Медленно подошел он к столу, на котором лежал священный древний папирус, почитаемый как святыня, и, склонившись перед ним на колени, произнес:
— Клянусь священной Эннеадой[32] хранить в строжайшей тайне слышанное здесь. И если нарушу клятву, да свершится надо мной справедливый и беспощадный суд жреческого братства!
За ним подошел Яхмос. После него неторопливо подходили остальные. Приглушенно звучали слова клятвы, запрещающей разглашать государственные тайны.
Ночной совет закончился. Жрецы с факелами начали расходиться, и только Яхмос, задержавшись, пошел в другую дверь за верховным жрецом. Зал советов опустел. Все погрузилось в тишину и мрак.
Ошеломленный Инар лежал на стене и, забыв обо всем на свете, наблюдал за происходящим внизу. Впервые в его жизнь ворвались бурные события. Он задумался о жизни родной страны. Он и не подозревал, что положение в стране такое тяжелое, хотя и слышал многое. Вздрагивая и трепеща от сложного благоговейного чувства, слушал он клятвы жрецов, произносимые глухими торжественными голосами.
Но когда снова стало тихо и темно внизу, до сознания вдруг с ужасающей ясностью дошло, что он присутствовал на совещании, где обсуждались государственные тайны. Теперь его мысли вернулись к собственному опасному положению. Если его обнаружат, он не только будет признан осквернителем храма, но, что но много раз хуже, человеком, подслушавшим государственные секреты. Он вспомнил клятву жрецов. Кому нужны горечи его семьи, если весь народ живет в жесточайших лишениях, а жрецы беспокоятся не об улучшении его положения, а лишь об опасности бунта. Кто поможет ему, когда миллионы стонут от нищеты и гнета? Кто осмелится пойти против могущественных жрецов и живого бога, заслоненных армией и огромным аппаратом чиновников? Жрецы никогда не пойдут против царя, хотя сами считают его затею разорительной. Набавят налоги? Инар горько усмехнулся.
Он был взволнован и напуган. Ему хотелось лишь одного: покинуть свое опасное место. Он лег на спину, чтобы успокоиться.
В темно-синей, почти черной глубине неба горели и вздрагивали звезды. Огромное, простое, оно хранило величавый покой и было недосягаемо далеким от мелкой человеческой суеты. Ветер обвевал его горячую голову, полную горьких и трудных мыслей. Давно затих в глубоком сне большой, утомленный долгим днем город. Настороженная тишина окутывала храм и его владения. Только тихо шелестела листва. Постепенно он успокоился и начал обдумывать свое положение. До сего времени он не был замечен никем. После дневного изучения он хорошо ориентировался в постройках, окружающих храм. В помещении храма Тети не могла быть. Видимо, она была где-то в боковых пристройках всяких служебных помещений, которых было очень много на площади, примыкающей к храму.
Жажда, мучившая его весь день, теперь стала нестерпимой. Он представил себе весь длинный путь, который надо было проделать, а совсем близко внизу он заметил маленький каменный водоем, сообщающийся канальчиком с соседними помещениями. Система водоснабжения в храме была великолепной — это он хорошо рассмотрел сверху. Он даже видел, как кто-то из жрецов с аппетитом пил воду из этого водоемчика.
Юноша мучительно размышлял. Как быть? Неужели так и уйти? И дома видеть, как страдает мать? Страх его несколько рассеялся, и он решился. Бесшумно обвязав крепкую льняную веревку вокруг каменного лотоса колонны, тихо спустил ее вниз. Несколько минут прислушивался, но слышал только собственное сердце. Зал внизу казался бездонным колодцем. Кругом стояла звенящая тишина. Инар начал спускаться в глубину, она представлялась бесконечной в его душевном напряжении. Но вот ноги уперлись в землю. Он встал и прислушался. Тишина.
Постепенно начал различать деревья, скамейки. На них утром сидели жрецы. Осторожно продвинулся в сторону водоема. На каменном выступе смутно белела кружка. Он с жадностью пил и думал, что вода никогда не была такой живительной. По его расчетам, шагах в десяти должна быть дверь, в которую вошел Яхмос. Не к сестре ли он пошел? Чуть слышно скрипя босыми ногами по песку, покрывавшему тонким слоем каменный пол, он продвинулся в сторону двери. Еще и еще. И вот перед ним обозначился черный прямоугольник. Загадочная и пугающая чернота, за которой была неизвестность. Он стоял, прислушивался и не знал, что делать. Было страшно, ведь он находился вблизи жилища богов. Вспоминались жуткие рассказы, как боги наказывали дерзких. Но сейчас перед глазами возникли мать и сестра. Он беззвучно зашептал горячие слова обращения к богам:
— Справедливейший из богов, мудрый покровитель наш Птах! Я не оскорблю твоего жилища. Помоги мне освободить сестру — радость очей стариков. Осирис, загубленный злым своим братом! Приди ко мне на помощь! Гор лучезарный! Ты сам боролся со злом! Защити меня. Мать страдающих, Исида! Помоги мне. Не для себя я совершаю святотатство. Для любящих родителей, для сестры единой.
Робко продвинул он ногу в зияющий мрак проема, потом другую. Шаг за шагом продвигался Инар в кромешной тьме душного крытого коридора, ощупывая рукой стену. Неожиданно стена эта кончилась, и он увидел над головой синеющий клочок неба, усеянный звездами. Осторожно сделал шаг в открытое помещение. Рука скользнула по стене и остановилась на какой-то податливой неровности… В темноте послышался шорох. Он испуганно сделал несколько шагов вперед, шорох смолк. Инар оглянулся и не увидел двери, в которую вошел. Он не сразу понял, что случилось, и сделал еще несколько шагов вдоль стены. Кругом было тихо. Он вернулся, но везде стена была из гладких плит, меж которыми прощупывались углубления швов. И сколько он ни шел вперед, стена везде была совершенно однообразной. В смятении он прошел по всему помещению. Здесь были цветы в грядках, две скамейки, на подставке кувшин с водой и больше ничего. Но самое странное: ни одной двери. Ни одной двери? Но он же вошел через дверь. Ее не было видно. Тогда Инар понял, что произошло: случайно он закрыл за собой. Раньше не раз ему приходилось слышать, что в храмах и царских дворцах есть двери с секретным запорами, которые только жрецы могут открывать. Но должно же быть что-то, открывающее дверь с этой стороны. Прежде всего нужно было найти место, где он вошел. В волнении он столько раз поворачивался, что не мог вспомнить. Он сел на пол, чтобы успокоиться и стал припоминать, как были расположены звезды, когда он заглянул в дверь. Ах, да! Тогда он прежде всего увидел Бычью Ногу[33]. А как она была расположена? Не уверенный в том, что вспомнил правильно, он подошел к противоположной стене. Пожалуй, так. И начал терпеливо изучать стену, все ее неровности. Охваченный страхом, он уже не думал о цели прихода, а лишь о том, как бы вырваться отсюда, покинуть это страшное место и вернуться домой.
— Боги Черной Земли! За что вы так наказываете меня? Видно, мольбы мои услышал коварный бог Сет.
Небо начало блекнуть и розоветь. Теперь он лучше различал швы между плитами, но какие из них маскировалии дверь? Ни одного дерева не было здесь, стены были слишком высоки, чтобы забраться.
Рассвет наступал, и в его раннем сумраке, чуть алеющем на востоке, все стало ясно обозначаться. Измученный Инар метался в своей западне, тщетно стремясь вырваться из нее.
После совета Яхмос удалился вместе с верховным жрецом. Властолюбивый помощник верховного жреца вполне отдавал себе отчет в значении дружбы храма с царем. Он убеждал Птахшепсеса, что без всякого ущерба для огромных богатств храма можно многое отдать из кладовых. Самое важное — чтобы царь благоволил к нему и считал его важнейшей и надежнейшей опорой. А ведь всем заметно, как он все больше склоняется к храму Ра. Недаром в именах царевичей есть эта ненавистная частица — Ра — Хауфра, Бауфра, Джедефра.
По мысли Яхмоса, щедрыми дарами надо унизить противника и завоевать внимание царя. Остальные многочисленные храмы, мелкие и небогатые, были не в счет. Храм Тота тоже был противником храма Ра! Да и с его жрецом-заклинателем можно было договориться. Мен Кау Тот был ближе других. Бог искусства и ремесла был ближе всех к богу письма.
Птахшепсес в эту ночь подвергся сильнейшему натиску со стороны своего помощника. Длинный список пожертвований все рос и рос по мере того, как ночь приближалась к концу. Птахшепсес, радеющий о процветании своего храма, с беспокойством посматривал на собеседника, когда тот говорил:
— Поверь, святейший отец, наш храм выйдет победителем, и тогда богатства его умножатся, а не оскудеют.
Птахшепсес удивленно поднимал брови, Яхмос убежденно продолжал:
— Истину говорю тебе. Строительство царской гробницы заканчивается, и богатства с удвоенной скоростью потекут в наши кладовые. Недавно говорил с чати, он утверждает, что через несколько месяцев часть строителей и каменотесов за ненадобностью отпускает. Но сейчас сокровищницы живого бога пусты. Кладовые совсем не имеют продовольствия для рабочих отрядов. Закончится строительство, жизнь наладится, налоги будут поступать регулярно, склады опять переполнятся зерном.
