Как ты тут? — с трудом спросил Кунгуров.
Татьяна неопределенно приподняла хрупкие плечи.
Суетливо сдернув со спины вещмешок, Андрей принялся
развязывать тугой узел.
Вкладывая в безвольную руку Татьяны расписанный длиннохвостыми золотыми рыбками шелковый платок, он пробормотал:
— Китайский… В Мукдене купил…
Пальцы Татьяны не шелохнулись.
— Возьми, — жалобно, с горечью в голосе, проговорил Андрей.
— Спасибо, — сорвалось с ее губ.
Помявшись, он вопросительно поднял глаза:
— Пойду я… Ёлкин, на базаре дожидается…
Татьяна промолчала.
Андрей тряхнул головой, повернулся неловко, пошел к двери.
— Случится быть в городе, заходи, — глядя в ссутулившуюся спину Кунгурова, сказала Татьяна.
Он замер, обернулся к ней:
— Хорошо…
Трясясь на телеге по пыльной, избитой колесами дороге, Андрей не слышал говорка Терентия Ёлкина. Он вспоминал последние слова Татьяны, мысленно повторял их раз за разом, молчал и улыбался сам не зная чему.
11
Сотниковский пристав Платон Архипович Збитнев шел по главной улице села. Завидев телегу, он свел брови и всмотрелся в седоков. В одном из них он без труда узнал Ёлкина, а вот второго, в солдатской шинели, признать не смог, как ни вглядывался.
Поравнявшись с приставом, Ёлкин соскочил на землю, сдернул шапку:
— Доброго здоровьица, ваше высокоблагородие, — с поклоном проговорил он.
Збитнев наконец узнал Кунгурова, но продолжал делать вид, что солдат ему незнаком.
— Кого это ты привез? — с ноткой суровости спросил Збитнев.
Ёлкин торопливо заулыбался:
— Ероя! Энто же Андрюха Кунгуров! С войны вернувшийся! При двух Георгиевских крестах!
Збитнев благосклонно улыбнулся в пышные рыжеватые усы. Слегка пожурил:
— Героям тоже полагается уважение начальству оказывать.
Продолжая сидеть на телеге, Андрей сбил папаху на затылок,
посмотрел прямо в глаза приставу.
— Извиняйте, — нехотя выдавил он, — чего-то ноет, не могу приветствовать, как полагается.
Стараясь держать себя в руках, Платон Архипович подкрутил вверх кончик уса.
— Ну, вот видишь, братец, героем вернулся…
— Вам спасибо, — пряча взгляд, буркнул Андрей.
Пристав укоризненно покачал головой:
— Все обиду держишь…
— Служба у вас такая, — хмыкнул Кунгуров.
— Ты, братец, случаем, не контуженный? — с деланным участием полюбопытствовал Платон Архипович, подойдя ближе.
— Бог миловал.
— Дерзок стал, братец Кунгуров, — неторопливо, будто взвешивая каждое слово, проговорил Збитнев.
— Жизнь научила.
Плотный стриженый затылок станового пристава побагровел:
— Так так… Стало быть, заразы революционной нахватался по дороге…
Кунгуров кольнул его недобрым взглядом. Словно не замечая этого, Платон Архипович произнес с дружеской интонацией в голосе:
— Вылечим… Мы ее крапивой-с, крапивой-с… Народное средство… Как рукой всякую хворь снимает… Правда, Терентий?
Ёлкин затряс жидкой бороденкой:
— Устамши Андрюха, с дороги… Такую путю длинную проделал, как тут не устать? Вы уж не серчайте, ваше высокоблагородие, на речи евонные.
— Я и не серчаю, — ответил Збитнев. — Отдохнет, одумается, за хозяйство возьмется, не до дерзостей будет. Старички наши не очень поважают смутьянов.
Пристав поправил фуражку, расправил широкую грудь и двинулся вверх по улице, туда, где виднелась крытая выкрашенным в зеленый цвет железом четырехскатная крыша его большого дома, смотрящего широкими окнами на раскинувшееся вдоль реки село.
Боязливо покосившись на удаляющегося станового, Терентий виновато сказал:
— Ты, Андрюха, энто… тово…
Кунгуров прервал:
— Поехали.
Ёлкин бочком запрыгнул на телегу, хлестнул лошадь вожжей, прикрикнул фальцетом:
— Но! Холера!
Проснувшись ранним утром, Андрей долго лежал на спине, глядя в потолок и слушая, как мать, шаркая ногами, копошится возле печи, шикает на младших, чтобы они не подняли старшего сына раньше времени.
Сидя за столом, он неторопливо ел блины; улыбался братишкам, не спускавшим глаз с Георгиевских крестов; отмалчивался, когда приставали с просьбами рассказать, как он бил японцев; смурнел, видя постаревшую, обрюзгшую мать.
Потом Андрей долго курил у окна.
— Зыковы где? — не оборачиваясь, спросил он.
Рябое лицо матери исказила плаксивая гримаса. Она закусила кончик платка, тонко заголосила:
— Андрюшенька, сыночек, не связывайся ты с имя, родителя твово все едино не вернешь! Ну их! Обо мне, о младшеньких подумай! Как жить-то будем, ежели с тобой че случится? И так все хозяйство из-за Зыковых прахом пошло! Пожалей ты нас, Христа ради!
— Здесь они, что ль? — все так же глядя в мутное стекло, обронил Андрей.
— Супостатов-то и нету. Токмо Степка при Маркел Ипатиче остался. Так он что, он же тихий, муху не забидет. Хозяйством занимается, жениться вроде собрался на Феньке кабатчиковой. Не трожь ты его, Христом Богом молю!
— Не трону, — буркнул Андрей, накинул на плечи шинель и вышел из избы.
У ворот Зыковых лохматый заспанный работник в легком кожушке лениво обтесывал новую доску для забора.
— Здорово? — подойдя к нему, проговорил Кунгуров.
— Ух, ты! — шмыгнул носом работник. — Вернулся. Здорово, Андрей Васильич? К хозяину, че ль? Дык он баню пошедши топить. Можа, ишшо догонишь.
— Степка где?
— Энтот тута. В анбаре. Позвать?
— Сам зайду,
— Ну-ну, — кивнул работник, исподтишка вглядываясь в хмурое лицо Кунгурова.
Толкнув тяжелые ворота амбара, Андрей остановился.
Из полумрака показалась невысокая фигура Степки Зыкова. Он не мог понять, кто стоит в проеме, и встревоженно спросил:
— Ты что ль, Кондратий?
Андрей, не отвечая, затворил за собой ворота, шагнул навстречу. Степка, еще не понимая, кто перед ним, невольно отступил.
— Здорово, — наконец глухо произнес Кунгуров.
Узнав этот голос, Степка съежился, страх захолонул сердце, метнулся в ноги, приморозил их к земляному полу.
— Чего молчишь? Здороваются с тобой, — приблизившись вплотную, сквозь зубы сказал Андрей.
Степка беззвучно открыл рот и тут же с исказившимся от боли лицом отлетел к стене. Андрей рывком, от которого затрещала рубаха на груди Степки, поднял его на ноги и ударил еще раз, уже в лицо. Тот взвизгнул, метнулся к воротам, но, сбитый Андреем, покатился по земле. На четвереньках, быстро перебирая руками и ногами, пополз к выходу. Кунгуров поймал его за ворот и с силой потянул на себя.
— Пусти! — полузадушенно прохрипел Степка, не делая попытки вырваться.
— Где Лешка?
— Уехали они.
— Куда?
— Откель же мне знать?
Андрей накрутил воротник рубахи на кулак, ткань врезалась в Степкино горло, и тот, придушенно закатив глаза, потянулся скрюченными пальцами к шее, но на мгновение потерял сознание и обмякнул. В голове зазвенело, перед глазами поплыли красные круги, расплывающиеся в бесформенные пятна.
— Врешь! — услышал он над собой. — Где Лешка?
Жадно и судорожно хватанув воздух посиневшими губами,
Степка просипел:
— В Томске… Лавка у них на базаре…
Отпустив его, Кунгуров пошел к воротам.
—
