— Но этого слова, князь, вы не скажете — вам невыгодно компрометировать свою дочь… Да и вообще ваши угрозы напрасны, я их не пугаюсь… Не я в ваших руках, а вы в моих. Стоит только мне намекнуть про мою любовь к вашей дочери государю, и тогда…
— Что!.. Что вы, граф, ваше сиятельство!.. Вы… вы не захотите губить мою дочь… и всех нас? — сразу же переменил князь Алексей свой грозный тон на заискивающий.
— Я так глубоко люблю вашу дочь, что против её счастья не пойду…
— Я… я знаю… знаю, вы, граф, добры безмерно… Я и все мы так глубоко уважаем вас…
— О, полно!.. Я очень хорошо знаю, что вы ненавидите меня так, как только можно ненавидеть человека… Но не в том дело: я завтра уезжаю из Москвы, хотя, признаюсь вам, ехать мне не хочется, не дождавшись, чем всё это кончится, а именно — женится ли император на вашей дочери?
— Разумеется, женится!.. Ведь обручение уже состоялось.
— Обручение, князь, — не венчание… С Меншиковой император тоже был обручён.
— Тьфу!.. Далась вам всем эта Меншикова!.. Довольно, граф!.. Мне недосуг. Пойдёмте к гостям, могут заметить наше отсутствие на балу! — И, как ни в чём не бывало, князь Алексей Григорьевич под руку с графом Милезимо из диванной направился в зал, где бал был в полном разгаре.
Император-отрок обращал мало внимания на свою обручённую невесту и танцевал большею частью с царевной Елизаветой Петровной. Этого не могли не заметить находившиеся на балу, и недоброжелатели Долгоруковых радовались этому.
— А наш государь, кажется, больше интересуется цесаревной, чем своей невестой.
— И немудрено: её высочество цесаревна Елизавета Петровна много красивее и милее наречённой невесты государя.
— По всему видно, государю не нравится княжна Екатерина.
— Удивляться надо, как его величество изъявил согласие на вступление в брак с Долгоруковой.
— Что поделаешь: князь Алексей Григорьевич со всех сторон обошёл государя.
— Времена Меншикова опять вернулись к нам.
— При Меншикове, пожалуй, лучше было — тогда мы знали лишь его одного, а Долгоруковых много: приходится услуживать им всем.
— Теперь Долгоруковых и рукою не достанешь; высоко они поднялись, куда как высоко!..
Так вполголоса переговаривались между собою двое придворных вельмож.
— А вы, господа, заметили, заметили? — подходя к ним, таинственно спросил князь Никита Юрьевич Трубецкой.
— Что, что такое?
— Ведь государева невеста с бала вдруг исчезла, а вслед за нею исчез и граф Генрих Милезимо.
— Да что ты, князь? Вон идёт царская невеста со своей сестрой. Смотри, к государю подошла.
— И то, и то… ну стало быть, вернулась. А я видел, как она с сестрой пошла в диванную и следом за нею туда же крадучись вошёл и граф Милезимо.
— Какая дерзость!
— Говорят, граф Милезимо у княжны Екатерины в женихах состоял.
— Вот, вот, смотрите — и сам Милезимо лёгок на помине: под руку с наречённым царским тестем идёт.
— И то… подумаешь, какой между ними лад идёт!..
А между тем князь Алексей Григорьевич, дружески сказав несколько слов графу Милезимо, отошёл от него и, отозвав в сторону своего родича, Василия Лукича Долгорукова, о чём-то долго вполголоса говорил с ним, причём несколько раз показывал на графа Милезимо.
— Ты говоришь, что Милезимо на родину скоро хочет ехать? — спросил у него Василий Лукич.
— Хочет, да я не верю ему, не поедет.
— На время припрятать его необходимо.
— Точно, братец, необходимо, но как?
— А как, я научу тебя. Только что мне будет за науку?
— Свои люди, братец, сочтёмся.
— Теперь ты, князь Алексей, как наречённый тесть государя, в большом фаворе состоишь… нас, сирых и убогих не позабудь…
— Уж забуду ли? Всегда душой служить готов тебе, только научи меня, как отбояриться от этого проклятого Милезимо.
— Пойдём-ка в диванную, там на свободе и поговорим.
Родичи князя отправились для переговоров в диванный дворцовый зал.
Влюблённый граф Милезимо скучал на придворном балу; он не танцевал и с нетерпением ждал, когда кончится бал и начнётся разъезд, так как уехать ранее с бала он, по этикету, не мог.
Но вот император-отрок удалился в свои внутренние апартаменты, и многочисленные гости стали разъезжаться из дворца.
Тотчас же и Милезимо поспешно спустился по дворцовой лестнице к подъезду и приказал позвать своего кучера.
Между тем за час до разъезда с этим кучером произошёл такой случай: полицейский офицер, находившийся у дворцового подъезда, был позван в дворцовую приёмную и там увидал секретаря генерал-губернатора; последний обратился к нему с таким приказом:
— Граф Милезимо, состоящий при австрийском посольстве, жаловался мне на своего пьяного кучера, который чуть не вывалил его из кареты; отправьте кучера на съезжую, пусть там проспится, и замените его другим.
— Кем прикажете, ваше превосходительство?
— Говорю вам, другим… он ждёт на подъезде, и звать его Никитой. Вы понимаете меня?
— Так точно, ваше превосходительство…
— Вы позовёте Никиту, и пусть он вместо пьяного кучера садится на козлы кареты графа Милезимо.
— Слушаю, ваше превосходительство!
— Ну, ступайте, выполняйте приказание!
Полицейский в сопровождении двух будочников разыскал карету графа Милезимо и повелительно крикнул кучеру Ивану:
— Слезай с козел!
— Зачем, ваше благородие? — недоумевая, спросил Иван.
— Слезай, разбойник, не то прикажу стащить! Ты пьян, каналья!
— Помилуйте, ваше благородие, я в рот не беру хмельного, — оправдывался кучер, но всё же слез с козел.
— Да ты ещё смеешь спорить с начальством? Так вот же тебе, дьявол! — и здоровая затрещина по шее заставила замолчать Ивана. — Ведите на съезжую, запереть в холодную, пусть там, пьяница, проспится! — приказало начальство будочникам.
Те схватили и повели ни в чём не повинного беднягу.
Вернувшись к дворцовому подъезду, полицейский чин позвал неведомого ему Никиту. Из толпы вышел здоровый, плечистый мужчина в кучерском кафтане.
— Я буду Никита, я, — проговорил он.
— Ты? Прекрасно: ты свезёшь графа Милезимо…
— Знаю, ваше благородие, куда свезти требуется его графскую милость, знаю, — перебивая полицейского, проговорил, ухмыляясь, Никита.
— Стало быть, тебе сказали?
— Так точно, сказали.
Когда позвали карету графа Милезимо, к подъезду дворца подъехал Никита. Милезимо не заметил, что его кучер заменён другим, и сел в карету; придворный лакей захлопнул дверцу, и карета понеслась.
Возвращаясь с бала, граф так предался думам о любимой им девушке, что даже и не заметил, что его карета ехала совсем не по той дороге, по которой следовало: он занимал дом на Ильинке, а его карета неслась из дворца по Никитской.
Вдруг размышления графа были неожиданно прерваны; лошади остановились, дверцы кареты отворились, и граф очутился между двух незнакомых ему людей, сильных, здоровых, по одежде похожих на охотников; у каждого заткнут был за кушаком пистолет.
— Что это значит? Кто вы? Как смели? — удивляясь, крикнул граф и хотел было вынуть из ножен саблю, но здоровые руки сидевших с ним рядом людей так сильно схватили его, что он невольно застонал. — Вы, вы — разбойники, вам нужно золото?
— Нет, — отрывисто ответил один из людей.
— Кто же вы, кто? Куда вы меня везёте?
— Куда нам приказано.
Ночь была лунная, светлая, и граф Милезимо в окно кареты заметил, что на козлах сидел не его кучер Иван, а другой.
«Теперь я понимаю! — подумал граф. — Я… я попал в западню… Но к кому? Кто устроил мне её? И что меня ждёт впереди?.. Уж не дело ли это Долгоруковых; не к ним ли попал я в руки?.. От них ожидать мне хорошего нечего!»
А карета всё мчалась вперёд и подъехала к заставе. Кучер Никита что-то сказал часовому, тот поднял шлагбаум и отодвинул рогатку. Милезимо хотел закричать.
— Если пикнешь, граф, хоть одно слово, я тебя застрелю! — холодно проговорил один из находившихся в карете, вынимая из-за кушака пистолет.
Граф замолк.
За заставой карета опять помчалась. Морозная ночь миновала, появился слабый просвет зимнего утра. Карета въехала в лес, а затем подъехала к усадьбе Горенки.
— А, теперь я знаю, в чьи руки я попал! — оглядывая знакомый дом и двор усадьбы, воскликнул граф.
Действительно, граф Милезимо очутился в руках Долгоруковых. Это случилось так: по приказанию князя Алексея Григорьевича Долгорукова кучер графа Милезимо был заменён другим, и последнему было приказано везти Милезимо не туда, где он жил, а в подмосковную Долгоруковых. Два человека, севшие к Милезимо в карету, были дворовыми Долгорукова; им было приказано князем в случае надобности употребить силу. Они, согласно приказанию, привезли графа Милезимо в Горенки и сдали его в распоряжение княжеского дворецкого, Евсея Наумовича.
