двадцатом веке предприимчивые гринго выгребли из этого сенота несколько тонн золота. Это мне сообщил гид по имени Сиро, как он сказал, выпускник философского факультета Российского университета дружбы народов. Он был неприлично тихим и медлительным по местным меркам, пожилым мужчиной в круглых черных солнцезащитных очках а ля Джон Леннон, одетый в тщательно отутюженный бежевый костюм и белую рубашку с красным галстуком и обут в надраенные коричневые туфли. Сразу видно, что он в надежных женских руках. Гидом подрабатывал по выходным, а на мой вопрос, что делает в будни, Сиро ответил скромно: «Преподаю». Я не стал допытываться, что и где. Видимо, философам в Мексике недоплачивают.
Как для философа, гид был немногословен, но к уроку подготовился хорошо, всё рассказал и показал. Стараясь держаться в тени, мы часа два блуждали с ним между пирамидами и прочими строениями разной степени сохранности, распугивая больших красивых бабочек и менее обаятельных игуан, которых здесь всего лишь на пару десятков меньше, чем туристов. В Ушмали соотношение было обратным. В Чичен-Ице почти всё огорожено, ничего нельзя трогать. Впрочем, я там быстро упарился и перехотел взбираться куда бы то ни было.
Расплатившись с гидом, я спросил, не покажет ли он мне типичный, не для туристов, мексиканский ресторанчик, и пообещал накормить там бесплатно. Сиро согласился, и мы проехали к небольшому заведению со столиками на террасе, расположенному в стороне от туристических троп. Первым делом гид заказал главный национальный мексиканский напиток — кока-колу. Ее тут стар и млад хлещет ведрами с утра до вечера, переплюнув по потреблению на душу населения соседей-гринго. Наверное, поэтому по количеству толстяков лишь немного уступают им. Вторым национальным напитком, к моему величайшему удивлению, была не текила, а мескаль, который существует со времен майя. На самом деле текила — это разновидность мескаля, изготовленная из голубой агавы, выращенной в определенных районах Мексики, и более крепкая и выдержанная. Для меня это растение было в первую очередь сырьем для получения сизаля, из которого сплетали канаты, пока не научились делать синтетические. Сиро заказал именно мескаль, сказав, что текила — это напиток для туристов.
Трапезу начали с позоле (кукурузный суп), в данном случае с курицей, к которому подали начос (чипсы из тортильи (кукурузной лепешки)). В Мексике всё едят с тортильями, как русские с хлебом, а китайцы с рисом. Блюда очень острые или жутко острые. Грузинская кухня в сравнение с мексиканской рассчитана на детишек. Здесь выращивают восемьдесят сортов перца, к каждому блюду свой. Перчат всё, включая фруктовые салаты, мороженое, конфеты… Позоле был не самым крутым по мексиканским меркам, поэтому я кое-как добил свою порцию, но на следующем блюде — чилакилес (томатный соус на основе перца чили) с колбасками и начос, я сломался, перешел на кока-колу, догадавшись, почему мексиканцы употребляют так много ее.
В благодарность за обед Сиро посоветовал мне съездить искупаться в сеноте Ик-Киль (Место, где рождается ветер), расположенному километрах в пяти от Чичен-Ицы. Плавки у меня с собой были, потому что собирался искупаться в Тулуме, поэтому последовал совету гида.
Сенот Ик-Киль почти идеально круглый. Вода начиналась на глубине двадцать шесть метров. Спускаешься туда по лестнице в тоннеле с искусственным освещением. Личные вещи надо оставлять наверху в камерах хранения, но если очень не хочется… Диаметр водного зеркала шестьдесят метров, глубина сенота сорок восемь. Сверху свисают почти до воды длиннющие корни деревьев, растущих по краю, которые трогать запрещено, но если очень хочется… В воду спускаешься по одной из двух пар грубых деревянных лестниц. Температура немного выше двадцати градусов, так что как бы смываешь с себя накопленную за день жару. Кстати, не заметил, чтобы там рождался ветер. Даже робкого сквознячка не было. Плаваешь, сколько хочешь. Точнее, пока не прибудет следующий автобус с толстожопыми туристами-гринго, которые с гоготом, визгом и поднимая фонтаны брызг плюхнутся в воду и выдавят всех, кто был раньше.
Затем я поехал в Тулум, потому что, как пишут в путеводителях, это был единственный город майя, расположенный на берегу моря и защищенный крепостными стенами. К моему удивлению, ни в Ушмале, ни в Чичен-Ице, как и в других городах майя, защитных сооружений не было. Находили только рвы и валы, но ученые пришли к выводу, что служили они для ирригации.
В сравнении с предыдущими развалинами тулумские казались жалкими. Они мне напомнили херсонесские. Может, потому, что тоже находились на берегу моря. Зато игуан в разы больше, чем людей. Основной наплыв туристов был, наверное, в первой половине дня, а к концу не осталось никого, в том числе и обслуживающего персонала. Кроме меня, среди развалин бродила только пожилая семейная пара канадцев, тоже приехавших на арендованной машине. Погуляв между огороженными развалинами, я спустился на пляж по широкой лестнице с грубыми деревянными перилами, которые показались мне очень органичными в этом месте. Расположился возле нижнего пролета ее, где была тень, не занятая игуанами.
По горячему плотному тонкому белому песочку пробежал до моря. Вода показалась прохладной, хотя температура ее была градусов двадцать семь. У меня с собой были маска, трубка и ласты. Обмундировался и отправился в плавание. В этом месте неподалеку от берега был барьерный риф. Они в Карибском море не такие красивые, как в Красном, потому что ломают ураганы, зато живность намного интереснее. Такого многообразия, таких удивительных экземпляров в Красном море возле берега нет, там всё более статично и однообразно.
Солнце клонилось к морю на горизонте, поэтому я решил, что на сегодня хватит, и поехал сразу в Кампече, насколько позволял навигатор, норовивший свернуть на проселочные дороги. Остальные достопримечательности Юкатана собирался посмотреть в следующие выходные, если простоим долго, или в следующий заход в этот порт, но не сложилось.
Добрался до парковки компании, у которой взял машину в аренду, поздно вечером. Сторож был на месте. Он покачивался в старом кресле-качалке, которое скрипело, как старое офисное кресло на колесиках, и отхлебывал из бутылки местное пиво. Оно слабенькое, варится из кукурузы (в Мексике всё делают из нее) и тапиоки. Аборигены помещают дольку лайма в горлышко бутылки, благодаря чему вкус становится интереснее.
— Полный бак? — спросил сторож на ломаном английском языке, продолжая покачиваться.
— Да, только что залил, — ответил я, отдавая ему ключи.
Проверить он поленился, отсалютовал бутылкой и произнес:
— Окей, гринго!
— Я не гринго, я русский, — уточнил я.
— Окей, русский! — не стал спорить он.
Я дал сторожу пластиковую двадцатку (примерно два американских доллара), чтобы
