— Ваше превосходительство, простите, я в смысле двумя партиями. Куда прикажете доставить?
— Завтра в Белгород, в штаб корпуса, моему помощнику. Не позднее шести вечера.
Кутепов посмотрел вслед адъютанту неодобрительно — тот уходил с носатым. Не был генерал ни антисемитом, ни черносотенцем, но некоторые физиономии возмущали его наглыми взглядами на окружающее, словно всё оно если ещё и не принадлежит им, то вскоре они его купят.
В приёмной Май-Маевского толпа. Паша Макаров на своём месте — лишь по особенному блеску глаз можно догадаться, что ночью он не отдыхал. Владимира Зеноновича требовалось спасать от просителей. Опыт есть: одних разбросать по помощникам, другим пообещать — «доложу», а затем объявить, что генерал принять не может, и лишь третьи...
Вошёл к генералу. Тот развалился в кожаном кресле, с ненавистью разглядывая папки с делами и донесениями, пробормотал, не глядя:
— Капитан, скажите там, что сегодня приёма нет: генерал занят... э-э-э... подготовкой новой военной операции.
— Ваше превосходительство, среди ожидающих — губернатор Щетинин и начальник контрразведки Главнокомандующего полковник Щукин.
— Губернатора к чёрту. У него вечно «неспокойно в губернии». Дрожит за свою шкуру. Начнёт пискливым голосом: «То там, то тут назревает опасность». А сам мер не принимает. Разве это губернатор? Он знает, что к нам едет глава Великобританской миссии по делам России генерал Брике? Вот и скажи Щетинину, что я приказал городу быть в образцовом порядке. А Щукина проси. Для остальных приёма нет.
Встречая полковника, генерал сумел принять надлежащий серьёзный вид, спрятав за пенсне пьяные глаза.
— Я к вам по важному делу, — сказал Щукин, едва заметно мигнув в сторону Макарова.
— Можете говорить при адъютанте.
— Тем более, что ему, пожалуй, придётся им заниматься. Во-первых, против вас, генерал, распускаются слухи. Будто под вашим руководством ваши подчинённые грабят город, разбазаривают богатые трофеи. В частности, американские консервы из складов на Москалёвке.
— Но там же боеприпасы.
— Это маскировка.
— Если что-то подобное происходит... Я сам разберусь и прекращу. Виновных — под трибунал.
Оставшись одни, генерал и адъютант понимающе взглянули друг на друга.
— Прикажи Прокопчуку стаканчик водки и чего-нибудь острого. И себе.
— Так точно, ваше превосходительство, но со складом мы должны решить сейчас. Я уже и бумагу подготовил.
Денщик принёс водку, сыр, маслины. Макаров достал из папки документы.
— Нашей армией захвачены секретные большевистские склады, — сказал он. — Охрану я поставил надёжную, но надо оформить. Вот здесь, в этом распоряжении я указал: «Выдача лишь с разрешения Командующего армией генерала Май-Маевского под контролем его адъютанта капитана Макарова».
— Замечательно. Давай подпишу. Теперь ни одна песчинка не уйдёт со склада без нашего ведома. А вы знаете, капитан, что вчера вечером у нас с Аней состоялся интимный разговор? Правда, потом я был сильно пьян и ничего не помню. Всё кончилось благополучно?
— Так точно, ваше превосходительство. Князь Адамов и сам Жмудский помогли усадить вас в автомобиль. А Анна Петровна, по-моему, очень вас любит. Она ревнует вас к каждой женщине. Когда вы уезжали, просила передать: сегодня вечером быть у неё.
— Хорошо, вечером поедем. Я сейчас лягу спать. Начальнику штаба скажи — совещание переносится на завтра. Ну, если Щукин что-нибудь, тогда разбудишь.
Бравое барабанное утро, и, казалось, солнце двигалось вместе с корниловцами на Москву под Преображенский марш. Однако пока не на Москву, а на маленькую станцию, и победа маленькая, но победа.
Кутепов приказал обращаться с пленными по новым правилам: расстреливать только комиссаров и коммунистов, остальных — в обработку и, возможно, даже в строй. Сам он давно собирался с адъютантом верхами в батарею. И что-то ещё. Ах да, письмо от Лидии. Его прочитать потом, в спокойной обстановке, когда освободится от дел. Артиллеристов, наверное, предупредили: часовой у ворот в новенькой форме. Сам Бондаренко выбежал докладывать — батарея согласно распорядку дня занимается боевой подготовкой. Спешились, пошли по расположению.
— Показывайте, что за боевая подготовка.
— Приведение в порядок орудий и амуниции.
В тени у конюшни ездовые огромными сапожными иглами зашивали уздечки, шлеи и прочую кожу. Неподалёку, на солнце, раздетые по пояс солдаты забивали пыж в ствол орудия.
— Швейную мастерскую открыл, Бондаренко? Крестиками умеют вышивать? Построить батальон! Орудия не выкатывать!
Хотел, было, Кутепов устроить и выводку — проверить содержание лошадей, а их всегда содержат не очень хорошо, особенно, если проверять чистым носовым платком, но адъютант напомнил, что генерал вызван в Харьков на встречу с английской военной миссией. Ограничились строевым смотром. Потом беседовали с офицерами в маленькой, но прохладной и уютной столовой — «наше собрание». Спросил Дымникова, хорошо ли зажила рана. Пообещал участие в московском параде и салюте.
— Господина капитана вызывают в штаб командующего, — сказал Бондаренко. — Телефонограмма адъютанта его превосходительства.
При упоминании об адъютанте у генерала появилась какая-то недовольная морщина между бородой и кончиками усов.
— Зачем вызывают?
— Хорошо знает французский язык.
— Для встречи с англичанами?
— Англичане вроде нас, — позволил себе включиться Ленченко. — Только французский знают. Ну ещё и английский немного.
Кутепов усмехнулся и милостиво сказал:
— Прошу в мой автомобиль.
Вскоре выехали. Раздражало жаркое предзакатное солнце, бьющее в глаза. На пустынной окраине — два забора, две хаты — догнали колонну пленных красных. Кутепов приказал остановить колонну.
— Кто начальник конвоя? — спросил он.
— Поручик Чижов, — доложил немолодой, лет сорока-пятидесяти офицер.
— Куда ведёте?
— На сборный пункт, ваше превосходительство. Которых отобрали для службы. Остальных расстреляли.
— Поручик Чижов, когда вам присвоили звание?
— На германском фронте я был подполковником. После меня насильно мобилизовали в Красную армию, но я сумел перейти к вам, к своим.
— Сумел? Сумел в плен попасть? Теперь отслуживай своё предательство. А вы, ребята, согласны сражаться за великую единую неделимую Россию?
Пленные, конечно, отвечали согласием, кто громче, кто быстрее.
— Все согласны?
— Все, ваше превосходительство!
— И ты согласен? — спросил Кутепов, неожиданно остановившись около светловолосого пленного в рваной гимнастёрке.
— Так точно, ваше превосходительство!
— Леонтий Андреевич, подойдите, пожалуйста, сюда, — подозвал генерал Дымникова. — Узнаете? Я ещё там, на Литейном, приказал вам запомнить его фамилию. Узнали?
— Узнал, — вздохнул Дымников, — унтер-офицер Кирпичников.
— Поручик Чижов, — металлом по камню резанул кутеповский голос. — Этого пленного немедленно расстрелять. Здесь.
— Ваше превосходительство, — забормотал Кирпичников, — я же добровольно... За единую неделимую... Искупить вину... Ваше превосходительство...
Смерть уже пристала белой маской к его лицу, волосы прилипли к черепу.
Кутепов отвернулся, не слушая. Поручик Чижов отдавал приказы конвойным, но генерал его перебил:
— Нет, поручик. Сами! Очищайтесь от красных грехов. Наган у вас есть. Можете взять винтовку.
Кирпичников плакал, продолжая бормотать. За ближайшим глухим забором почувствовалось движение — зрители. Чижов, глядя в землю, доставал наган.
— Выведите его из строя, — приказал он солдатам.
Конвоиры выволокли приговорённого на обочину дороги, поставили у кювета.
— Вон туда смотри, на лесок, — сказал один из конвойных, — чтобы солнышко глаза не жгло.
Поручик выстрелил неудачно — пуля попала куда-то рядом с ухом, и Кирпичников повернул к нему залитое кровью лицо и завыл. Поручик торопливо выпустил весь барабан, и Кирпичников грузно завалился ему под ноги, искорёженным окровавленным лицом в пыль.
— Тем хохлам за забором прикажите закопать, — сказал адъютант Кутепова конвойным.
Поехали дальше, генерал даже не оглянулся. Спросил:
— Вы действительно, Леонтий Андреевич, хорошо знаете французский?
— Да нет. Забыл. Так, на уровне «как вы себя чувствуете?»
— В артиллерии не требуется знание французского языка. Вы знаете, капитан, что планируется объединение всех батарей в «Артиллерийскую генерала Маркова бригаду»?
— Слышал.
