— Ты дала ему лекарство, а не яд!
Локуста оправдывалась:
— Порция была слишком мала, я не хотела, чтобы преступление сразу стало явным.
Нерон отвечал на это с издевкой:
— Разумеется, разумеется, мне следует побаиваться закона!
Он приказал при нем же изготовить более сильный яд, который дали ягненку, и тот, промучившись часов пять, околел. Другой отвар, покрепче, испытали на поросенке, и тот сразу издох.
Такие слухи позже ходили о сговоре императора с отравительницей. Как на самом деле готовилось убийство, не знал почти никто и знать не мог. Зато многие стали свидетелями того, что произошло в начале февраля в большом обеденном зале императорского дворца.
Так повелось, что вся императорская семья разом приступала к трапезе. Британник, как подросток, ел за отдельным столом вместе со своими друзьями по играм. Их осталось совсем немного, но Тит, сын Веспасиана, продолжал бывать во дворце. Блюда, подаваемые Британнику, сначала пробовал специальный praegustator. Во время обеда ему прямо из кухни принесли какое-то кушанье; praegustator снял пробу и подал блюдо мальчику, но оно было слишком горячее, тот не пожелал его есть. Тотчас же туда влили кружку холодной воды. Британник, едва прикоснувшись к еде, через короткое мгновение, парализованный, упал на ложе. Тит, лежавший рядом с ним, уже подносил ко рту кушанье из той же самой миски, из которой минуту назад зачерпнул его товарищ, но стоило ему взглянуть на соседа, как он уже не мог проглотить ни капли. Британник не в состоянии был издать ни звука, он явно начал задыхаться. Некоторые сотрапезники повскакивали с мест. Другие сидели не шевелясь. Все взоры обратились к Нерону. Тот лежал, небрежно опершись на ложе, словно бы ничего не произошло. Он спокойно заявил:
— Это из-за падучей. Он страдает ею с раннего детства. Сейчас придет в себя.
Агриппина и Октавия, родная сестра Британника, обе сохраняли невозмутимое спокойствие. Но в их глазах отражался смертельный ужас. Юношу вынесли из зала. Снова зазвучали веселые застольные беседы.
Тело Британника сожгли в ту же ночь. Скромные похороны состоялись на следующий день под проливным дождем. Прах захоронили в Мавзолее на Марсовом поле, которое Август возвел для членов своего рода.
Одновременно появилось обращение Нерона к римским жителям. Спешное погребение в нем оправдывалось тем, что, когда умирают лица юного возраста, к этому обязывает обычай предков. Ибо что значат в такой горестной печали пышность обрядов и шумные речи? После потери любимого брата император возлагает все надежды на отечество, только в нем находит свое утешение. Он верит, что сенат и народ проявят теперь еще более горячую привязанность к его персоне, потому что он последний представитель великого рода.
Подлинным автором обращения был, вероятно, Сенека. Возможно также, что он знал о готовящемся умерщвлении Британника. Бурру были подчинены стражники, а следовательно, и офицер, надзиравший за Локустой. Впрочем, оба — и Сенека и Бурр — со страхом наблюдали, как Агриппина стремится использовать Британника против Нерона, так как их собственное возвышение было связано только с императором. Во всяком случае, советники Нерона не осудили его поступка и не покинули дворец. Наоборот, они развернули еще более энергичную деятельность в общегосударственных делах. Они считали: то, что произошло, было всего лишь политической необходимостью.
Впрочем, точно так же отнеслось к случившемуся и большинство жителей столицы. Все скорбели по поводу злосчастной судьбы Британника, но все единодушно признавали, что государство не может иметь двух властителей. Стародавняя легенда гласила: когда закладывали Рим, Ромул убил своего брата Рема. Эта легенда в понимании римлян символизировала жестокую правду: там, где речь идет о единстве и благе страны, должны отойти на задний план все родственные чувства и обычные моральные принципы. Амбиции подрастающего Британника должны были бы рано или поздно привести к конфликту, а возможно, даже к гражданской войне. Конечно, Британник был законным наследником престола, однако мог ли он оказаться лучшим, более разумным и мягким властителем, чем Нерон?
Постепенно смолкли мрачные отголоски смерти Британника. В городе вспоминали об этом все реже и спокойнее. Другое занимало теперь мысли жителей столицы. Дело вроде прозаическое, по существу же захватившее тогда всех. Нерон и его советники проявили большой политический талант, сумев отвлечь таким образом всеобщее внимание от недавней драмы. Они выдвинули проект изменений в законе о наследовании и в самой процедуре составления завещания. Проект сразу стал предметом страстных споров, снискав новому правительству множество сторонников.
Не было римского гражданина, которого бы этот вопрос не волновал. Каждый мечтал о получении наследства — ибо каким еще другим путем можно быстро обогатиться? — каждый заботился также о том, чтобы все у него обстояло в порядке и с собственным завещанием. В этом деле римляне уже издавна были крайне скрупулезны. Они придавали огромное значение изъявлению последней воли согласно требованиям права. Из-за нередкой в состоятельных семьях бездетности проблема с наследованием имущества усложнялась. А составление завещания оправдывало себя и потому, что уже одними посулами наследства можно было завоевать себе множество до гроба преданных друзей. Кто ловко пускал в ход такие посулы и умело менял завещания, пробуждая все новые надежды, тот прибавлял себе и значения, и богатства. Ибо какой бы человек не разделил интересы друга, зная, что после его смерти получит часть старательно сколоченного добра?
Будущие наследники в свою очередь сами оказывались в почете у других охотников за наследством. Все общество было оплетено тонкой сетью связанных с завещаниями надежд, иллюзий, афер и даже преступлений. Так как нередко бумаги фальсифицировались, смерть «благодетеля-завещателя» столь же часто ускорялась.
Петроний не отказал себе в удовольствии высмеять и эту сторону римской жизни. Герои его сатирического повествования выслушали во время пира у Трималхиона такую вот речь хозяина: «Друзья… рабы тоже люди: одним с нами молоком вскормлены, и не виноваты они, что рок их обездолил. Однако по моей милости скоро все напьются вольной воды. Я их всех в завещании своем отпускаю на свободу. Филаргиру, кроме того, отдаю его сожительницу и поместьице. Кариону — домик, двадесятину и кровать с постелью. Фортунату же делаю главной наследницей и поручаю ее всем друзьям моим. Все это я сейчас объявляю для того, чтобы челядь меня уже теперь любила так же, как будет любить, когда я умру»[29].
Все принялись благодарить хозяина за его благодеяния; он же, оставив шутку, велел принести экземпляр завещания и среди воплей разочарованных домочадцев прочел его от начала до конца.
Герои Петрония позже оказались в подлинной республике охотников за наследством. Это произошло при драматических обстоятельствах. При шторме на море их корабль затонул; друзья чудом спаслись. Направляясь в глубь континента, они издалека заметили какой-то город. Повстречавшийся им крестьянин объяснил, что это Кротон, древний град, некогда один из первых в Италии. Потерпевшие кораблекрушение стали с нетерпением выспрашивать его, что за люди там живут и чем они занимаются. Крестьянин им ответил на это:
«Дорогие мои, если вы купцы, то смените профессию и попытайтесь здесь заработать на жизнь по-иному. Если же вы — люди смекалистые, то перед вами прямой путь к обогащению. В этом городе наука не процветает, а порядочность и благородство нравов не в чести. Знайте же, что все, кого вы здесь ни встретите, делятся на две категории: это либо дичь, либо охотники. Детьми здесь никто не обзаводится, ведь тот, кто имеет своих наследников, того не приглашают ни на пиршество, ни на зрелище, никакие услады его не ждут. Отверженный, он теряется в толпе. Зато те, которые ни разу не связали себя брачными узами и не имеют близких родственников, достигают самых высоких вершин. Вступите же в город, который напоминает поле во время чумы: куда ни взглянешь, всюду растерзанные трупы, а над ними вороны, терзающие их»[30].
Один из потерпевших кораблекрушение, Эвмольп, тотчас почуял выгоду. Он сказал:
— Мне по душе такой вид заработка! Почему бы нам не разыграть комедию? Приобретем состояние!
Они сочинили сказочку и вызубрили ее наизусть: Эвмольп потерял сына, юношу немалых способностей, подававшего большие надежды. Несчастный старец покинул родной город, ибо не мок сдержать слез, ежедневно созерцая друзей сына и его могилу. Однако корабль, на котором он плыл, затонул, двадцать миллионов наличными оказались на дне. Но не это огорчает старика, а отсутствие необходимого количества слуг, отчего ущемлено его собственное достоинство. Из нескольких десятков слуг, находившихся с ним на борту, уцелело несколько, всего лишь эта жалкая горстка! А ведь в Африке у него на тридцать миллионов земель и ссуд, рабов же такое количество, что он мог бы завоевать с ними Карфаген!
