В патриотическом лагере также нашлись критики условий перемирия и «позорного» поведения Боливара на встрече с Морильо. Они не хотели видеть, что перемирие ускоряло разложение в испанском стане и позволяло патриотам укрепить свое положение.
Полковник генерального штаба освободительной армии Л. Перу де Лакруа, сопровождавший Боливара во время его пребывания в Букараманге, сделал запись бесед и высказываний Освободителя, известную как «Дневник Букараманга». Благодаря дневнику можно узнать, в частности, оценку Боливаром перемирия с испанцами. «Никогда в течение моей общественной жизни, – говорил Боливар, – я не прибегал к стольким хитростям, к стольким дипломатическим уловкам, как во время этой важной встречи. Без излишней скромности можно сказать, что мне удалось обставить Морильо… Перемирие с испанцами, заключенное на шесть месяцев…, было для меня только поводом показать миру, что Колумбия ведет переговоры с Испанией на равной основе… Оно помогло мне положить конец истреблению испанцами гражданского населения. Более того, перемирие вынудило Морильо возвратиться в Испанию и оставить командование генералу Латорре, менее способному и активному воину… Пусть глупцы, мои враги, болтают, что им вздумается, об этих переговорах. Результаты говорят в мою пользу. Никогда дипломатическая комедия не была лучше разыграна, чем в тот день и в ту ночь 27 ноября 1820 г. в Санта-Ане» [152].
Пять месяцев на земле Колумбии молчали пушки и не лилась кровь. Однако население Маракаибо восстало против испанцев и с помощью отряда генерала Урданеты освободило свой город от колонизаторов. Генерал Латорре обвинил Боливара в нарушении перемирия, и 28 апреля 1821 г. вооруженная борьба между испанцами и патриотами возобновилась повсеместно.
Параллельно с переговорами о перемирии Боливар предпринимал активные действия для установления прямых контактов с Мадридом. Он считал, что ключ к миру, если он существует, скорее всего можно найти в столице Испании. Какие мотивы побудили Боливара в разгар ожесточенной войны с Испанией предпринять мирный демарш, имевший, по всей вероятности, минимальные шансы на успех? Был ли этот шаг продиктован политической прозорливостью и гениальной интуицией? Или же он представлял собой дипломатический маневр, построенный на тонком расчете? Скорее последнее.
Задача была архитрудной как в политическом отношении, так и с точки зрения дипломатических средств. Испанские войска потерпели серьезные поражения на американской земле, но они не были разгромлены. Необходимо было незаурядное дипломатическое искусство, чтобы убедить Мадрид в бесперспективности дальнейшей вооруженной борьбы с восставшими колониями, истощавшей силы Испании и подрывавшей ее международные позиции в Европе. Однако для начала диалога следовало прежде всего вступить в непосредственный контакт с испанским правительством, а в условиях продолжавшейся войны это было непросто. Боливар не имел дипломатических представителей в Мадриде и не мог прибегнуть к обычному в таких случаях средству – просить какое-либо дружественное правительство представлять в Испании интересы Республики Колумбия. Ни одно иностранное государство официально еще не признало Колумбию. Возможно ли было за столом переговоров получить согласие Испании на заключение мира, что означало для нее потерю своей колониальной империи и как следствие окончательную утрату статуса великой державы, превращение ее во второразрядное государство?
Однако Боливар знал, что дипломатию часто называют искусством невозможного, и решил попытать счастья на этом поприще. В конце 1819 года он отдал приказ направить в США и Европу специальную дипломатическую миссию с широкими полномочиями. Ей поручалось производить, при возможности, закупки оружия и боеприпасов, получить в этих целях иностранные займы по своему усмотрению, добиваться дипломатического признания Колумбии и, главное, завязать переговоры о мире с Испанией.
Выполнение этих ответственных задач Освободитель возложил на вице-президента республики Колумбия Франсиско Антонио Cea, назначив его чрезвычайным посланником и полномочным министром по защите интересов страны за границей. Такой высокий ранг давал ему право старшинства в отношении других колумбийских дипломатических эмиссаров, находившихся в иностранных государствах.
Боливар остановил свой выбор на Cea не случайно. Освободитель считал, что «большую дипломатию» должны делать известные люди. Как и Боливар, Cea знал Европу не по книгам. Он родился в 1770 году в Медельине и многие годы посвятил изучению естественных наук сначала на родине, а затем в Париже. Cea приобрел известность в Европе как натуралист и директор ботанического сада в Мадриде. Позднее он представлял интересы колоний в кадисских кортесах. У него было много влиятельных друзей в Испании, Франции и Англии. В Испанию его в свое время отправили колониальные власти, чтобы избавиться от «опасной личности»: Cea был причастен к публикации в 1794 году запрещенной Декларации прав человека и гражданина и провел три года в тюремных застенках. Когда вспыхнула борьба за независимость на его родине, Cea кружным путем через Лондон добрался до Колумбии, где присоединился к Боливару и прошел с ним большой боевой путь. В 1817 году он стал членом Государственного совета, а затем – вице-президентом республики. Когда потребовалось его родине, Cea без колебаний оставил высокий пост и ступил на дипломатическую стезю. В инструкциях, подписанных Боливаром 24 декабря 1919 г., ему предписывалось добиваться заключения мира с Испанией на основе признания ею независимости Колумбии [153].
Преодолев немало трудностей в пути, Cea в июне 1820 года добрался до Лондона, чтобы находиться ближе к Испании. По своей инициативе и выйдя за рамки полученных инструкций, он разработал фантастический план примирения колоний с «матерью-родиной» путем создания федерации во главе с конституционным монархом Испании Фердинандом VII. В состав федерации наряду с Испанией должны были войти Колумбия, Чили и Ла-Плата [154].
Свой проект Cea направил в Мадрид в ноябре 1820 года через испанского посла в Лондоне герцога Фриаса. Ожидая ответа, дипломатический эмиссар Колумбии добился приема у английского министра иностранных дел лорда Кэстльри и пытался, хотя и безуспешно, убедить его в необходимости оказать поддержку данному проекту. Лондон не склонен был брать на себя посреднические функции. Еще не выветрились горькие воспоминания о первой неудачной посреднической миссии Англии.
Фердинанд VII категорически отверг предложения посланца Колумбии. Однако это не обескуражило Cea. Он решил лично отправиться в столицу Испании. Друзья Cea при королевском дворе должны были, по его мнению, оказать ему содействие в заключении почетного мира. Особенно он надеялся на помощь своего близкого друга, влиятельного министра иностранных дел Эусебио де Бар- дакси-и-Асара, принадлежавшего к либерально-умеренным кругам. Правда, было одно затруднение: Cea не располагал деньгами для поездки. Однако он изыскал простое решение, получив в Лондоне заем в 20 тыс. ф. ст. на весьма кабальных условиях. После этого в мае 1821 года Cea известил Боливара письмом, что он находится на пути в столицу Испании. В Мадриде его ждали дурные вести: пока он добирался до Мадрида, Фердинанд VII провел реорганизацию испанского правительства, отправив Бардакси и других неугодных министров в отставку.
Некоторое время Боливар не получал полной информации о демаршах своего дипломатического эмиссара. Когда же ему удалось ознакомиться с планом Cea, Освободитель пришел в ярость. Ради примирения Cea был готов пожертвовать частью завоеванного в тяжелой борьбе суверенитета. «Кажется, гений ошибок руководил всеми шагами нашего посланца», – пришел к заключению Боливар. Попутно он отметил, что Фердинанд VII оказал Cea немалую услугу, отвергнув его план [155].
Ситуация сложилась неординарная, и требовались меры для ее исправления. В январе 1821 года Боливар решил направить в Испанию новую дипломатическую миссию. После заключения соглашения о перемирии он получил международно-правовую основу для прямых сношений с Мадридом. В ст. II соглашения говорилось: «Поскольку первоочередной и главной целью этого перемирия являются переговоры о мире…, оба правительства будут направлять и принимать эмиссаров или доверенных лиц, которых сочтут целесообразным делегировать. Этим посланцам, снабженным верительными грамотами, будут обеспечены гарантии и личная безопасность, соответствующие мирному характеру их миссии» [156].
На этот раз защита интересов Колумбии была доверена министру иностранных дел Хосе Рафаэлю Ревенге, опытному дипломату, начавшему свою карьеру еще в дни первой венесуэльской республики, и губернатору провинции Богота Тибурсио Эчеверриа. Они везли личное послание Боливара испанскому королю. Освободитель решительно проводил в жизнь одну из своих главных внешнеполитических заповедей – вести переговоры на основе полного равенства сторон. Боливар призывал Фердинанда VII содействовать заключению мира, который принесет успокоение Испании и самостоятельность Колумбии, сделает ее подлинной второй родиной испанцев [157].
