«Господство поляков дошло до такого невыносимого утеснения, что даже над Церквами давали они власть роду жидовскому. Священник казацкий, попросту называемый поп, не мог в своей церкви совершить таинства крещения, венчания и других, если наперед не заплатит жиду за ключи установленной паном платы, и должен был каждый раз от дверей церковных относить их и отдавать жиду. По заслугам претерпела ты беды свои, Польша».
Были ли в этом виноваты евреи? Было ли виновно польское правительство, правившее страной cum imprimatur67*С позволения; по указке.* иезуитов и создавшее условия, в которых евреи, чтобы жить, вынуждены были эксплуатировать народ? Ведь и этих еврейских приказчиков и управителей
«прижимали к стене посредством их собственных интересов, а при ослушании ввергали обратно в то небытие, из которого их извлекли»...
Суть была в том, что в Степь вместо «вольной волюшки» шел закон. Взял – верни: это было ново и непонятно для козаков, людей, экономика которых была построена на взятии без отдачи, и в массе живших еще в условиях коллективной собственности. Козак, готовый поделиться с товарищем последней рубашкой, но зато и спокойно берущий у этого товарища по нужде сколько нужно «цехинов» и вовсе не помнящий этого долга, – козак этот столкнулся с совершенно иным менталитетом, когда «берут и дают числом и мерой», ведут учетные книги...
Ключевым понятием, яблоком раздора стал ссудный процент – необходимость возвращать сумму, большую занятой и возраставшую со временем. Для членов племени Давидова, ставших культуртрегерами в этом регионе, ссудный процент был неизбежной очевидностью, на которой они строили все свои планы. Они отыскивали лишь беспроигрышную технологию – как взыскать долги с человека, который не только не желает платить долги, но и не помнит про их существование. Отсюда – заклад оружия в шинках, отсюда – ключи от православных храмов в карманах лапсердаков... А для козаков эти технологии были совершенно непонятными дьявольскими заведениями, капканами, поставленными на верных христиан...
Поэтому, как бы мы ни относились к приведенным «Думам», дела это не меняет. «Думы» верно отражают настроения малороссийского козачества тех времен.
...Поднялась вся нация, ибо переполнилось терпение народа, – поднялась отмстить за посмеянье прав своих, за позорное унижение своих нравов, за оскорбление веры предков и святого обычая, за посрамление церквей, за бесчинства чужеземных панов, за угнетенье, за унию, за позорное владычество жидовства на христианской земле – за все, что копило и сугубило с давних времен суровую ненависть козаков. ... Не уважали козаки чернобровых панянок, белогрудых, светлоликих девиц; у самых алтарей не могли спастись они: зажигал их Тарас вместе с алтарями. Не одни белоснежные руки подымались из огнистого пламени к небесам, сопровождаемые жалкими криками, от которых подвигнулась бы самая сырая земля и степовая трава поникла бы от жалости долу. Но не внимали ничему жестокие козаки и, поднимая копьями с улиц младенцев их, кидали к ним же в пламя...
Н.В. Гоголь. Тарас Бульба
Барская конфедерация решила военной силой покончить с происками на территории Ржечи Посполитой последователей евангелического, но, главным образом, греко-российского вероисповеданий. На Украину были посланы войска во главе с региментарем68*Полковник.* Воронжичем, под покровительством которых ксендзы насильно обращали приход за приходом в «унию», преследуя и истязая священников, державшихся православия. Так, игумен Матронинского монастыря Мельхиседек Значко-Яворский, получивший в Варшаве от короля «привилей», обеспечивавший свободу православной церкви в Украине, был, по настоянию официала униатской митрополии Мокрицкого, посажен в Дерманский монастырь, откуда, впрочем, сумел бежать в Переяславль. Помогавший Мельхиседеку скрываться козачий сотник Харько Жаботинский был, без суда и следствия, обезглавлен по приказу Воронжича; там же, под Ольшаной, Воронжич распорядился, согнав народ на зрелище, заживо сжечь Данилу Кушнера, ктитора церкви местечка Мглеева, спрятавшего, с ведома прихожан, от униатов дароносицу...
Единственной надеждой гонимого православия была Святая Русь. Но она молчала... Молчала ли? Запорожец Максим Залезняк объявил народу, собравшемуся в Переяславле на богомолье, что своими глазами видел Указ русской императрицы Екатерины II, писанный золотыми буквами, где она призывала встать за истинную веру, поруганную, гонимую и истребляемую на Украине вождями барской конфедерации. Козаки поверили Залезняку и разбили лагерь близ Матронинского монастыря, около Черкасс, в лесном урочище Холодный Яр; иноки освятили их оружие.
Мятежные гайдамаки выбили Воронжича из местечка Жаботин, убили его губернатора, поляка Степовского; новый сотник жаботинских козаков Мартын Белуга перешел на сторону Залезняка с своей дружиной. В местечке началась резня. Другой предводитель гайдамаков, Неживий, сжег Каневский замок вместе с запершимися в нем поляками. Он выстраивал евреев рядами, как живые мишени, и приказывал их расстреливать, оставляя, впрочем, в живых тех из них, кто соглашался креститься в православие. Рассказывали об одной еврейской девушке, уверившей хотевшего ее изнасиловать козака, что она умеет заговаривать пули. Козак заинтересовался, и девушка, пошептав что-то, предложила ему выстрелить в нее и убедиться, что пуля не причинит ей вреда. Козак выстрелил – девушка упала мертвой; единственной целью этой трагической магии было – не достаться живой врагу.
Известны имена предводителей других отрядов гайдамаков – Швачка, Журба, Бондаренко, Москаль... Движение охватило Киевщину, Брацлавщину, Подолию, Волынь, Белорусское Полесье, Прикарпатье и Закарпатье. Грабежам и погромам подверглись городки Паволоч, Чернобыль, Гранов, Летичев, Хвастов, окрестности Мозыря и Овруча. Гайдамаки везде находили и пропитание, и пристанище, и помощь у жителей православной веры.
Горит Смела; Смелянщина
Кровью подплывает.
Полыхают разом Канев,
Чигирин, Черкассы... –
писал об этом восстании Т. Г. Шевченко («Гайдамаки»).
Католики, униаты и иудеи бежали из края, причем большинство направлялось в Умань, городок пана Потоцкого, в котором надеялись найти надежное убежище. Губернатор Умани Младанович разместил народ, искавший защиты от гайдамаков, под городом, в Грековом лесу, и привел в боевую готовность двухтысячный гарнизон городка, в том числе шестьсот надворных козаков под командой полковника Обуха. Несколько казачьих сотен под началом сотников Гонты, Яремы и других, были высланы для разведки сил гайдамаков. Гонта свиделся с Залезняком, и тот показал ему «золотую грамоту императрицы Екатерины». Гонта и все остальные козаки знали, что на территории Польши против барской конфедерации действовали русские войска, защищавшие интересы православия. Гайдамаки рассматривали их как своих освободителей, помогали им и сами просили у них помощи. Грамота такая в этих условиях была вполне возможна. Поэтому не удивительно, что Гонта вместе со всеми козаками пристал к гайдамакам. Все вместе двинулись на Умань.
Подойдя 18 июня 1768 года к Умани, гайдамаки первым делом вырезали табор католиков, униатов и иудеев – до восьми тысяч душ – скопившихся в Грековом лесу. Затем город был лишен притока воды, и пересидеть осаду гайдамаков стало невозможно.
Обороной командовал талантливый инженер Шафранский, сумевший вооружить мужчин-евреев, беженцев, искавших спасения в городе. Они мужественно сражались и погибали с оружием в руках. Тем временем покинула город и еще одна группа «защитников» – немецкие кавалеристы. Из Пруссии прибыли в Умань «для ремонта», то есть для покупки лошадей, немецкие офицеры и солдаты. Расквартированные в городе, они отказались защищать жителей и тайком улизнули сквозь пролом в стене, не обращая внимания на просьбы губернатора поддержать оборону города.
На третьи сутки осады окончились у горожан пушечные заряды. И атакующие ворвались в город, вместивший всех беженцев с огромной территории Волыни и Подолии, Началась расправа. [В уманской резне, по свидетельству великого украинского поэта Тараса Шевченко:
«Не отвел мольбою гибель
И ребенок малый,
Ни калека и ни старый
Живы не остались».
Поэма «Гайдаки»]
Младанович вступил в переговоры, послав Залезняку и Гонте бричку, груженую тюками дорогой материи. Подарки были приняты, и на другой день утром оба гайдамацких предводителя встретились у городских ворот, перед мостом, перекинутым через ров, с губернатором и его польской свитой. Гонта объявил Младановичу, что идет против ляхов, католиков и униатов по указу императрицы Екатерины.