги, конечно, шли равными долями. Но какие деньги! Граф, бывало, целый день ругался матросскими словами, сидя в тайной комнате своего дворца и пересчитывая полученные с очередным кораблем разновеликие монеты пяти государств. Изготовленные из разных металлов и в разное время, монеты являли собой груду кругляшей, которые бы только взять да закинуть на самое дно корабля, для балласта.
Граф держал личным казначеем безъязыкого грека, так тот при виде некоторых монет противно мычал, будто козел на скотобойне.
Лорду еженедельно привозили мешками немецкие талеры, испанские дублоны, византийские дирхемы, венецианские цехины, французские луидоры. Только испанские да венецианские монеты были золотого чекана, а все остальные – из грязного серебра.
Граф Эссекс мог нанять менялу из евреев для точного перевода ценности одних монет в другие и для общего сложения их в английский фунт. Но тогда не досчитаешься процентов десяти чужих денег, да еще может случиться так, что золотые испанские дублоны окажутся латунной подделкой, а немецкие талеры будут сотворены из олова со свинцом. Лучше – сам.
Тайно получив монеты, пересчитавши их в фунты стерлингов, граф вызывал своего племянника, и тот перевозил в Шотландию очередные пять тысяч фунтов стерлингов морем, на рыбачьей шхуне и вручал лично, но безрасписочно прячущемуся принцу Якову.
* * *
Сегодня, в воскресение, граф встал в пять часов утра. Болела голова. Не от выпитого накануне, а вообще – болела. Теперь все чаще и чаще. И по низу ребер болело так, будто – кто-то холодным палашом резал поперек брюха.
Безъязыкий грек, уже сидевший в кабинете, повернул к графу мрачное лицо и снова стал перебирать бумаги.
Сегодня придется отчитаться, куда делись двадцать семь тысяч фунтов стерлингов из папского фонда. Судя по всему, граф Эссекс неумышленно, в порыве щедрости раздал часть этих денег задорным девкам, а другую часть – трактирщикам, когда на ночь, на две или на три закупал целиком питейное заведение, дабы гулять смело, не опасаясь доноса королеве.
Папский особый посол, нунций Поссевино, курирующий подготовку католического переворота в Англии и настоявший на займе графом Эссексом миллиона фунтов стерлингов на осуществление этого безумного дела, не сам придумал такой большой и злой гешефт. За него думали неаполитанские и миланские хозяева торговых домов, которым весьма понравилась афера кардинала Шарля де Бурбона, получившего от них же миллион французских ливров. Золото требовалось тогда еще епископу де Бурбону на две взятки за сан кардинала Франции: своему духовному патрону, папе римскому, и французскому королю. А рассчитался кардинал за срочный займ Варфоломеевской ночью. Тогда, в темноте и крови, большие гугенотские богатства текли в заранее подставленные католические мешки.
Варфоломеевская ночь принесла заинтересованным лицам около четырех миллионов ливров. Разумеется – золотом.
Афера с займом графу Эссексу должна была закончиться с обретением принцем Яковом, сыном казненной Марии Стюарт, английского королевского престола. И подписанием новым королем первого указа, по которому англиканская церковь в Англии упразднялась, восстанавливалось католичество, строились синагоги, а торговля колониальными товарами переходила в руки новых, уже английских, торговых домов, которые должны устроить сыновья владельцев торговых домов Милана и Неаполя.
Как всегда страшное, кровавое и беззаконное дело родилось от сращения двух не связанных с собой мелочей.
Голландские неудачливые торговцы вдруг научились в индийских колониях огранению алмазов и других дорогих камней. В один год цена на ограненные алмазы, названием бриллиант, поднялась в десять раз! И спрос на бриллианты возрастал. Не возрастало лишь количество привозимых в Европу индийских алмазов! Мало того, персы и арабы вдруг втрое увеличили султанские пошлины на драгоценные камни, которые европейские купцы перевозили через их земли.
Хочешь не хочешь, а надобно алмазные копи забирать под свои руки. Нужно брать Индию! А как брать, если у берегов Индокитая рейдируют португальские да голландские корабли с пушками?
И тут миланский спекулянт морскими картами господин Эйнан углядел вдруг на старинной, но весьма точной карте турецкого адмирала Пири Рейса, как удобно текут в Сибири две реки – Обь и Иртыш. Иртыш свое начало берет в Китае и впадает в Обь. А Обь впадает в Северное море!
Если плыть назад: по Оби до Иртыша, а по Иртышу до озера Нор Зайсан, можно попасть в Китай! А оттуда – в Индию, за алмазами! Мало того, адмирал Пири Рейс на своей карте указал, что и в Сибири – там, где текут указанные реки, – тоже есть алмазы!
