Громов ещё и ещё раз продумывал план наступления. Под вечер собрал командиров боевых групп, рассказал о плане и дал каждому задание:
— Бантюкову приказываю занять тюрьму и освободить политических. Группе Коновалова выбить белых из винокурорского дома, Булыгину поручаю взять почту, отряду Колядо уничтожить охранный отряд врага. Сам с группой буду наступать на пристань, надо захватить пароходы. Связь держать через посыльных.
Задания немедленно были сообщены каждому партизану. И сразу же не стало того благодушного настроения, какое у них было час назад. Люди как-то сами по себе подтянулись, на лицах появилась суровая сосредоточенность. Громов, глядя на них, думал: "Каждый на уме держит: останусь ли завтра живым? Да, поход рискованный и трудный! Но иначе нельзя…" Однако Игнат Владимирович не услышал ни ропота, ни проявления недовольства, и это вселило веру в благополучный исход похода.
С наступлением темноты отряд в 123 конника выехал с заимки и направился по дороге на Камень.
Луна ныряла из облака в облако, пыль клубилась под копытами коней. Изредка брякнет о седло винтовка или клинок. Ни огонька папироски, ни разговоров.
Громов всю дорогу ждал: вот-вот появятся посланные Иваном Коржаевым информаторы, но впереди уже замаячили редкие городские огни, а их всё нет и нет. Не случилось ли чего?..
Игнатом Владимировичем овладело беспокойство.
Так их и не дождались. Потом узнали, что информаторы были задержаны белогвардейским патрулём и арестованы.
Два часа ночи… На востоке вспыхнула звезда и упала, оставив в небе длинный яркий след.
— Вперёд! — скомандовал Громов.
Лошади перешли на галоп. Застучали копыта по утрамбованной улице города:
— Пароль? — окликнул белогвардейский патруль.
Со свистом разрезают воздух сабли, и патрульные падают под копыта лошадей.
Грохают первые выстрелы. Отряд разбивается на боевые группы. Кони уносят их к тюрьме, почте, к винокуровскому дому — штабу белых. Громов с десятком партизан скачет к пристани. Стрельба усиливается, плотнеет. Где, кто и куда стреляет — ничего не поймёшь.
Знакомы улицы, знакомы переулки, знаком каждый покосившийся забор.
Недалеко от пристани навстречу двигалась большая группа людей. Партизаны остановились. Илья Чеукин шепнул:
— Товарищ Громов, слышите: разговаривают не по-русски.
Громов прислушался. "Да, разговаривают на чужом языке. Может, чехи прибыли?" — подумал он и тихо скомандовал:
— Прячься за заплот!
Партизаны укрылись за высокую изгородь. Когда колонна иностранцев поравнялась с партизанами, Громов резко бросил: "А ну, гранатами!" Через заплот полетели гранаты. Взрывы ослепили людей, разбросали их в разные стороны. Крики, стоны… Оставшиеся в живых побежали к пристани, стреляя в воздух из винтовок. Чеукин перепрыгнул через забор и приволок перепуганного насмерть солдата.
— Кто такой? — спросил Громов, наставляя на него наган.
— Пан… пан… легион, — залепетал солдат.
Громов с трудом разобрал, что говорит пленный. Оказывается, случилось то, чего он не мог предвидеть, разрабатывая план наступления. В двенадцать часов ночи, за два часа до подхода партизан к городу, в Камень на двух пароходах прибыл белопольский легион. "Всё пропало, погибнет наш отряд, — мелькнула в голове Игната Владимировича страшная мысль. — Надо, пока ещё не поздно, отступать". Одного из партизан он отправил в боевые группы с приказом об отходе, с остальными вышел наглазную улицу. Навстречу снова поляки.
— Пароль?
— Вера и отечество, растак вашу!.. — кричит Проня Поставнев и, размахнувшись, с силой бросает гранату в самую гущу поляков.
Легионеры бегут, отстреливаясь на ходу. Пули свистят, взбивают пыль вокруг партизан. Все залегли, только Проня Поставнев, стоя, посылает пулю за пулей в убегающих поляков. Но вдруг он качнулся, схватился за грудь и рухнул на дорогу.
— Убили! — вскрикивает Павлушин, партизан из Усть-Мосихи, бросается к Поставневу и начинает его тормошить.
Партизаны торопливо отступают к школе. Недалеко от неё залегают в бывшей каменоломне.
Четыре часа утра. Светает. Лёгкий ветерок наносит запах порохового дыма. С гребня видно всё, что делается на близлежащих улицах. На них суматоха. Куда-то бегут пешие белогвардейцы, скачут верховые, размахивая саблями, проносятся лошади без всадников. Стрельба во всех концах города. Только здесь, у школы, безлюдно. Вдруг на улицу высыпала толпа людей в штатской одежде, но с винтовками. "Наши!" — обрадовался Громов.
Это был Кузьма Бантюков со своей группой и освобождёнными из тюрьмы политическими заключёнными. Оружие они захватили в архиерейском доме.
Из ближнего переулка наперерез им устремляются белогвардейцы. По дальней улице в тыл заходит ещё одна группа. "Окружают, — подумал Громов, — кольцо замыкают". Подал команду:
— Огонь!
Партизаны дали дружный залп. В наступающих по переулку рядах упало несколько человек, остальные смешались, залегли. Залегли и партизаны Кузьмы Бантюкова. Началась перестрелка…
Так прошло может десять, может двадцать минут. Увлечённые боем партизаны группы Игната Громова не заметили, как позади них появилась группа белогвардейцев. Пробравшись между домами, они бросили несколько гранат. Одна разорвалась прямо в цепи партизан. Павлушин вскрикнул и перевалился на спину. Чеукину выбило осколком глаз. Громов бросил ответную гранату. Взрыв — и белогвардейцы упали на землю мёртвыми.
— Игнат Влади…мыч, послушай, — позвал Павлушин.
Громов подполз к нему.
— Отступать… не могу, — прерывисто, тяжело заговорил Павлушин. — Всё равно смерть… Пристрелите… прошу. Только не к белым…
— Да ты что выдумал, Павлушин, — укоризненно заметил Игнат Владимирович. — Ползи к школе, там спрячешься.
Павлушин повернулся на бок и, превозмогая боль, медленно пополз. Когда он был уже у самой школы, из ворот вышел учитель, бережно поднял его на руки и понёс во двор.
Группа Бантюкова опрокинула белых и кинулась мимо школы, уходя за город. Группа Громова прикрывала отступающих. Белые не преследовали. Только кое-где стреляли по отступающим с чердаков домов.
Далеко от города партизаны сделали привал. Попадав в мягкую, прохладную от росы траву, они отдыхали перед дальнейшим отходом на Ярки, мрачно переговаривались.
— Прав я был, Игнат, пустой оказалась затея, — ворчал Захар Воронов. — Смазали салом пятки и ходу…
— Ещё неизвестно, пустая ли, — ответил ему Громов. — Цыплят по осени считают.
— Ну, ну!..
Солнце поднялось над горизонтом, щедро разбросав по земле тёплые лучи. Воздух был напоен ароматом луговых трав. Заложив руки под голову, Громов смотрел на голубое, без единого облачка, небо и думал всё об одном и том же: "Принесёт ли поход на Камень ожидаемые результаты. Поднимутся ли на помощь крестьяне?"
— Гляди-ка, Игнат Владимирович, что это такое? — перебил его мысли один из партизан.
И. П. МАЗДРИН — зам. начальника штаба корпуса.
Громов приподнялся. По степи скакали сотни всадников, по дорогам взбивая тучи пыли, неслись лошади, впряжённые в телеги и ходки.
"Может, белые?" — не без трепета подумал Громов. Но вот парнишка из ярковских батраков радостно воскликнул:
— Наши!.. Наши!.. Мужики на подмогу идут!
Партизаны пососкакивали с мест. Вокруг них вскоре сбились повозки и верховые. Это были корниловские и прослаухинские крестьяне, приведённые Изотовым и стариком Самусевым. Получив донесение о бое партизан в Камне, они, не медля, двинулись на подкрепление.
Соскочив с повозки и размахивая "смит-вессоном", старик Самусев подбежал к Громову и доложил:
— Обещал тебе, Игнатий, взвод организовать в Прослаухе. Помнишь: тогда, когда ты в разведку приходили меня в лесу встретил. Теперь больше в твоё распоряжение привёл.
— Спасибо! — пожал ему руку Игнат Владимирович.
— Ещё народ прибудет, — сообщил Изотов. — Районные комиссары с нарочными по верёвочке передают во все деревни приказ: бить тревогу и, не мешкая, двигаться по тракту в Камень.
Действительно, к вечеру 18 августа прибыло несколько тысяч крестьян, вооружённых дробовиками и пиками. Из Баево прискакал эскадрон местной охраны. Федот Федоров привёл мобилизацию в Жарково, Малышева и других сёлах и привёл более пятисот человек. Большая группа крестьян пришла с Иваном Павловичем Маздриным, большевиком, членом Каменского Совета, недавно бежавшим с помощью капитана Ипатова из тюрьмы. На передней повозке у них был установлен пулемёт. Присмотревшись, партизаны заметили, что вместо ствола торчит через фанерный щит выкрашенная берёзовая чурка. Подняли на смех.
— Вы бы ещё с собой осиновых пушек приволокли.
