взять товары в своей родной Пембе, но не желает рисковать в одиночку. Если что-то пойдет не так, у него не останется средств все уладить и он потеряет судно. Халифа сказал, что купец еще молод, оттого и боится, его нужно уламывать. И попросил Рашида Маулиди привезти небольшую партию товара в кредит, просто чтобы показать, что задумка его работает, и тогда они еще раз поговорят с купцом. Рашид Маулиди согласился, привез небольшую партию риса и сахара, и, когда товары оказались на складе, Халифа и Маулиди привели туда Нассора Биашару.
— Вы не будете знать, что они здесь, — сказал Халифа. — Вы будете давать мне деньги, я буду за всё платить от своего имени и потом продавать. Дело окупится. С выручки мы будем покупать еще товар. Вы не будете иметь к этому никакого отношения. Прибыль поделим так: четыре части вам, четыре части Рашиду Маулиди, две части мне. Вы не будете ничего об этом знать.
Купец согласился не сразу, но, несмотря на его возражения, все сладилось. До самого конца блокады Рашид Маулиди привозил товары, какие удавалось купить в Пембе, Халифа прятал их на складе, а проверенные купцы приходили туда и покупали необходимое. Не ахти какое богатство, но дела шли, и Халифа нашел себе новое занятие: торговец контрабандой и управляющий складом. С Нассором Биашарой он общался вежливо, порой раздражался, но в целом они не причиняли друг другу беспокойства.
* * *
3 июля 1916-го — с неудачной попытки высадиться в Танге минуло почти два года — британская армия вошла в город. Несколько сотен индийских солдат взяли порт без единого выстрела. В городе еще виднелись следы британских обстрелов, здание порта, таможни, причал были разрушены: германцы взорвали их, отступая. Германские войска направились вглубь страны, к главнокомандующему, тот перегруппировывал силы перед отступлением к югу. Так закончилась война на этой части побережья, хотя в августе еще предстояли сражения за Багамойо и Дар-эс-Салам. Закончилась и блокада, торговля с Момбасой, Пембой и Занзибаром постепенно восстановилась. Стали поступать более подробные известия о боях в глубине страны. Все были уверены, что война вот-вот завершится. Самое позднее — после муссонов; так говорили.
Когда британцы захватили побережье, Афие было тринадцать. Прошло два с лишним года с тех пор, как Ильяс уехал в Дар-эс-Салам, и за все это время он не прислал ни весточки. Баба Халифа передавал ей новости: в глубине страны идут бои, много убитых и раненых — немцев, англичан, южноафриканцев, индийцев, но больше всего африканцев. Аскари из шуцтруппе, королевские африканские стрелки, западноафриканские армии, множество африканцев гибнет, чтобы уладить этот конфликт, развязанный европейцами, говорил Халифа. Маалим Абдалла попросил Хабиба, с которым Ильяс работал на плантации агавы, навести справки. Но выяснил только то, что они и так знали: Ильяса отправили на подготовку в Дар-эс-Салам — правда, оказалось, что готовили его в связисты и отправили в область Линди на юге. Больше Хабибу ничего узнать не удалось, а уточнить было не у кого: немца-управляющего интернировали англичане.
Халифа слышал, что бельгийцы взяли Табору и что бои там были страшные. С тех пор самые ожесточенные сражения разворачивались на юге, как раз в области Линди, там, куда отправили служить Ильяса. Халифа не сказал об этом Афие, но теперь молчание Ильяса казалось ему недобрым знаком. Впрочем, в разговорах с Афией он приуменьшал свою тревогу. «Связисты в боях не участвуют, — говорил он, — у Ильяса наверняка все хорошо. Стоит себе на холме вдали от боя и зеркалами посылает сигналы. Не волнуйся, наверняка мы что-нибудь скоро узнаем».
* * *
Афия из девочки превратилась в киджану, девушку, и стала понимать, почему женщины тяготятся своей замкнутой жизнью. Она уже не захаживала к Халиде так часто, как прежде: Би Аша запретила. Подлая у них семейка, сказала она, а безмозглым подружкам Халиды лишь бы сплетничать да всех осуждать, ни стыда ни совести. При этом Би Аша сама любила посудачить о соседях и с удовольствием расписывала их недостатки. Афия не перечила ей, но подругу по-прежнему навещала, только не говорила Би Аше — и Халиде тоже не говорила, как та отзывается о ней и ее муже, как злословит ее товарок. Если не считать визитов к Халиде и Джамиле, Афия дни напролет сидела дома, а если куда-то шла, куталась в буйбуй [52]. Она все чаще раздражалась и замыкалась в себе, будто боялась, что ее отругают. Теперь ей многое запрещали как неприличное. Ей нельзя было касаться руки мальчика или мужчины даже в знак приветствия. Нельзя заговорить на улице с мальчиком или мужчиной: надо ждать, пока он заговорит первый, а отвечать можно только знакомым. Нельзя улыбаться чужим, нужно всегда ходить, потупив глаза, чтобы случайно не встретиться ни с кем взглядом. Би Аша следила за ее манерами — по крайней мере, старалась, — наставляла Афию, как себя вести, с кем не встречаться, чего не де-лать.
Джамиля, подруга Афии, все еще не вышла замуж, и Би Аша заявила, что сговор, скорее всего, расторгнут. Так обычно бывает, если помолвка чересчур затянулась. Значит, кто-то передумал. Жених Джамили живет в Занзибаре, после свадьбы намеревался перебраться к ней, и Би Ашу это не удивляет. Кому же не хочется уехать из Занзибара? Там ведь одни недуги, грехи и неприятности. Афия пожала плечами: ее охватила досада. Родителей Джамили отсрочка свадьбы ничуть не смущала, они открыто говорили об этом, вели себя как ни в чем не бывало, радушно встречали Афию, когда она заглядывала в гости, рассказывали о своих планах. После свадьбы Джамиля с мужем должны были поселиться на первом этаже в бывшей комнате Ильяса, ее как раз отделывали.
Ходить в гости к Джамиле пока что не возбранялось, но Афия чувствовала, что Би Аша все хуже относится к ее давней подружке.
— Сколько лет Джамиле? Почти девятнадцать. Ей давно пора замуж, пока не распустилась. Ты не знаешь, до чего мужчины хитры и как девицы глупы. Попомни мои слова, маленькая, они еще с ней наплачутся.
Я не маленькая, думала Афия, стараясь не раздражаться. За все время, проведенное с Би Ашой, она не шла наперекор ее воле, а если когда и хитрила, чтобы добиться своего, то лишь в мелочах. До сих пор визиты к Халиде оставались самой большой ее тайной, прочие были ничтожны: то утаит купленный на рынке банан, чтобы съесть вечером, если вдруг проголодается, то припрячет ожерелье из каури, которое Джамиля с Саадой нашли в материной шкатулке и подарили Аше. Бимкубва украшений не одобряла. И если Афия попадалась на обмане, Би Аша улыбалась: она не сердилась по пустякам. Унакува мджанджа ве, говорила она девочке.
