Путь наверх связан со смертельным риском. Но ведь часто люди рискуют жизнью ради совсем будничных целей. Если уж стоит из-за чего-то рисковать, так это из-за власти.
Цель оправдывает средства. Поэтому наверху собрались люди жесткие и жестокие, для которых коммунистическая мораль — чепуха, придуманная для толпы. Наверх, к солнцу, и никакие чувства или соображения души не останавливают пилигрима власти. Ибо закон и мораль больше не для тебя. Ты выше закона и морали. Ты — вершитель судеб, властелин, который заставляет людей выполнять закон, но не подчиняется ему.
С властью приходит мания величия. От этого не свободен никто. Человек преображается до конца дней своих. Он видит мир только через призму своего «Я». Алчность к поклонению и преклонению не знает границ. Она гложет пораженного этой болезнью даже ночью, и кричит из глубин подсознания: еще, еще…
Обыкновенный человек не может судить властелина, ибо даже при самом могучем воображении ему не понять, в каких обстоятельствах приходиться властелину принимать решения, среди каких подводных рифов ему приходиться лавировать.
Берия хорошо понимал Сталина в вопросах власти. Он знал, что избежать опалы и расправы этого параноика нет возможности. Единственное спасение — это избавиться от него. В такой игре изощренная стратегия и, в конечном итоге, счастливый случай, решают все.
Недели не прошло после прибытия Кирилла на Лубянку, как привалило ему, новичку, счастье участвовать в секретной и важной операции. Сообщение об этом пришло от полковника Щеголева в его кабинете.
— Готов выполнить ответственное задание партии и правительства? — спросил полковник, заранее зная ответ.
— Так точно, — отрапортовал Кирилл и хотел было подняться и выпрямиться в струнку, чтобы отдать честь, но Щеголев жестом остановил его.
— Сиди, сиди. Это тебе не армия, у нас таких формальностей нет. Вот какой вопрос тебе: ты, в свою бытность в СМЕРШе, убивал людей?
— Было странно слышать такой вопрос от Щеголева. Его внешний вид соответствовал его фамилии; на нем был тщательно отутюженный, по ладной его фигуре скроенный костюм, часы какие-то иностранные, накрахмаленный белоснежный воротник рубахи, — и все это дополнялось и подчеркивалось аккуратной, волосок к волоску уложенной прической. Франт, сразу видно, и наверняка любитель женщин, хоть и лицом не красавец: нос картошкой, круглое, начинающее полнеть лицо и маленькие, узко посаженные глаза. Однако он сразу располагал к себе, в особенности своей доброй, дружеской улыбкой.
— Конечно, приходилось, — охотно ответил Кирилл. — Сколько стрелять приходилось, когда охотились за всякого рода сволочами.
— Я не о том, — сказал Щеголев и прижал ладонь с растопыренными пальцами к поверхности стола. Кирилл отметил, что кожа на тыльной стороне его руки была гладкая, видать, не приходилось ему много работать физически. А полковнику было наверняка уже далеко за сорок, старый, по понятию Кирилла, а вот, поди, неплохо выглядит.
— Я имею в виду. — продолжал Щеголев, — .Приходилось ли расстреливать взятых в плен, или приговоренных судом к вышке, или там. Ну, сам понимаешь.
— Нет, не доводилось. А что?
— Прийдется выполнить нечто подобное. — Щеголев замолчал и внимательно уставился на Кирилла. Маленькие глаза его стали еще меньше и в них появилось выражение неприятной проницательности.
— Придется, значит придется, — пожал плечами Кирилл. — Какой разговор.
— Приказ идет с самого верха, и партия доверяет нам это важное задание, продолжал Щеголев, и взгляд его смягчился. — Будут участвовать люди поважнее меня, близкие к самому министру, и они выполнят всю предварительную работу. Нам останется только закончить дело. На выполнение задания мы сегодня поздним вечером выезжаем в Минск.
— Полковник сделал паузу, с полминуты разглядывая какую-то карту на столе. Потом поднял голову, встретился с Кириллом взглядом, и продолжил.
— Задача довольно деликатная, и вся операция должна быть строго секретной, даже внутри МГБ. Ясно?
Кирилл радостно кивнул в знак согласия. Гордость распирала его грудь. Предстояли интересные события, связанные с выполнением рискованного, полезного родине задания. Секретно даже внутри МТБ! Должно быть что-то поистине грандиозное. За такое доверие он готов был поставить жизнь на карту.
— Значит так, — продолжал Щеголев, — предстоит убрать двух врагов народа. На тебя, как хорошего шофера, возлагается задача водить грузовик. Подробности сообщу на месте. Ясно?
На этот раз Кирилл не поторопился сказать «так точно».
— При чем тут грузовик? — спросил он.
— Нужно замаскировать все автокатастрофой. Понимаешь? Это указание сверху. Не нам это обсуждать, — нахмурился Щеголев.
— Они будут вооружены? — спросил Кирилл.
— Нет.
— Так зачем их убивать? Лучше же просто арестовать и казнить, как врагов народа, — продолжал недоумевать Кирилл.
— Еще раз тебе говорю, наше дело — выполнять приказ, а не советовать начальству, что делать. Такая у нас служба. Привыкай. Ступай сейчас домой, оденься потеплей, может, придется, на морозе провести несколько часов. Я заеду за тобой на машине, потом поедем на вокзал и скорым поездом до Минска. Там нас встретят и отвезут в гостиницу. Это все.
В четырехместном купе пассажирского вагона их было только двое. Щеголев был молчалив, хмур, почти сразу же лег спать и проснулся утром, незадолго до прибытия в Минск. Кирилл же долго гнал от себя невеселые, дурацкие мысли, но это плохо ему удавалось. Чем сильнее их гонишь от себя, тем в большем количестве они прилетают обратно, решил он, прежде чем погрузиться в неспокойный сон.
Приятной неожиданностью была гостиница, расположенная почти в центре города. Их поместили двоих в номере, предназначенном для пятерых. Возле каждой железной койки была тумбочка с ящиками, а под единственным маленьким окном стоял длинный журнальный стол, заваленный ворохом газет и журналов. С потолка свисала на шнуре одинокая лампочка, пытающаяся спрятаться под неопределенного цвета абажуром. Все здесь радовало глаз: белоснежные простыни и подушки, стеклянные граненые стаканы на тумбочке, натертый до блеска пол и яркие солнечные зимние лучи, врывавшиеся в пространство между раздвинутыми занавесками в голубых цветочках.
— Мы будем здесь только вдвоем? — спросил Кирилл.
— Конечно. Мы на выполнении важного задания. Нам свидетели не нужны. Ты размещайся здесь, отдыхай, а я пойду по делам. Днем можешь делать все, что хочешь, но часов с пяти, когда стемнеет, никуда не выходи, жди меня в номере и будь готов в любую минуту к действию.
Весь день Щеголев отсутствовал. За это время Кирилл успел поесть в местной столовой, перечитать все газеты, и даже просмотреть старый номер журнала «Работница». Около шести часов появился Щеголев. На нем был старый тулуп, шапка ушанка и коричневые унты, какие носят пилоты, летающие на север.
— Готов? — лаконично спросил он.
— Готов, — бодро ответил Кирилл и бросился одевать припасенный для задания теплый бушлат и валенки, тщательно подобранные по размеру ноги.
— В таких не замерзнешь, — похвалил его Щеголев.
Машина «Волга» стояла у обочины, в ста метрах от гостиницы. Полковник сел за руль, Кирилл разместился на пассажирском сидении, ив ту же секунду мотор, еще не остывший, загудел всеми своими цилиндрами.
Щеголев вывел машину на окраину города, где в этот вечерний час на улицах не было ни машин, ни пешеходов. Исчезли трех-пятиэтажные здания, с тускло освещенными изнутри окнами, за которыми еще теплилась унылая жизнь коммуналок, и на смену им пришли частные маленькие домишки, едва заметные во мраке за сугробами снега. Полковник вглядывался в темноту неосвещенной дороги, прищурившись и наклонившись вперед, как будто это могло сократить расстояние обзора. Вдруг он резко бросил руль влево, и машину занесло, но он сумел ее вовремя направить на узкую, заснеженную боковую дорогу. Буксуя и виляя он подъехал к воротам, примыкавшим к будке, похожей на армейский контрольно-пропускной пункт.
— Приехали, — буркнул Щеголев, открывая дверь, и в машину сразу ворвался мороз. Полковник со скрипом наступил на примятый снег и тут же захлопнул за собой дверь, чтобы не выстудить кабину. Кирилл тоже вышел и огляделся. Кругом тьма, и только в крошечном окошке будки горел свет. Из нее вышел офицер в милицейской форме, бодро и решительно подошел к Кириллу и, съежившись под пронизывающим зимним ветерком, отрывисто спросил: — Кто такие?
— Опергруппа из Москвы, — властным голосом сообщил Щеголев. Обратившись к Кириллу он приказал: — Селиванов, предъяви ему удостоверение.
Охранник в момент оценил Кирилла острым взглядом, почти выхватил удостоверение, раскрыл его и, сравнив фотографию с живым объектом, взял под козырек.
