— Вы мне дадите Стефана-Степана, или того, кто его замещает, или мы с капитаном сейчас сами раскроем и разворотим все склады и хранилища, — сказал Макаров, поправил кобуру, расстегнул её, опять застегнул.
— Извините, господа офицеры, я вам всё объясню. Когда в Гранд-отеле нет пана Стефана, его замещает пани Крайская. Я сейчас её найду.
— Ждали минут 20, после чего дама появилась с искренне виноватым и даже испуганным лицом.
— Произошло непонятное, — сказала она. — Когда нет пана Стефана, здесь всегда пани Крайская, а сейчас её нигде нет. Её кабинет открыт и пуст. Никаких следов. Никто не приходил. Никто не видел, когда она ушла. Может быть, час прошёл, может быть, два. Наверное, вышла через чёрный ход.
— Адрес!
— Сумская, 33, 2-й этаж. Это совсем рядом...
Шофёру Макаров приказал «три креста» — домчались мгновенно. От серых камней Харькова исходила жара. Ещё не стемнело. Белые платья, цветы, погоны, вальс «Воспоминания»... В окнах второго этажа темно.
— Неужели сбежала? — нервничал Макаров. — Какая-нибудь красная стерва. Боится ареста. Ну, это пусть. Лишь бы товар остался. Пойдём постучим.
Поднялись по широкой лестнице. Свет не пробивался сквозь щели. Позвонили, постучали. Свет брызнул из-под двери, хрустнул ключ, растворилась дверь, и Марыся упала на шею Леонтию Дымникову.
— Задушишь насмерть — застрелю, — усмехнулся Макаров.
— С ним и смерти не боюсь. Доставай пистоль.
В комнатах Дымников удивился прочному уюту и даже некоторой роскоши — красные не ограбили.
— Она не расскажет — я расскажу, — сказал Макаров. — Обслуживающий персонал секретных складов Реввоенсовета. Люди Троцкого. Встречалась со Львом Давыдовичем? Он же здесь недавно был.
— Ни. Я его боюсь. Стефан с ними занимался.
— Почему сейчас бежала?
— Не знаю. Страшно стало. Как мне быть, не знала. Коханый явился! Леончик мой. Два года тебя не видела, два года не жила на свете. Не знала, что делать, и бежала. Бежала от него, плакала и мечтала, что он прибежит за мной. Миловник мой коханый.
— Я прибежал, Марысенька, и теперь тебя не отпущу.
— Как говорит мой генерал: сначала дело, потом удовольствие. Где Степан?
— Он Стефан. Стефан Вацлавович. Здесь он. Внизу. На первом этаже, — сказала успокаивающе: мол, всё в порядке, можешь нас оставить.
— Сначала дело, — повторил Макаров. — Самое срочное и и ответственное. Выкладывай все документы. Всё наличие. Все адреса — я немедленно ставлю свои караулы. Кто сейчас охраняет?
— Да наши. В корниловской форме.
— Где главный склад товаров?
— На Холодной горе. Близко от станции. Сюда Стефана звать?
— К нему пойдём. Здесь духами сильно пахнет.
Почти сутки Леонтий и Марыся не расставались. Ритмы любви он ощущал не только всем телом, но и чем-то более широким и отзывчивым — наверное, это и называют душой, сердцем, счастьем, — но даже слышал непроизносимые слова, прячущиеся в страстных вздохах, всхлипах, стонах: «Ax-как хорошо ты-это-милый... Ми-лая, с тобой нам-эта-радость. Только не спе-ши так, милый-милый... Я с тобой вместе-только вместе...»
— А я тебя в кино видел, Марыся.
— То не я.
— Ты, Марыся. В Варшаве. Рядом с Пилсудским. Французская кинохроника.
— Ох, эти французы. Прицепились ко мне.
— Пилсудский тебя знает?
— Что ты, Лео? Я простая женщина. Киношники эти заметили меня в толпе и вытащили. Я-то женщина простая, но заметная.
Вскоре Марыся отправилась по своим делам, и Леонтий решил прогуляться,по городу. Улицы и переулки были темны и пусты. Встретилась колонна арестованных, которых вели расстреливать. Вышел на более широкую и чистую улицу. Открылась дверь, и в ночи вспыхнул яркий жёлто-розовый прямоугольник, вместе с ним выпал в темь улицы короткий аккорд скрипки. Дверь закрылась — и снова ночь.
У моста через речонку Лопань какой-то пьяный поручик никак не мог подняться на ноги. Дымников попытался помочь ему. Сзади взревел автомобиль, и ударили безжалостно яркие лучи фар. «Обоих в машину!» — узнал Дымников резкий злой голос Кутепова.
Когда разобрались, Кутепов поздравил Леонтия с возвращением в строй, предложил подвезти. Пьяного решили доставить в комендатуру.
— Поеду переулком, — сказал шофёр. — Здесь ближе.
В машине, кроме генерала, Соболь и Ленченко. Они согласились.
Въехали в серовато светлеющую каменную расщелину переулка. Лучи фар скользили по тротуару, по каким-то людям и вдруг осветили пару: офицер и женщина с золотистыми волосами. Она мгновенно закрыла руками лицо и уткнулась в плечо спутника, но Дымников успел узнать: Марыся. И лицо офицера, если и не запомнил, то отметил нечто неприятное. Или знакомое. Или именно потому неприятное, что знакомое.
Кутепов отвёз Дымникова на Сумскую, в приют любви, оказавшейся вдруг такой сомнительной. У Гранд-отеля приказал адъютанту Ленченко проехать по городу, подобрать пьяных офицеров и свезти в комендатуру.
Май-Маевский за тем же столом у того же окна в окружении свиты встретил Кутепова с радостью, усадил с собой, провозгласил тост:
— Перед вами, господа, герой Харьковского сражения, освободитель Харькова, генерал Кутепов. Лично он, без участия моего штаба разработал план операции и блестяще его осуществил. За освободителя Харькова! Ура!
Но когда сел на место рядом, сказал вполголоса, склонившись к генералу:
— А удар на Белгород придумал-то я. Без него, Александр Павлович, вы бы застряли на окраинах.
— Согласен, Владимир Зенонович. Удар на Белгород — блестящая идея. Но сегодня мне необходима тысяча комплектов нового солдатского обмундирования.
— Скажите Павлу Васильевичу, что я приказал, и всё получите мгновенно.
Потом пили за успешный поход на Москву, и опять Май-Маевский, поставив рюмку, сказал тихо, чтобы слышал только Кутепов:
— На днях говорил с Антоном Ивановичем, и он мне — конфиденциально: «Вы всё-таки, Владимир Зенонович, не очень-то двигайте ваши доблестные части. Колчак подходит к Вятке, перейдёт Волгу, займёт Нижний Новгород, а там и Москва. Мы можем остаться за бортом; пусть его немного осадят. А Москву мы всегда сумеем взять».
После очередной рюмки командующий заявил, что если б не было Диккенса, то не было бы и Гоголя. После следующей: если б не было Диккенса, то не было бы и Тургенева, далее шли Достоевский, Толстой... Генерал успел бы дойти до утверждения, что без Диккенса вообще бы ничего не было, но его отвлекло другое: начальник контрразведки полковник Щукин рассказывал о кинохронике, захваченной у красных «трофеями и недавно показанной штабным офицерам.
— Да, да! — воскликнул Май-Маевский. — Это ужасно. Выпуск красных курсантов. Подвойский! Какая дисциплина! Это же красные юнкера! А толпы на Красной площади, Приветствующие Ленина и Троцкого! И все мужики против нас! Мы приходим ж приводим с собой тех же помещиков, а они требуют от мужиков старые долги. И мужики против нас. 75 процентов Добрармии — пленные красноармейцы. То есть мужики. Они разбегаются и идут против нас. Полковник Щукин, вы расстреляете 75 процентов?
Контрразведчик начал говорить что-то о функциях своего учреждения, а Кутепов подумал, что75 процентов расстреливать не надо — достаточно половины, остальные сами пойдут, куда им прикажут.
— Я много раз говорил, — продолжал Май-Маевский, — если мы не решим аграрный и рабочий вопросы, нам не удастся разбить противника. А Врангель мне говорит, что этот вопрос можно решить только после взятия Москвы. Что это? Заколдованный круг. Где выход?
И командующий потянулся к графину с водкой, как бы указывая выход.
Среди непрекращающейся суеты Кутепов увидел капитана Макарова. Ночь, а он деловито шагает куда-то с подозрительным штатским. Генерал не запомнил в лицо соседа в купе питерского поезда, но неприятное чувство вновь охватило его при виде этого большого лица с крупным носом я наглым хозяйским взглядом.
— Позовите Макарова ко мне, — приказал генерал Соболю.
Макаров был явно недоволен — мешают важному делу, однако с Кутеповым не шутят. Чётко подошёл, отдал честь, приветствовал, как положено.
— Господин капитан, — сказал Кутепов, не скрывая неприязни к незнакомцу, который стоял в стороне и явно досадовал, что приходится ждать. — Передаю приказ Владимира Зеноновича — завтра для моего корпуса выдать 1000 комплектов нового солдатского обмундирования английского производства.
— Можно пятьсот, ваше превосходительство.
— Я пришлю батальон, и он возьмёт остальные 500.
— Ваше превосходительство, простите, я в смысле двумя партиями. Куда прикажете доставить?
— Завтра в Белгород, в штаб корпуса, моему помощнику. Не позднее шести вечера.
