- Что слышно, Внезд Кудеярыч? - окликнул он воеводу. - Никак, сызнова война?
- Из Киева гонец прискакал, - уклончиво ответил воевода. - Да сразу к князю. С ним и говорили…
- Нешто ты не слыхал ничего? - Иван спешился у крыльца.
- Слыхал, как же, - воевода стоял перед ним, осанистый, коренастый. - Слышно, неспокойно в Киеве. Чернигов полки готовит… Да ступай, ступай, сам всё вызнаешь!
Иван взбежал на крыльцо, толкнулся в сени. Внезд Кудеярыч шагал следом - и его звал к себе Ростислав Мстиславич.
В палатах уже собрался народ - бояре, воеводы. Был там и старший Ростиславов сын, Роман - жилистый юноша с первым пушком усов на губе и задиристым взглядом. Его погодок Рюрик был увалень и, хотя и умён, но сюда не зван.
- Вот чего ради собрал я вас, бояре, - заговорил Ростислав, взглядом указав Ивану место. - Неспокойно ныне на Руси. Стрый мой, Юрий Суздальский, вместе со Святославом Ольжичем прижал Давидичей и отпали они от брата моего Изяслава, предали крестное целование и передались врагам нашим. А ныне, совокупясь, хотят идти на Киев, отбирать великокняжеский стол и вызволять из монастыря Игоря Ольжича. Повелел мне брат мой Изяслав, опасаясь за жизнь свою, быть готовым к походу, ежели случится идти на войну. Я старшему брату послужить рад. Что скажете, бояре?
Он спросил всех, а сам смотрел только на Ивана - помнил, что перебежал Берладник от Ольжичей. А ну, как захочет вернуться, узнав, что они снова в силе? Иван встретил взгляд Ростислава.
- Ты, княже, меня на службу взял, - негромко молвил он, - землёй оделил. За тебя и землю твою я буду биться, когда и с кем прикажешь. Скажи - и сей же час пойду. Дружина моя готова давно.
- Да как же сейчас? - заворчали бояре, косясь друг на друга - Урожаи не собраны, жито в закрома не положено. Даже сено - и то косить не кончили… Дал бы хоть седмицу-другую - колос только начал наливаться! А не то зиму бедовать станем. Чего в рот положить, когда в житнице пусто?… Да кони не кованы, да ратники по сёлам отпущены… Не, никак раньше Успенья не выступить. А тамо пост… Охти! Князюшка, чего торопишься?
Только двое-трое, и среди них Внезд, твёрдо сказали:
- Когда прикажешь, тогда и выступим, княже! Ростислав молчал, терпел, хмуря брови, а после стукнул кулаком по подлокотнику.
- Рати готовить, - молвил жёстко. - Как прикажу, так и выступим. Супротив великого князя не пойду! А вам всем - ждать слова!
Слово прозвучало девятнадцатого числа зарева-месяца. Кияне отказались идти в ополчение против Юрия Суздальского, говоря, что он тоже Мономахова корня и они не хотят распри между стрыем и сыновцем. Опасаясь, что в его отсутствие кияне вызволят Игоря Ольжича из монастыря и поставят князем, Изяслав не придумал ничего лучшего, кроме как подговорить своих верных людей. Те вместе с толпой взбудораженных киян хлынули на монастырский двор… Игорь был убит. Война началась.
5 …Тесовый терем стоял прочно, отгородившись тыном. Кроме боярского дома, были там ещё две хоромины и в два ряда клети и повалуши с добром. Пошедший в дозор рыжий Ермил углядел, что в ворота как раз въехал небольшой обоз. Это была удача - знать, добра много и ещё больше привезли.
От ближнего леса, где схоронились ватажники, усадьбу отделяло поле. Налететь и ударить не получалось. Посему ехали открыто, чуть не распевая песни. Иван Берладник с Мироном и Мошкой - впереди. Их заметили издаля, отроки засуетились, закрывая ворота.
- Эй, не гомозись! - крикнул Иван, поднимая руку. - Чего всполошились? Не тати мы, а княжьи люди! Чей терем?
- Боярина нашего, Удачи Прокшинича, - ответил старшой отрок.
- Боярин дома ли?
- Дома. А тебе что с того? Аль вести ему привёз какие?
- Есть и вести, - Иван оглядел своих людей, словно прикидывая, кто из них везёт грамоту. - Зови боярина!
- А сам ты кто таков? И чьего князя человек?
- Ничей я. Сам князь. С Берлада. Зови боярина, кому сказано!
Иван конём надвинулся на старшого, но тот выставил копье:
- А ну не озоруй! Сейчас такие времена, что каждый себя князем сказать норовит!
- Да как ты смеешь, пёсья харя, князя порочить? - не стерпел Мирон и хватанул из ножен меч. - А ну прочь, пока цел!
Он махнул мечом и перерубил древко копья у самого наконечника. Это было началом. Боярские отроки кинулись на берладников. Кто-то поспешил затворить ворота, несколько человек устремились в глубь усадьбы, зовя подмогу, но берладников было больше. Те, кто не схватился с отроками боярина Удачи у ворот, пускали через тын стрелы, лезли на забор, по-половецки метали арканы. Спешась, Мошка рубил топором воротину, и щепки летели по сторонам.
Несколько человек, среди них Бессон с Ермилом, перевалили через тын. Одного пришпилили стрелой к забору, ещё двух зарубили, но берладники успели скинуть засов, и конники ворвались внутрь усадьбы.
Сеча сразу растеклась по двору. Метались перепуганные холопы, бегала челядь, визжали девки. Берладники рубили отроков с коня. Иван с Мироном и Степаном пробились к крыльцу первыми. От Степанова топора затрещала дубовая дверь. Ещё несколько молодецких ударов - и она разлетелась пополам. Подоспевшие берладники хлынули внутрь, еле успев пропустить князя.
Нашли забившуюся в угол ключницу, нескольких дворовых девок и старуху, которая начала было плеваться в ватажников, бормоча заговоры. Какой-то горячий парень наотмашь ударил её мечом - старуха рухнула поперёк всхода.
Иван выскочил на крыльцо. Ватага уже хозяйничала на подворье. Волокли добро, хватали визжащих девок, сбивали замки с клетей.
- Боярин, пёс, ушёл! - крикнул Иван. - Боярина ищите!
- Не мог он уйти! - кое-кто из ватажников побросал работу. - Мимо нас и мышь не проскочит…
- Эй! - вдруг откуда-то снизу послышался шёпот. - Эй, находник! Сюды глянь! Да пониже…
Иван поискал глазами, даже перегнулся через перила крыльца и ахнул - под крыльцом была устроена конура, возле которой на цепи сидел заросший грязный мужик. Стоя на коленях, он двумя руками держался за ошейник.
- Ты чего тут?
- Боярин Удача меня на чепь посадил заместо кобеля. Видал я, куды он схоронился. Вели освободить меня - покажу его заимку!
Крикнув своих, Иван скатился с крыльца. Мужик только прижмурился, когда топор Мошки разрубил цепь у самого ошейника и вскочил на ноги с таким видом, словно хотел лететь.
- Вон куды он схоронился! - бросился бежать, указывая на маленькую дверцу. - Там подклеть, а оттуда ход идёт в огороды.
- На огород, живо! - Человек пять ватажников во главе с мужиком бегом бросились на поиски.
Кабы не мужик, ушёл бы боярин Удача. Тот углядел его за голыми кустами и ринулся головой вперёд. Удача Прокшинич зарычал зверем, стал отбиваться и успел поранить мужика, но тут подоспели другие ватажники. Навалились кучей, заломили руки назад и волоком притащили на двор. Мошка вёл пошатывающегося мужика. Голова того была в крови.
- Ишь ты, - Иван, облокотясь на перильца крыльца, смотрел на боярина. - Строптивый…
- Ишшо какой! - загомонили ватажники. - Чисто лютый зверь!
- Сами вы хуже псов поганых! - вскинулся Удача. - Налетаете, ни князя, ни Бога не боясь!
- Бог-от далече, а князь… Где твой Юрий? Никак в Суздале сидит, носа высунуть боится, - усмехнулся Иван.
- Ничо, - проворчал боярин. - Ишшо поглядим, чей верх будет!
- Хвалилась жаба море выпить - тут её и порвало, - скривился Иван. - Мне твой князь не страшен. Да и ты сам… Чего с тобой творить?
- Дозволь, господине, его на мою чепь посадить! - подал голос давешний мужик. - Пущай побудет в моей шкуре!
Удача Прокшинич не стерпел. Зло плюнул в сторону Ивана:
- Холоп… б… сын!
У Ивана чуть шевельнулись скулы. Берладники не удивились, когда он резко выпрямился и отступил от перилец:
- Вздёрнуть. Тут!
Отвернулась удача от Удачи Прокшинича, боярина Суздальского. Взлетел он над воротами терема в петле, закачался, задёргал ногами, вываливая язык, да вскоре и затих. И не видел уже, как проезжали из разорённой усадьбы подводы, гружённые добром, как вели под уздцы его коня, как жадно ватажники поглядывали на лари с заветным золотом.
Уже когда трогались в путь, подёргал Ивана за полу опашеня тот мужик в пёсьем ошейнике:
- Слышь, господине, прими меня к себе! Не пожалеешь!
- А тебе на кой? Ступай себе домой!
- Некуды мне ворочаться. Боярин Удача избу мою старосте отдал, батьку насмерть запорол, а мамку… Эх, да что говорить! Не возьмёшь - нож достану и в леса уйду. Разбоем жить стану, а к боярам не ворочусь.
