Птахшепсес смотрел на столбец цифр и вяло возражал:
— А если неурожай? Мы никогда не опустошали своих запасов, учитывая, что на страну могут обрушиться всяческие несчастья.
— На этот год ожидается хороший урожай. Мы лишь освободимся от старых запасов и пополним свежими.
Верховный жрец покорно наклонил блестящую, гладкую голову. В конце концов Яхмос прав: в соперничестве храмов за главенство все средства хороши. Богатые дары живому богу были главным оружием в это борьбе. Было время, когда, наоборот, цари дарили храмам зерно, рабов, земли, масло, мед, золото… Можно один раз и пренебречь строгими наказами предшествеников, завещавших строго беречь запасы зерна и другие богатства на случай бедствия. Законы вырабатывались многими поколениями жрецов, и разумность подтверждалась жизнью, поэтому они свято соблюдались. Птахшепсес сгибался под тяжестью этого долга, но еще большей тяжестью давил на него непререкаемый тон Яхмоса, его магнетически неподвижный взгляд, вкрадчивая убедительность голоса. Птахшепсес соглашался.
Небо поблекло, погасли звезды, и восток загорелся ярким пламенем зари. Яхмос посмотрел на небо, скоро начнется новый день, он же еще не ложился. Но это нечасто бывает, главное — он добился, чего хотел. Царь не может не заметить усилий жрецов Птаха, их огромной помощи.
«Но что это за полоса на противоположной стене? Вчера ее не было. — Он прошел через зал и остановился. — О! Да это верёвка. Кто-то проник сюда! Вчера было секретное совещание. Вот и следы голых ног отпечатались на тонком слое песка. Все жрецы в храме ходят в сандалиях».
Охваченный охотничьим азартом, он шел по следим. Вот ночной посетитель остановился у источника с водой. Пил. Пошел обратно, долго стоял перед темним коридором в нерешительности, что заметно по полукругу отпечатков, когда человек топчется на месте, не зная, что предпринять. Он легко читал по ночным следам душевное смятение непрошеного гостя. И прежде чем увидел, догадался, кто мог им быть. Раза два он видел обоих скульпторов вблизи храма, один раз совсем рядом, у стен. Они искали пропавшую девушку. Но они ее не найдут. Он не желает, чтобы ремесленники знали об этом. В столице ремесленная часть населения очень велика. Святейший Птахшепсес ничего об этом не говорит. Не знает? Или не хочет?
Яхмос бесшумно шел по узкому коридору и уверенно остановился перед невидимой дверью, за которой слышалось тяжелое дыхание усталого, взволнованного человека, в смятении забывшего об осторожности.
Насмешливой судьбе угодно было, чтобы в этот момент Инар смог открыть дверь. Она сдвинулась в сторону от его усилий так же неожиданно, как неожиданно закрылась. Юноша увидел жреца с торжествующей улыбкой. Инар отшатнулся от него, как от видения смерти, растерянный, смотрел и молчал. А тот медленно переступил порог и вошел.
— Не удалось ограбить храм? — вкрадчиво начал жрец.
Глаза Инара изумленно расширились, волна нестерпимого гнева захлестнула его, и, забыв обо всем, он закричал:
— Боги накажут тебя за ложь. Мы, простолюдины, почитали тебя как святого, а ты обокрал нашу семью! Ты знаешь, зачем, я здесь. Отдай мою сестру.
— Какую сестру?
— Всем, господин, видно было, что ты не спускал с нее глаз. Верни старикам их единственную радость! Отдай девушку.
— Молчи, ничтожный! Ты находишься в святом месте и оскорбляешь его служителей. Может быть, ты скажешь, как сюда попал? Ты просто грабитель, проникший в ночной темноте, а когда тебя поймали, сочиняешь сказки про какую-то сестру.
— Ты сам грабитель! — прозвенел в отчаянии голос Инара.
— Молчи, несчастный!
Рука Яхмоса, не всегда знавшая меру своей силы, толкнула дерзкого. Он упал головой на стену и последнее, что услышал: «Сгною в каменоломнях!»
В дверях уже толпились слуги. Они всегда рано вставали для уборки храма, садов и всяких помещений. Теперь они прибежали на непривычный шум и молча смотрели. Яхмос заметил их и угрюмо бросил:
— Сходите за врачевателем и унесите отсюда это ночного грабителя.
Широкими величественными шагами жрец удалялся с места неприятного происшествия.
Кто-то из слуг побежал за Джаджаманхом, остальные наклонились над бледным Инаром. Под ним расползалось по песку кровавое пятно.
— О, боги праведные! Это же наш скульптор! Он работал над нашим замечательным Аписом! Он, видно, сделал это ради сестры.
— Молчи! Не твое это дело, — прошептал второй слуга, оглянувшись вокруг.
— Жив ли он? Как ты думаешь? Что теперь буде?
Птахшепсес был весь поглощен работой. Он вырисовывал четкие красивые иероглифы на желтоватом папирусе. То был новый псалом, сочиненный Великим Начальником Мастеров для храма.
Увлеченный своим занятием, он не заметил Яхмос. Кошачья мягкая походка жреца всегда удивляла бесшумностью. Постояв, Яхмос требовательно, но почтительно проговорил:
— Да будет милостив к тебе Птах, святой отец!
Верховный жрец кивнул головой и, улыбаясь, пригласил сесть на кресло рядом. Яхмос сел и, не спуская глаз с Птахшепсеса, начал:
— Я пришел к тебе, святой отец, чтобы решить одно важное дело.
— Говори, слушаю. Но, может, повременишь до вечера? Мне хорошо работается.
— Нет, святой отец, это дело надо решить немедленно!
Зная настойчивый характер помощника, Птахшепсес с сожалением отложил свиток.
— В прошлую ночь, когда проходил наш тайный совет, в храме находился чужой и подслушивал.
Брови Великого Начальника Мастеров высоко полнились, глаза гневно сузились.
— Кто же разгласил, что будет тайный совет?
— Думаю, что никто из жрецов.
— А пойман этот преступник?
— Пойман мною.
— За такое полагается смертная казнь по законам Кемет.
— Я тоже так думаю, — лукаво потупил глаза Яхмос.
— Но кто этот преступник?
— Скульптор Инар из мастерской чати.
— Инар? — переспросил пораженный Птахшепсес. — Этот скромный юноша? Нет, он не похож на преступника. Зачем ему подслушивать? — Он испытующе посмотрел на своего помощника. — Я не хотел тебе говорить, но ведь слуги шепчутся о том, что ты прячешь по сестру. Верно, в поисках ее он и забрался в наши помещения. Это объясняет его поступок, но он будет наказан.
— Не буду отказываться, святой отец! Но девушка очень красива, и для блага храма я задался целью сделать из нее жрицу. Но она упряма и плохо воспитана, поэтому мне нужно время, чтобы ее подготовить. Ома будет украшением храма и привлечет для нас многие пожертвования.
— Может быть, ты и прав, но нужно делать не так, а с согласия ее и родителей. Ты должен это исправить. А юношу мне жаль, он не заслуживает такого.
— Именно ты, святой отец, не должен его жалеть.
— Ты странные речи ведешь, Яхмос! — с недоумением проговорил Птахшепсес.
Яхмос пристально, не мигая, смотрел выпуклыми черными глазами на собеседника.
— Нет, святой отец! Ты более других заинтересован, чтобы скульптор исчез.
— Но почему?
— Давно уже замечают, что он не спускает глаз с твоей дочери, и она отвечает взаимностью.
— Тия? — взволнованно прошептал Птахшепсес и бессильно откинулся на спинку кресла. Младшая Ипут, резвая и беззаботная, даже не пришла ему в голову. Перед ним возникли мечтательные глаза старшей. Девушке уже четырнадцать лет. Пора замуж. А они с женой все отказывают женихам, все медлят… И жених есть. Настойчивый, красивый, царского рода. Вот уже два года добивается ее руки. Он представил себе Инара. Ах! Как нравился ему этот юноша! Вспомнилось утро, когда скульптор появился в саду для работы. Тогда Тия побледнела, но они с женой не придали этому значения. Теперь ему многое объяснилось в поведении любимой дочери. Если бы этот юноша был знатным! А вдруг это станет известно многим… Его, верховного жреца, засмеют. Его семья станет посмешищем при дворе. Этот Инар околдовал всех своими ясными глазами, умными и добрыми. Даже сыновья в восторге от него. Но выдать за него Тию! И в то же время давно забытое чувство от воспоминания собственных юношеских волнений вызвало у него глубокую жалость к дочери. Боги! Что он делает? Ведь у Тии такой прекрасный жених. Только она к нему совсем равнодушна. Скользит глазами, как по пустому месту. И как эти он, отец, умудренный опытом, не понял раньше, что нельзя приближать к дому красивых молодых людей, когда в семье есть девушки-невесты. В словах коварного жреца не приходилось сомневаться. Ясно стало, что Яхмос и ему подставил ловушку, чтобы облегчить свое дело. Как же опасен его помощник… Он только теперь понял и поверил тем, кто раньше предупреждал его. Он у него в руках. Но нельзя допустить, чтобы изнеженная дочь была женой ремесленника, работала на зернотерке, стирала. Может быть, Яхмос и прав. И еще придется его благодарить за своевременное предупреждение.
