Кэндзи внимательно посмотрел на начальника.
– Я имею в виду, что вы выяснили про тётку Сони Ларсен в Хабаровске, – это ценно, поэтому дальше будем действовать осторожно. А её мать при заполнении карточки-формуляра в Бюро по делам русских эмигрантов этого не указала. Скрыла! Вакаттака?
Кэндзи встал и поклонился:
– Вакаримасита!
Поезд до станции, где река Сунгари второй раз пересекалась с железной дорогой, шёл часа три. Это был пассажирский поезд, не экспресс, он ехал медленно, часто останавливался и, только-только набрав скорость, начинал притормаживать, поэтому дорога была скучной. За окнами по обе стороны простиралась долина, покрытая серым снегом с коричневыми пятнами проталин.
Сашик уже несколько раз пытался завести разговор и выяснить, зачем они едут на станцию Сунгари-2 и что там такого интересного.
Позавчера Кэндзи уже в конце занятий по японскому языку вдруг спросил:
– Ты не мог бы мне помочь?
– Мог бы, говори, в чём дело?
– Сейчас сказать не могу, но мне надо, чтобы ты съездил со мной в одно место!
Сказав это, Кэндзи сложил учебники в стопку, положил на них руки, по-собачьи опёрся подбородком и стал выжидательно смотреть на Сашика.
Сашик немного растерялся:
– А куда?
– Я потом скажу. Все расходы беру на себя.
– Надолго?
– Нет! За один день успеем туда и обратно.
– Будет интересно?
– Обещаю! А тебя что, мама не пустит?
Сашик только повёл подбородком…
Кэндзи улыбнулся:
– Извини, я пошутил. С работы тебе отпрашиваться не надо будет, поедем в воскресенье. Поедешь?
– Решено! В это воскресенье?
– Да!
Через мутные, запотевшие стёкла Сашик смотрел на сливавшуюся с серым горизонтом, безучастную ко всему долину и из гордости скрепя сердце терпел, чтобы не спросить Кэндзи, всё-таки куда и зачем они едут. Кэндзи всю дорогу молча листал свои конспекты по русскому языку и литературе, и, только когда до станции оставалось минут пятнадцать, он вдруг спросил:
– А чем символисты отличаются от футуристов?
Сашик удивился:
– Так тебе не со мной, а с Соней надо было ехать. Про джаз я тебе всё могу рассказать, а чем Брюсов отличается от Маяковского – это уж извини! Оба поэты!
– Вот ты и ответил. – Кэндзи спокойно сложил свои конспекты в портфель и безмятежно улыбнулся. – Ладно, больше не буду тебя интриговать! Мы едем в отряд полковника Асано, слышал про такой?
– Слышал! А зачем?
Про отряд Асано, который японцы создали совсем недавно, ходили нехорошие слухи, говорили, что это начало мобилизации русских в маньчжурскую армию. Многих это пугало, даже отец морщился, когда при нём говорили об этом отряде.
– Вот! – подытожил Кэндзи и хлопнул руками по крышке портфеля.
– Чем я-то могу быть тебе полезен? – переспросил Сашик.
– Я сам толком не знаю. В понедельник меня вызвали к декану и сказали, что надо попытаться подобрать там нескольких русских для поступления в наш институт.
– А сами они не могут поступить в ваш институт?
– Ну ты же понимаешь, что туда попадают из семей не вашего уровня, там народ попроще.
– Тогда зачем они вам?
– Подумай сам, если человек добровольно согласился служить в армии, значит, он хорошо к нам относится, значит, мы можем на него рассчитывать…
– Ну и что?
– А почему бы некоторым из них не дать возможность повысить своё образование, а потом служить империи уже не простыми солдатами?
– А чем же я могу быть полезен?.. – опять спросил Сашик и чуть было не сказал «империи».
– Послушаешь их ответы на мои вопросы, поможешь мне определить уровень подготовки. Я могу чего-то не понять! – Кэндзи говорил медленно, врастяжку и поглядывал в окно, за которым уже потянулись серые деревянные и тёмно-красные кирпичные строения.
Сашик тоже глянул в окно, но ничего, кроме мрачной череды придорожных построек, не увидел и перевёл взгляд на Кэндзи:
– Ты знаешь русский лучше, чем многие русские. Что ты там выглядываешь?
– Вот видишь, ты сказал «выглядываешь»! А я бы, как меня учили, сказал «высматриваешь» или «разглядываешь», и если бы на твоём месте был кто-то другой, то это «выглядываешь» я бы расценил как ошибку.
Сашик с удивлением смотрел на товарища, Кэндзи готов был рассмеяться.
– Вы мыслите по-другому, чувствуете свой язык не так, как мы! Ты просто посидишь рядом, мало ли какая понадобится помощь. Не с солдафонами же мне советоваться. Они насоветуют! – сказал он и снова приник к окну, Сашик тоже посмотрел в окно. – За нами должны прислать машину. – Кэндзи стал собираться.
Сашик надел пальто, кепку и повязался поверх шарфом. «Интересно, как к этой поездке отнесётся Лапищев?»
На низеньком перроне их ждали двое русских. Не говоря ни слова, они жестом пригласили следовать за ними. В машине было тесно, на заднем сиденье сидели трое – встречавший русский, в середине Сашик и справа от него Кэндзи.
По раскисшим ухабам машина долго выбиралась на окраину довольно большого посёлка и остановилась у железных ворот, водитель посигналил, и ворота открылись.
Лагерь отряда полковника Асано располагался в бывших китайских казармах и был ограждён высоким кирпичным забором с завитками колючей проволоки, намотанной на длинные железные штыри, торчавшие вовнутрь из верхнего ряда кладки. Это было похоже на стену харбинской тюрьмы.
Начиналась метель, воздух сгустился и потемнел, снег, строения, дорожки и передвигавшиеся по ним люди вблизи выглядели чёрными, а вдалеке – серыми.
– Не напоминает тюрьму? – спросил Кэндзи.
– Да уж!
Несмотря на портившуюся погоду и выходной день, передвижение по территории лагеря было довольно активным. На плацу, открывшемся из-за угла очередной казармы, спаренные шеренги занимались строевой подготовкой. В самом дальнем конце, у забора, в белом мареве косо летевшего снега были видны гимнастические турники, на них подтягивались люди, одетые в шинели и шапки, рядом с турниками в козлах стояли упёртые друг в друга штыками «арисаки».
Мимо Сашика и Кэндзи, которые шли за встретившими их русскими, протискивались по скользкому оледенелому краю узкой дорожки двое военных. Они несли в руках большие круглые плоские железные банки, похожие на селёдочные консервы. Один из них поскользнулся и, чтобы не упасть, опёрся плечом на оказавшегося рядом с ним Кэндзи.
– Извините, – тихо просипел он и прибавил ходу.
Сашик посмотрел на товарища:
– Что это?
– Не знаю! – ответил Кэндзи.
Русский, который шёл впереди, обернулся и сказал:
– Противопехотные мины. Через полчаса начинаются занятия у подрывников.
«Кому тут, – подумал Сашик, – нужно высшее образование?»
Они вошли в единственную двухэтажную свежепостроенную казарму, в которой светились все до единого окна.
– Здесь у нас штаб, – сказал сопровождавший их русский. – Пройдёмте к командиру полка, там разденетесь. Приём будет проходить в аудитории номер 12, в конце коридора на втором этаже.
Кэндзи на ходу спросил:
– Кто-то из ваших руководителей будет присутствовать?
– Да, инспектор по воспитательной работе майор Мацуока.
Вдоль стен по обе стороны от двери в аудиторию номер 12 стояло пятнадцать или двадцать молодых людей, русских, в военной форме маньчжурской армии без погон. Сашик отметил про себя, что среди них он не увидел никого из своих харбинских знакомых.
Инспектор по воспитательной работе, японский майор, уже стоял около двери в аудиторию и, слегка поклонившись, приглашал войти.
Приём кандидатов проходил быстро и формально. Кэндзи зачитал двадцатиминутный диктант, вдвоём с Сашиком они проверили тексты и сразу отсеяли большую часть экзаменуемых. Остальным Кэндзи задал по нескольку вопросов, выслушал ответы и ни про каких футуристов и символистов не спрашивал. С одним из кандидатов Кэндзи и майор разговаривали несколько дольше. Это был высокий красивый молодой человек, сын железнодорожного мастера, приехавшего на строительство дороги незадолго до революции и в августе тридцать второго года погибшего во время сунгарийского наводнения.
У молодого человека было звучное имя Аполлинарий, сочный, раскатистый голос и хорошо поставленная речь. Оказалось, что его погибший отец был старостой церкви, а сам он с детства служил в ней певчим и в последнее время – регентом. На вопрос, почему он записался в отряд Асано, Аполлинарий ответил, что хочет быть в первых рядах тех, кто будет освобождать его Родину от большевиков, а кроме того, ему нужны деньги на содержание и лечение старой матери.
