Царские полки осадили Тулу и на всех дорогах к ней выставили отряды.
* * *
Хорошо укреплена была Тула. Но Иван Исаевич потребовал еще нарастить стены острога. Потом обошел их вместе с пушкарем Фоминым. Сверху со стен были видны как на ладони Ямская, Чулкова, Стрелецкая, Николоржавская и Флоровская слободы, где разместились полки ратников.
Если царским воеводам удастся прорваться в острог, осажденные смогут укрыться в кремле. Его высокие и толстые стены, выложенные около ста лет назад, были надежны. После осмотра кремля Болотников распорядился добавить пушки на Мясницкую и Спасскую башни, а также у Пятницких и Одоевских ворот.
Когда Шуйскому поведали о приготовлениях в Туле, поник царь. И было с чего: коли не смогли взять Калугу ратники, то с Тулой, считай, и подавно надолго увязнешь, а ведь у восставших были и другие города. «Нет, — думал Шуйский, — сперва нужно с Тулой покончить. Там зачинщики сидят».
20 июня царь с отборными полками и обозом, набитым всяким припасом, прибыл под Тулу. Город был осажден мощными силами.
И все же попытки взять Тулу ни к чему не привели. Царское воинство несло потери. Ежедневно осажденные совершали вылазки. Случалось, и сам Болотников с малым отрядом конников то отобьет подводы с припасами, то посечет ратников, то на пушкарей нападет…
Минул месяц. Но царевы полководцы ничего не добились. Шуйскому стало даже казаться, что воеводы нарочно тянут время. Но вот царю доложили, что просится к нему сын боярский Кравков.
— Говорит, никому, опричь государя, не скажет, потому как дело больно важное.
Кравкова обыскали, нет ли при себе у него оружия, а затем пропустили.
— Сказывай! — Царь смерил Кравкова тяжелым взглядом.
— Придумал я, государь, как учинить погибель…
— Кому? — вздрогнул Шуйский.
— Туле. Пониже города на реке плотину бы поставить…
Кравков примолк, несмело взглянул на царя.
— Сказывай, сказывай… — заинтересовался Шуйский.
— Вода подымется — в городе потопление станет.
Царь прошелся взад-вперед по шатру.
— Толковые слова говоришь, сын боярский, — сказал он. — За службу свою с лихвой получишь.
В тот же день на реке Упе начали строить плотину. Ратники рубили лес, набивали рогожные мешки соломой с песком — перекрывали реку. От зари до зари слышались стук топоров да тележный скрип. Через два месяца плотина была поставлена.
А в Туле голодал народ. Да тут еще новая беда: вода затопила улицы, дома, что были пониже расположены. Начали посадские люди роптать, кое-кто требовал, чтоб открыл Болотников ворота.
— Мало с голоду пухнем, — говорили они, — да еще, вишь, в воде сидим.
— Пущай голову рубят, чем живьем гнить.
Иван Исаевич вышел к народу на городскую площадь. Утих людской гул.
— Ведомо мне, — начал Болотников, — терпите вы во всем нужду великую. А за что терпите? За ту вольную жизнь, которую добывать пошли, оставив дома жен и детей. Ради того поднялись мы против господ своих, не щадя живота. А у меня с вами одна доля. Мне больше вашего не нужно. И нужду я с вами терплю одну. И ем не больше вашего…
— Дак без хлеба-то и вовсе помрем! — крикнули из толпы. — Все вчистую приели…
— Ищите зерно в домах у богатеев, — отвечал Болотников, — у дворян, у бояр. Все, что найдете, делите меж собой. — Он помолчал. — Ежели этого не хватит, убейте меня и съешьте. Но город сдавать не позволю.
Тишина наступила на площади, как на пустом поле в морозный безветренный день…
Снова заговорил Болотников:
— Я ваш вожак, ваш воевода. И я за все в ответе перед вами и богом. Да еще вот что прикиньте: дело к зиме идет. Станет река — а там, глядишь, прорвемся боем. Нешто из осады не выходили?
Зашумел народ:
— Верно говорит Иван Исаич.
— Умрем вольными людьми, а не под господскими палками.
— Чего помирать?.. Одолеем!.. — крикнул Михей Долгов.
Болотников сам отобрал людей в особую дружину. Надлежало им изымать у зажиточных людей хлеб, чтобы раздать посадским. Обошли все их дома, насобирали кое-что из припрятанного. Но в одном доме закавыка получилась. Пришли дружинники во двор, а хозяин гонит их.
— Вон отсюдова! Я воеводой у Ивана Исаича. Аль не слыхали про Никиту Шишова?
О тульском дворянине Шишове, ставшем на сторону Болотникова, ведали дружинники. Старшой из них, Михей Долгов, все же не смолчал:
— Иван Исаич наказал нам идти ко всем без разбору. Негоже, хозяин, делаешь.
— Я вам покажу «негоже»! — топнул оземь Шишов. — Уносите со двора ноги. — Он выхватил саблю.
— Ты, сабелькой-то не маши, — тяжело глянул на него Михей. — Пошли, ребята.
— То-то! — усмехнулся Шишов.
А через час на двор к нему явился Болотников.
— Открывай амбар.
Никита Шишов за саблю уже не хватался.
— С моего стола, — проговорил он, — три воеводы кормятся и боярин Андрей Андреич Телятевский.
— Открывай, — глухо произнес Болотников, будто и не слышал сказанного.
Из амбара дружинники вынесли пятнадцать мешков с зерном.
Уходя со двора, Иван Исаевич оглянулся:
— А воеводам и князю Андрею Андреевичу скажи, с войском кормиться станут.
Скрипнул зубами Никита Шишов, но промолчал. Лишь когда унесли дружинники последний мешок, сказал:
— Попомню милость твою, Иван Исаич.
В густом мраке ночи из неслышно приоткрывшихся ворот выехали шестеро всадников. Все они были при оружии, да еще у каждого за спиной в мешке лежал бочонок пороха.
Об этой вылазке Болотников поведал лишь воеводам. Всадникам были отданы лучшие из оставшихся лошадей. А о том, что надлежит им сделать, люди узнали только перед воротами острога.
Один кузнец Терентий — Болотников назначил его во главе отряда — был посвящен в дело заранее.
— Сперва добираетесь до ближнего леса, — напутствовал Иван Исаевич, — дале свернете к реке. А там до плотины рукой подать. Ну, с богом!
Всадники быстро пронеслись по открытому месту и скрылись в лесу. Царский дозор не кинулся бить тревогу по случаю малого числа мятежников.
— Слава те, господи. Проскочили! — Кузнец обернулся к товарищам. — Гляньте, у всех ли трут да огниво?
Оставалось главное — выйти к плотине, поставить бочки и поджечь фитили.
* * *
Болотников беспокойно ходил по стене острога, вслушивался. Он еще раз прикинул возможности отряда. По силам ли? Как доносили лазутчики, плотина не охранялась. Царским воеводам и в голову не приходило, что ее попытаются разрушить.
Из ближнего леса доносились крики неясыти[21]. В них Болотникову почудилась какая-то тревога. «Пошто так надрываешься, сердешная? — подумалось невольно. — Али кто обидел?» Но тут его захватили другие мысли. Ежели удастся подорвать плотину, Тула была бы спасена: до морозов не успеют вновь перекрыть реку. Ну ладно, уйдет вода, а что дале? По слухам, в Стародубе объявился наконец царь Димитрий Иоаннович. Но не спешит на выручку…
До стен острога долетел далекий взрыв. Неясыть смолкла. «Свершилось! — подумал Иван Исаевич. — Удалый ты мужик, кузнец Терентий. Но почему взрыв один и несильный? Бочек-то полдюжины прихватили? Ладно. Утром посмотрим, как вода падет…»
Но вода не ушла. Сколь ни смотрели со стены осажденные, вокруг была холодная, несущая погибель вода…
Через несколько дней узнал Болотников, что плотину взорвать не удалось: люди его попали в засаду и что напоследок, когда уже не было сил отбиваться, вышиб Терентий дно у бочонка с порохом и ткнул туда подожженный фитиль…
Одного не узнал Иван Исаевич: упредил врага о вылазке Никита Шишов.
А между тем положение войск Шуйского опять ухудшилось. Чаще и чаще приходилось отводить отряды в полки, стоящие под Тулой, и посылать на усмирение других городов.
К тому же свалилась новая напасть. Брат прислал ему с гонцом из Москвы дурную весть: еще один самозванец собрал в Стародубе войско и вышел в поход на Брянск.
«Возьмет этот Лжедмитрий Брянск, оттуда, глядишь, и к Туле двинется навстречу с Ивашкой. А то… — даже в дрожь бросило царя, — махнет сразу на Москву. Кто защитит столицу?»
Собрал царь совет. Воеводы долго прикидывали, как быть с Болотниковым.
— Обождем еще малость, — сказал князь Иван Шуйский, — да будем на приступ брать Тулу.
— Ждать неможно, — отрезал царь.
— Вели, государь, всем войскам завтра на город идти, — предложил князь Голицын.
— Вдосталь ратников сгублено, а толку? — Царь кинул недовольный взгляд. — Где других наберешь?
— Надобно еще пушек привести да обстрелять город, — сказал Скопин-Шуйский.
— Нет, князь, так Ивашку не выкуришь. Да и пушки скоро не доставишь. То-то… А посему вот мой сказ: вступаем с Болотниковым в переговоры. Коли сдаст Тулу, всем обещаю помилование.
