каких бы то ни было угроз общественной безопасности в любой форме, включая сокрытие сведений о подобных угрозах. Это понятно?
Узник снова кивнул, но без прежней уверенности, в его глазах читалась крайняя обеспокоенность по поводу собственного будущего.
— Замечательно. Итак, вот мой первый вопрос, синьор Дзандоменеги. Вы знаете человека, который называет себя Джакомо Казановой?
— Жизнью клянусь, я не знаю его, — в отчаянии заявил несчастный.
— Так, — разочарованно протянул инквизитор. — Значит, вы наш враг, синьор Дзандоменеги?
— Н… Нет, конечно нет, — забормотал тот.
— Тогда почему вы лжете?
Дзаго тем временем наточил огромный нож и с кровожадным видом приблизился к узнику. На широком лезвии плясали отблески пламени от факела, освещавшего камеру.
— Прошу вас, прошу вас, — в отчаянии причитал Дзандоменеги. — Конечно, я слышал о нем…
— Так, это уже больше похоже на правду!
— …Но я не знаком с ним лично.
Дзаго уже поднес нож к груди арестованного, но Гардзони придержал его руку.
— Конечно, синьор Дзандоменеги, понимаю, никто и не подозревает, будто вы водите подобные знакомства. Однако надежные источники утверждают, что вы недавно видели его на площади Сан-Моизе. Или я ошибаюсь?
— Я… я…
— Вы? — подбодрил его инквизитор.
— Я-я… — продолжал бормотать Дзандоменеги.
— Вы — что? Да говорите уже, черт бы вас побрал! — терпение Гардзони было на исходе.
— Я… я не помню…
— Чего вы не помните? Вы издеваетесь надо мной, синьор Дзандоменеги? Думаете, можете сочинять все, что вам вздумается? Хотите обвести меня вокруг пальца?
Узник не отвечал. Дзаго не стал терять времени и легким движением разрезал рубашку на груди арестованного: нож был таким острым, что он всего лишь слегка коснулся ткани, и она тут же разошлась, обнажая худощавую грудь Дзандоменеги. Тогда помощник инквизитора провел лезвием по коже — брызнула кровь, узник вскрикнул от боли.
— Ну-ну, — успокоил его Гардзони. — Всего этого можно избежать, если вы проявите готовность к сотрудничеству. Вы хорошо знаете, как велика моя власть. Думаете, мы не решимся перерезать вам горло и скинуть труп в любой из венецианских каналов? Не будьте глупцом, друг мой, расскажите все, что знаете! И поверьте, в этом случае мы вас отблагодарим.
От ужаса у Дзандоменеги застучали зубы, казалось, он уже видит себя на пороге преисподней. Гардзони решил, что упускать такой удачный момент нельзя.
— Смелее, друг мой, мы уже знаем, что вы рассказали мяснику Кандиану, как на днях видели Казанову на площади Сан-Моизе. Так зачем же устраивать кровопролитие? Или хотите, чтобы синьор Дзаго продолжил и перерезал вам горло?
W Н… нет, не надо, пожалуйста, — всхлипывая, взмолился Дзандоменеги. — Я все расскажу…
— Прекрасно, я вас внимательно слушаю, — ответил инквизитор, делая Дзаго знак отойти. — Говорите, мой дорогой друг.
— Два дня назад, утром, на площади Сан-Моизе, я видел, как один мужчина ударил Казанову по лицу перчаткой.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно, ваше сиятельство, — слабым голосом уверил инквизитора узник.
— Замечательно. Вы считаете, что это был вызов на дуэль?
— Так мне показалось.
— А вы знаете, что дуэли строго запрещены законодательством Венецианской республики?
— Д… да, ваше сиятельство.
— Почему же тогда вы не рассказали о произошедшем главе района или хотя бы не бросили анонимное заявление в «Львиную пасть»?
— П… потому что я боялся, ваша светлость, а еще потому что… — Дзандоменеги замялся на мгновение, — я писать не умею.
— Ну да, конечно, — вздохнул инквизитор. — Но видите, сколько всего вы на самом деле знаете? Хоть и не обучены грамоте.
Дзандоменеги нерешительно кивнул.
— Продолжим. Известно ли вам имя человека, с которым синьор Джакомо Казанова разговаривал на площади Сан-Моизе?
— Д… думаю, да.
— Будете так любезны сообщить его нам?
Дзандоменеги было замялся, но как только заметил, что в глазах помощника инквизитора снова блеснул злорадный огонек, а губы изогнулись в жестокой усмешке, сразу же продолжил свое признание.
— Его зовут Альвизе Дзагури, — сказал узник. — Он купец, торгует дубленой кожей.
— В самом деле?
— Да-да, именно так! — подтвердил несчастный уже более уверенным тоном.
— И где живет этот купец?
— В… Сан-Поло.
— Можете быть точнее?
— За палаццо Корнера, на калле Лapra, дом четыре.
— Прекрасно, мой добрый друг, просто замечательно. Вот видите, надо было просто сказал» правду Как вы думаете, что мы сделаем теперь?
— В… вы убьете меня, — выдавил Дзандоменеги, сглотнув комок в горле.
Пьетро Гардзони посмотрел на него с делаиым изумлением и разразился хохотом.
— Убить вас? — воскликнул он. — С чего бы это, дорогой друг? Думаете, я не умею быть благодарным?
— Нет, что вы, ваше сиятельство, — пролепетал несчастный.
— Конечно нет, синьор Дзандоменеги. Мы же не дикари какие-нибудь.
Инквизитор знаком приказал Дзаго развязать узника. Верный помощник разрезал веревки, освобождая Дзандоменеги, который удивленно смотрел на своих мучителей.
— Но это еще не все, друг мой, — продолжил Гардзони, доставая из кармана бархатный мешочек, который затем протянул пленнику.
Дзандоменеги нерешительно взял его, внутри звякнули монеты.
— Примите мои искренние извинения и благодарность за вклад в дело поимки опасного государственного преступника, — подытожил инквизитор.
— Что… В самом деле, ваше сиятельство? — узник никак не мог поверить своему счастью.
— Конечно, дорогой Дзандоменеги. Я был бы рад еще что-нибудь сделать для вас, например, подарить вам новую рубашку, но увы, мне надо спешить, государственные дела не ждут.
— Вы шутите?
— Вовсе нет. Дзаго проводит вас к выходу. А я прощаюсь с вами, точнее, говорю «до свидания», потому что надеюсь, что в будущем вы еще навестите меня, возможно, с новыми вестями о проходимце Казанове.
— Конечно, ваше сиятельство, — заверил его Дзандоменеги. — Благодарю вас за вашу щедрость.
— Что вы, не стоит. До скорой встречи, — Гардзони кивнул Дзаго, приказывая отправить восвояси очередного глупца, только что пополнившего армию его шпионов.
Верный помощник проворно подхватил все еще растерянного Дзандоменеги и с большим сожалением повел его к выходу из тюрьмы Дворца дожей.
Зал театра Сан-Лука был заполнен до отказа. Вот уже два года как всем здесь руководил знаменитый Карло Гольдони, которого владельцы театра — семья Вендрамин из Санта-Фоски — сумели нанять, обойдя многочисленных конкурентов. С тех пор прославленный драматург ставил на сцене Сан-Луки свои неповторимые комедии, и любая из них неизменно собирала полный зал восторженной публики.
Женщины и мужчины, знать и слуги, бедняки и мещане, привратники, воры, уличные девки — кого только не было в пестрой толпе венецианцев, постепенно занимавшей свои места в партере и на четырех ярусах балконов.
В последние несколько лет Гольдони пытался отойти от жанра комедии и писал более вдумчивые, не лишенные трагизма произведения, как, например, пьеса «Торквато Тассо», поставленная в тот год во время
