И идти не одному, а с гласными. Добиваться немедленного освобождения без всяких условий!
Когда депутация отбыла, встревоженные родители кинулись к Высичу с расспросами. Напряжение немного спало, но тут кто-то опять выкрикнул:
— Сколько можно ждать! Больше чем уверен, они ничего не добьются! Нужно всем идти к губернатору!
— И в случае отказа ударить в набат! — поддержал Вольфсон. — Призвать всех к оружию и спешить на выручку осажденным!
— Правильно!
— Все к дому губернатора!
— Пусть попробует отказать!
Толпа выплеснулась на улицу и двинулась к резиденции Азанчеева-Азанчевского. События в Народном доме взбудоражили весь город, и когда толпа оказалась под окнами губернаторского дома, она уже насчитывала почти тысячу человек.
3
Азанчеев-Азанчевский держался непреклонно:
— Я уже сказал вам, уважаемый Алексей Иванович, что мое решение окончательно.
— Но ваше превосходительство, — воскликнул Макушин. — Подумайте о последствиях!
Губернатор упрямо повторил:
— Я бы попросил не устраивать истерики. В Народном доме собрались антиправительственные элементы, и они должны быть арестованы.
Вмешался кто-то из гласных:
— Жители города опасно возбуждены, ваше превосходительство. Они готовы на все, может пролиться кровь.
— Тем хуже для зачинщиков!
— Если произойдут беспорядки, ваше превосходительство, ответственность падет на губернскую администрацию.
— Не беспокойтесь. Я сумею отчитаться перед Министерством внутренних дел. — Губернатор встал. — Господа! Не смею вас больше задерживать.
Переглянувшись, члены депутации потянулись было к выходу, но в кабинет торопливо вошел младший чиновник по особым поручениям и шепнул что-то на ухо губернатору.
— Господа, — поднял руку Азанчеев-Азанчевский, — прошу вас, подождите несколько минут.
И шагнул в дверь, ведущую в соседнюю комнату.
Увидев губернатора, с дивана вскочил жандармский агент.
— Ну, что там у вас? Докладывайте. Но покороче.
Агент вытянулся:
— Ваше превосходительство, под окнами вашего особняка собралась толпа. Собравшиеся грозят разнести все, если осада Народного дома не будет снята.
Губернатор помолчал. Наконец выговорил почти спокойно:
— Можете идти.
И, оставшись один, неторопливо и устало подошел к окну. Медленно приподнял тяжелую штору.
Да, толпа…
Вернувшись в кабинет, ни на кого не глядя, он приказал чиновнику по особым поручениям:
— Снимите казаков и солдат.
…Городского голову, появившегося на крыльце губернаторского дома, толпа встретила напряженным, даже враждебным молчанием.
— Господа! — взмахнул рукой Макушин. — Губернатор распорядился снять осаду.
Над толпой сразу пронесся восторженный гул:
— Победа!
— Ура!
— Качать Алексея Ивановича!
Макушин протестующе выставил перед собой ладони:
— Не стоит, господа! И вообще, довольно шуметь. Расходитесь, прошу вас.
Но кто-то уже бросил клич двигаться к Народному дому, и толпа шумно покатилась по улице.
Высич шел в толпе.
Солдат и казаков у Народного дома уже не было. Из здания выходили осажденные. Повсюду слышались радостные голоса, смех.
Среди студентов, остановившихся на перекрестке, Высич заметил Ментора. Подошел, тронул его за плечо. Тот обернулся:
— А, это вы, товарищ Никанор! Видели, как бежали сатрапы? Думали удушить революцию, не тут-то было! — Ментор торжествующе обернулся к сокурсникам: — Да здравствует революция!
Студенты подхватили:
— Долой самодержавие!
— Долой тиранов!
— Да здравствует Учредительное собрание!
Высич улыбнулся, спросил негромко:
— Путника не встречали?
— Товарища из Новониколаевска? — уточнил Ментор и кивнул. — Я видел его. Он просил передать, что будет ожидать вас у Веры.
— Спасибо.
…Обеспокоенная долгим отсутствием постояльца, Вера чутко вслушивалась в каждый звук, сама удивляясь, что это она так странно волнуется за крепкого, явно умеющего постоять за себя мужчину? Услышав шаги, радостно бросилась навстречу:
— Вы? — чуть разочарованно проговорила она.
— А что, Путник еще не вернулся? — спросил Высич, удивленно подняв брови.
— Еще нет… Я слышала, у Народного дома волнения…
Высич, уловив в голосе девушки тревогу, успокоительно
заметил:
— Ничего страшного. Все там утряслось. — И спросил: — Чайком угостите?
Наливая чай, Вера задумалась, и Высичу пришлось окликнуть ее:
— Боюсь, вы ошпарите руку.
Вера, ойкнув, поспешно закрыла кран самовара.
— Задержался где-то…
Высич молча кивнул. Он вдруг понял, девушке не до разговоров, и не стал ей мешать. Сидели, пили чай молча.
Приближающиеся шаги услышали одновременно. Высич сам открыл дверь. Обрадовался, увидев Петра:
— Где пропадаешь?
— Гимназистов разводил, по домам, — весело оправдывался Петр. — Страшновато было одних отпускать.
— Да, — покачал головой Высич. — Казаки и солдаты раздражены, они не то что гимназистов, они старух и младенцев готовы бить.
Вера, волнуясь, передала чашку Белову. Он взял ее, не замечая состояния девушки, спросил у Высича:
— Завтра в Городской управе митинг. Примем участие?
— Обязательно! — кивнул Высич. — Будут наши ораторы, нельзя либералов без присмотра оставлять. Публики, думаю, соберется много, сегодняшняя осада только подлила масла в огонь. Слышал, люди на случай новой осады хотят прийти с продуктами.
Вера покраснела:
— Я вам тоже приготовлю что-нибудь.
Высич улыбнулся:
— Не стоит. Отсиживаться — это не лучший метод борьбы. И уж в любом случае — не наш.
Петр тоже улыбнулся.
Глядя на раскрасневшуюся довольную девушку, он произнес негромко, словно подведя чему-то итог:
— Похоже, скоро решится: или мы, или они…
4
К двенадцати часам дня Петр и Высич пришли в Городскую управу.
Народу собралось много, более полутора тысяч, а публика все прибывала.
— Действительно, с провизией, — хмыкнул Петр, указывая Высичу на господина с корзинкой в руке. Под салфеткой угадывалась то ли бутыль, то ли крынка. — Здорово подготовились!
— Ладно, — усмехнулся Высич. — Идем. Сейчас выступления начнутся.
— Первым на сцену вышел присяжный поверенный Вологодский.
Его слушали внимательно, но оживления в зале его речь не вызвала. Все те же старые призывы решать все возникающие проблемы мирным путем и тем же мирным путем добиваться принятия конституции, ограничивающей власть монарха.
К трем часам зал был забит, митинг пришлось перенести в Общественное собрание. Ходили по рукам прокламации, то и дело слышалось:
— Долой сатрапа!
— Да здравствует Учредительное собрание!
Высич и Петр с трудом отыскали место на хорах.
Либеральные ораторы, возглавляемые Вологодским, безуспешно пытались унять страсти. Их доводы выглядели бледными, предлагаемая тактика — половинчатой. В конце концов, доведенные до отчаяния улюлюканьем и насмешками, либералы оставили зал.
Руководство собранием перешло к большевикам.
Обстановка в зале все больше накалялась, но когда распорядитель, невысокий плотный мужчина в кожанке, назвал очередного оратора, в зале вдруг наступила тишина.
Темноглазый высокий человек вышел на сцену и поднял руку — Кто это? — склонившись к Высичу, поинтересовался Петр.
— Броннер. Учился в университете, был исключен за революционную деятельность, продолжил медицинское образование в Берлине. Входил в группу содействия «Искре».
Петр уважительно покачал
