Яхмос поглядывал на верховного жреца и опускал глаза, в которых искрились насмешка и торжество.
Побледневший, как полотно, Птахшепсес, наконец, пришел в себя.
— Откуда ты взял, что моя дочь увлечена скульптором?
— Я наблюдал это не раз. Она даже бледнела при виде Инара. Об этом и слуги твои говорят.
«Он даже знает, что говорят мои слуги. Вот даже как!» — думал Птахшепсес, все больше поражаясь.
— Неужели об этом есть разговоры в городе?
— Пока еще нет. Но они будут непременно. Ты должен их предупредить. Ты знаешь, что любовь не признает сословий. Тебе будет спокойней, если его не будет.
— Как не будет? Я ни в коем случае не соглашусь на казнь. Тем более что наш храм обязан ему лучшим своим украшением.
— Но в начале разговора ты, святой отец, сам предложил это, — ядовито напомнил Яхмос.
Птахшепсес устало возразил:
— Но я не знал причины его поступка.
Птахшепсес опять представил глаза дочери, когда она все узнает. Нет! Ради нее он должен смягчить участь Инара.
— Что же ты предлагаешь?
— Я согласен заменить казнь южными золотыми рудниками.
— Это одно и то же. Казнь — быстрая смерть, южные рудники — тоже смерть, только более мучительная н медленная. Заменим их каменоломнями Туры. Это суровое наказание.
— Так и решим, святой отец! — Яхмос низко поклонился.
— Девушку, сестру Инара, отпусти к родителям, если ома не хочет быть жрицей.
— Будет сделано, как ты сказал, — скромно опустив глаза, ответил Яхмос.
— Где же сейчас Инар?
— Падая со стены, он разбился, сейчас лежит без сознания. Лечит его Джаджаманх. Как будет здоров, отправим в Туру.
Задумавшись, Птахшепсес слабо кивнул головой.
Яхмос удалился с довольной улыбкой.
Участь Инара была решена.
Вечером того же дня, когда Инара на носилках отнесли к врачевателю Джаджаманху, Яхмос, поразмыслив, отправился к непокорной пленнице.
Девушка не повернула головы на шорох его шагов. Так было всегда. Она смотрела на протекающий ручеек, плескалась в нем рукой и любовалась падающими каплями. За эту вереницу дней яркий цвет лица ей побледнел, она похудела и была задумчива.
Яхмос стоял, смотрел на нее и спрашивал себя, что привлекает его в этой гордячке? Ведь всего-навсего дочь ремесленника. Тети вскинула блестящие глаза, в них сверкнула ненависть. Может быть, вот этой ненавистью она и привлекает? Его, знатного богача, которого боятся все жрецы, женой которого согласится стать любая девушка в городе. Ну и что ж, что любая. Но он не может оторвать глаз именно от этой. Тети повернулась к нему спиной.
«Хорошо, — подумал Яхмос, — сейчас заговоришь иначе».
Он присел рядом на скамейку и неторопливо начал:
— Твой брат пробрался ночью в храм за сокровищами, но сорвался со стены. При падении он разбил голову и до сего времени не пришел в себя.
Тети со страхом и недоверием слушала жреца.
— Мой брат ничего дурного не может сделал. Я тебе не верю. — Но что-то в душе ее дрогнуло в предчувствии непоправимой беды. Яхмос холодно улыбнулся.
— По законам нашей страны он должен быть казнен.
Девушка вспомнила ночные шорохи, которые ее так пугали. Значит, Инар, пытаясь выручить ее, попал сам в беду. И этот человек приписывает брату ограбление храма? Стараясь быть спокойной, она проговорила:
— Если мой брат и попал в храм, то только в поисках меня. Ты сам это отлично знаешь. Если это так, ты обязан его освободить.
— Ты, девочка, плохо знаешь законы своей страны. Это еще не все. Он подслушал тайное совещание жрецов. Как только он придет в себя, он будет приговорен к казни как государственный преступник.
Только теперь Тети поверила. Весь ужас случившегося предстал перед ней. Она прежде подумала о горе стариков, потерявших сразу обоих детей, и о брате, который ради нее решился на опасный и бесполезный шаг. Теперь все зависело от этого коварного человека. С беспощадной ясностью девушка поняла, что ее положение, ее будущее не имеют никакой цены перед нвесчастьем, обрушившимся на брата. Она должна спасти его любой ценой. И она опустилась на песок перед жрецом:
— Спаси его, мой господин! Только ты это можешь. Сохрани его жизнь. Он сделал это ради меня. Мои родители не переживут такого несчастья. Клянусь Птахом, и буду твоей покорной рабой!
На губах Яхмоса была довольная улыбка. Тети стоили на коленях! Она умоляла! Настал час его торжества. Наконец, она была в его власти. Он любовался тяжелыми волнами ее черных волос, прикрывших плечи. Пушистые ресницы, как черные опахала, опустились на алебастровую бледность лица. Яхмос невольно подумал: «Верно, сама страдающая Исида не была прекраснее ее, когда оплакивала своего любимого супруга Оеириса. О, святая Эннеада! Прости мне греховные мысли».
Он положил руку ей на плечо. Она вздрогнула, но сейчас же смиренно опустилась ниже.
— Умоляю тебя, всемилостивейший! Спаси моего брата! Я никогда не прощу себе, если стану причиной его гибели. Будь милостив! Боги отметят тебя и наградит всем, что пожелаешь.
Но он молчал, и это страшило ее больше всего.
Он приподнял ее подбородок. Девушка подняла глаза, полные слез.
— А ты опять будешь держать себя так?
— Клянусь! Я выполню все твои желания.
— Хорошо! Я постараюсь спасти его. Казнь можно будет заменить каменоломнями. Обещаю тебе это взамен твоего послушания.
Тети обратилась к нему с просьбой:
— Дозволь мне, господин, хоть раз навестить моих родителей, чтобы немного их утешить.
— Сегодня вечером мой слуга проводит тебя к ним. Но горе будет тебе, если ты вздумаешь убежать или распускать неподобающие слухи. Ты должна сказать, что сама пришла ко мне.
Вечером в сопровождении слуги Тети навестила своих родителей. Радость свидания была недолгой. Она как могла смягчила удар. Пообещала, что добьется разрешения посетить Инара. Старики с нетерпением ждали Руабена, надеясь на его помощь. Через час слуга повел ее в чужой ненавистный дом, в гарем богатого и влиятельного жреца.
В дальнем углу огромного двора стояло несколько хижин для одиноких жрецов. На веранде одной из них, на широкой скамье, лежал Инар. Легкая крыша из пальмовых ветвей давала густую тень. Над юношей, склонившись, стоял озабоченный старый жрец. Души Инара блуждала где-то между жизнью и смертью. Разбитая голова юноши была тщательно забинтована. На рану наложена целебная мазь. Жрец прикладывал влажную льняную ткань на бледный лоб больного. Заботливо следил за ним, опасаясь резких бессознательных движений, опасных для его состояния. Он вспоминал утренний разговор с Яхмосом. Высокомерный жрец, встретив его в храме, небрежно бросил, не удостоив взглядом незначительного жреца врача:
— Ты займись преступником, но если и не вылечишь, особой беды не будет. — И он величественно удалился, как и подобало будущему верховному жрецу.
Джаджаманх подошел к слугам, склонившимся над Инаром. Они осторожно переложили его на носилки и перенесли в хижину жреца. Дорогой жрец слышал, как слуги вполголоса говорили между собой, что это брат девушки, которую прячет Яхмос. Они не особенно стеснялись его, он был своим человеком. Джаджаманх понял, почему молодой человек стал «преступником». Глядя на его бледное лицо с запавшими глазами, он думал, что только большая любовь могла толкнуть его на столь неосторожный шаг.
Жрец горячо произносил слова заклинаний, помогающие больному изгнать злых духов болезни. Мягкими, чуткими руками прощупал осторожно голову, но, по его мнению, ничего страшного не было. Удар головой был силен, но не смертелен. Теперь больному нужен был строжайший покой. Отеческое горькое чувство пробудилось в его душе, когда он смотрел на красивое лицо Инара. Джаджаманх думал про себя, что, несмотря на желание заносчивого Яхмоса, приложит все усилия и все свое искусство, чтобы поставить этого юношу на ноги.
Время от времени он вливал темную жидкость в рот больному. К полудню Инар с усилием открыл мутные глаза и проглотил немного чистой воды. Весь день не отходил от него врачеватель-жрец. Вечером его ненадолго сменил надежный слуга.
Инар забывался, приходил в себя, снова будто проваливался куда-то. Когда на короткие моменты сознание возвращалось к нему, он неизменно встречал заботливые глаза, с тревогой наблюдавшие за ним. Он пил и снова забывался. Так прошло несколько дней. Ему стало лучше. Тогда он начал спрашивать жреца, где он и почему сюда попал. Жрец старался отвлечь его от вопросов, на которые трудно было ответить. Судьба Инара беспокоила Джаджаманха.
Однажды жрец спросил Яхмоса, что ожидает юношу. Тот холодно ответил:
— Что может ожидать преступника? Как поднимется на ноги, так отправим его в каменоломни Туры.
Джаджаманх попытался возразить:
— Но ведь он отличный скульптор. Может быть, за услугу, оказанную храму Птаха, можно его помиловать?
