подверг побережье блокаде. Прекратилась торговля с Занзибаром, Момбасой, Пембой, не говоря уже о далеких заокеанских странах. Начались перебои с товарами, купцы не торопились продавать запасы — приберегали на потом, ждали, пока вырастут цены, и прятали от германских властей, ведь те наверняка конфисковали бы всё для себя и своих войск. Нассору Биашаре, чьи дела понемногу шли в гору, хотя после смерти отца он едва не разорился, выплачивая долги кредиторам, теперь пришлось хуже прежнего. Он накупил товаров для оптовой перепродажи в пределах страны: индийский сахар, пшеница на муку, рис, сорго — все было оплачено и дожидалось отправки. Он рассчитывал одним махом восполнить потери от выплат кредиторам, но блокада спутала его планы.
Последствия блокады ощутили не только деловые люди вроде Нассора Биашары. Многие товары стало сложно достать: рис, чай, кофе (при том что их выращивали здесь же), сахар, соленую рыбу, муку. Шуцтруппе старались сами добывать себе пропитание, а поскольку шла война, вся провизия была к их услугам. Рыбы по-прежнему было в изобилии, урожай кокосов, бананов, маниоки не зависел от действий британского флота или шуцтруппе. Какое-то время люди выменивали еду на вещи: за корзину манго отдавали рубашку, за барана — сверток миткаля. В кои-то веки никто не заботился о деньгах. А если не оставалось вещей, всегда были драгоценности. Они были почти у всех: их давали в приданое, оставляли в наследство. Перекупщики и купцы знали цену золоту и драгоценным камням и охотно их брали. Страх остаться без необходимого на время отступил.
О войне почти ничего не было слышно: все известия поступали только от германских властей. Похоже, случившееся в Танге отбило у британцев охоту высаживаться на побережье, наступило затишье (хотя блокаду так и не сняли), люди приспосабливались, как-то справлялись и даже в общем хаосе ухитрялись платить налоги германским властям. Предпринимательская деятельность и торговля понемногу восстанавливались, хотя дела Нассора Биашары по-прежнему были плохи.
— Ничего из вашей хитрости не вышло, кроме разорения, — сказал ему Халифа.
Купцу не нравился тон, каким порой говорил с ним Халифа — так, словно Нассор по-прежнему новичок в своем деле. И когда Халифа сказал это, Биашара явно попытался сдержать злость. Он впился взглядом в Халифу, поджал губы, отвернулся и медленно ответил:
— При чем тут хитрость? Я всего лишь хотел поправить дела. Откуда мне было знать, что будут война и блокада?
К ссоре с Халифой он был еще не готов.
— Нельзя же вкладывать все деньги в одно дело, — не унимался Халифа, — настоящие купцы так не поступают.
— По-вашему, мне надо было дожидаться разорения? И я не все деньги вложил в это дело. У нас остался склад древесины, — раздраженно ответил Нассор Биашара, глубоко вздохнул и продолжил уже спокойнее: — А если вы так хорошо разбираетесь в коммерции, где же вы были, пока отец мой копил долги? Чем поучать меня, лучше бы сказали об этом ему.
— Он не посвящал меня во все свои сделки, — возразил Халифа. — Я же вам говорил.
— Вы вели его дела, — не сдавался Нассор Биашара. — Надо было всё записывать.
— Вы вините меня за то, что ваш отец скрытничал? — Халифа презрительно улыбнулся.
Нассор Биашара опустил очки на нос со лба, где они находились в продолжение разговора, и вернулся к гроссбуху, в котором выискивал следы отцовских сделок — на случай, если чего-то не заметил в предыдущие проверки. Остаток дня он не разговаривал с Халифой и не встречался с ним глазами. В последующие дни Нассор Биашара отмалчивался: с Халифой обращался вежливо, но без нужды не заговаривал. Делать им было почти нечего. Нассор Биашара все больше времени проводил в своем кабинетике на складе пиломатериалов. Халифа болтал со всеми, кому случалось заглянуть в контору. С Нассором Биашарой он больше не спорил, но однажды тот объявил, что нашел арендатора, который хочет открыть в их конторе продовольственную лавку, дуку.
— Все документы я перенесу на склад, мебель продам. С этого дня вы будете работать на складе, здесь для вас дела нет, а со счетами я и сам справлюсь. И придется урезать вам жалованье. Пока ситуация не наладится, нам всем придется довольствоваться малым.
Нассор Биашара сообщил эту новость суровым тоном, предупреждая вопросы. А договорив, надел шапочку и ушел наверх.
— Он пытается избавиться от тебя, — сказала Аша. — Сволочь неблагодарная, жалкий мозгляк, вор и лицемер, и это после всего, что ты сделал для него и его отца.
Она долго не могла успокоиться, и Халифа с благодарностью слушал ее гневные речи. Он понимал, что у Нассора Биашары не было иного выхода, кроме как урезать ему жалованье, и все равно с удовольствием слушал, как жена чихвостит этого сопляка-таджири. Халифу удивило, что молодой человек, на его памяти всегда такой застенчивый и даже робкий, оказался способен на столь решительный поступок. При мысли об этом Халифа спрятал улыбку. Контору в аренду Нассор сдал, похоже, от неуверенности и тревоги, но ничего страшного, договор всегда можно расторгнуть. Но что Халифе делать на пустующем складе? Он боялся, что Би Аша, пожалуй, права, купец его выживает и скоро перестанет платить жалованье. А может, скоро и Биашара перестанет быть купцом. Кому в такие трудные времена нужен делопроизводитель?
Но купец не избавился от Халифы. Война превратилась в слухи об ожесточенных сражениях в глубине страны, Нассор Биашара вкладывал деньги в пиломатериалы: когда война завершится, всё обязательно будут восстанавливать, отстраивать заново. Ждать, скорее всего, осталось недолго. Купец принял решение, не сказав Халифе, не спросив у него совета, сам вел записи, не дожидаясь, пока это сделает некомпетентный клерк. Халифа тем временем наводил порядок на складе, освобождал место под купленные Биашарой пиломатериалы. И тоже вел записи — на случай, если его обвинят в некомпетентности или даже в чем похуже.
Один из старых деловых партнеров Амура Биашары, Рашид Маулиди, находха [51] торгового судна, простаивающего в порту, обратился к Нассору Биашаре с предложением: Маулиди подумывал возить рис и сахар из Пембы. Купец в общих чертах представлял, что Маулиди входит в подпольную сеть торговцев, которым покровительствовал его отец. Биашара отказался: слишком опасно. Если британцы поймают Маулиди, потопят судно, а капитана, скорее всего, надолго посадят в кутузку. А если германцы узнают, что он контрабандой возит сахар и рис, отберут у него товары, а его самого высекут кибоко. Тогда Рашид Маулиди отправился к Халифе — тот лучше разбирался в предприятиях наподобие того, что задумал капитан, — объяснил свой план, Халифа внимательно выслушал и спросил, согласится ли Маулиди поставить ему товары в кредит. Получится ли это? Маулиди ответил, что в кредит может
