В воротах стоял Латыпов.
— Ну как, в сон не клонит? — спросил Вихров.
— А мне хоть что. Привык, значит, когда еще на пароходе кочегаром ходил. Бывало, по двое суток не спали, — сказал Латыпов.
— Разве вы не станичник?
— Станичник. Только в Ростове работал.
— А семейство в городе?
— Ага… живут помаленьку. Сынишке уж третий год минул. Скоро отслужусь, увижу своих… Товарищ командир, верно говорят, в России наш год уже уволили?
— Уволили, — подтвердил Вихров. — Ну а здесь, в Бухаре, особое положение.
— Так что ж, я не против! Правду сказать, и домой охота, и из полка уходить жалко. Привык… Товарищ командир, посмотрите, — я давно уже наблюдаю, — блестит что-то, видите? — Латыпов поднял руку, показал в темноту. — Костер, что ль горит?
В глубине гор дрожал огонек.
— Пастухи, видно, — предположил Вихров.
— А может, басмачи сигнал подают?
Вихров пожал плечами.
— Трудно сказать.
Он постоял немного и пошел к следующему посту. Проверив все караулы, он зашел в штабную кибитку.
Ильвачев и Ладыгин спали у горевшего камина. Вихров прилег рядом с ними и, пригревшись, вскоре заснул.
28
— Быстрей! Быстрей копайся! — торопил, взводный Сачков Лавринкевича. — Чего ты там канителишься? Смотри, у тебя конь на потник наступил…
Пряча на ходу карту, из штабной кибитки вышел Кондратенко, только что получивший приказ Ладыгина выступить в разведку. На его юношеском лице лежало озабоченное выражение.
— Ну как? — спросил он Сачкова.
— Готовы, товарищ командир.
— Давайте по коням…
Брезжил рассвет. С мягким топотом разъезд в пятнадцать всадников вышел со двора и скрылся в тумане.
Кондратенко ехал, обдумывая, как ему лучше выполнить задачу. Им предстояло, как он уже объяснил бойцам, подняться по ущелью до кишлака Шут и выяснить, нет ли там басмачей.
Выслав в дозор Парду с Латыповым, Кондратенко повел разъезд по холмистой долине.
Парда еще с вечера хорошо приметил дорогу и теперь, несмотря на туман, ехал уверенно. Вскоре дозорные достигли ущелья. Парде вдруг показалось, что вдали мелькнули всадники. Он погнал лошадь галопом.
— Стой! Зачем гонишь? — крикнул Латыпов, сообразив, что они слишком далеко оторвались от разъезда. — Смотри, наших не видно. Давай постоим.
Внезапно позади них пронесся отчаянный визг. С обеих сторон ущелья блеснули огни, гулко рассыпались выстрелы.
Визг, крики, грохот бубен слились с конским топотом.
Над горами сверкнул солнечный луч, и Кондратенко заметил, как в долину спускалось множество всадников. Теперь он хорошо видел значки и скакавшего впереди басмача в красном чапане. Сидя на буланом жеребце, убранном золотой сбруей, всадник крутил над головой кривой шашкой.
Кондратенко понял, что еще минута — и басмачи сомнут разъезд. Он приказал отходить.
Он слышал, как его бойцы поскакали назад, а сам, сдерживая лошадь, оставался на месте, стараясь разглядеть, куда делись дозорные.
Но потом он успокоился, решив, что Латыпов и Парда отошли стороной.
— В ружье! — крикнул Ладыгин, услышав выстрелы. Приказав бойцам занять дувалы и думая, что это бригада гонит басмачей, он поднялся на плоскую крышу кибитки.
— Ах, негодяй! Ах, молодец! Гляди, что творит!.. А все-таки я его под арест посажу! — приговаривал он, наблюдая, как Кондратенко, ловко вольтижируя, перевернулся в седле, сел лицом к хвосту быстро скачущей лошади и стрелял из револьвера по преследовавшим его басмачам.
Так и въехал он во двор задом наперед, с возбужденным, улыбающимся лицом.
Басмачи, свертываясь в колонну, скрывались в дальних садах.
— Товарищ Сачков, а где же. Латыпов и Парда? — спросил Кондратенко.
— Да я и то смотрю, вроде их нет, — сказал взводный, оглядываясь.
— Вон они! Вон Латыпов! — крикнул наблюдатель, стоявший на крыше кибитки.
Бойцы во весь рост поднялись на дувалах.
Парда и Латыпов, пригнувшись в седлах, скакали к кишлаку. Позади них и в стороне хлопали редкие выстрелы.
— Куда он поехал? — с беспокойством сказал Ильвачев, увидев, как Парда, широко раскинув руки, поскакал как раз в ту сторону, откуда слышались выстрелы. Вот его лошадь махнула через арык, и Парда, перевалившись на бок, выпал из седла.
— Убили! Парду убили! — тревожно заговорили наблюдавшие за ним бойцы.
Латыпов подъехал к товарищу, нагнулся, поднял его на седло и поскакал к кишлаку.
Но навстречу ему из карагачовой рощи показалась большая толпа басмачей.
Латыпов метнулся вправо, к узкой расщелине, но и оттуда уже выезжали всадники в пестрых халатах. Увидев, что ему не прорваться в кишлак, Латыпов повернул лошадь и поскакал в горы…
Бойцы молча следили за ним.
Кузьмич вздрогнул: вблизи стукнул выстрел, другой, и вслед за этим резко ударили залпы подкравшихся басмачей. Пули глухо шлепались в глинобитные стены. Выронив винтовку, повалился со стоном один из бойцов. Упала, забилась, пытаясь подняться, подстреленная лошадь.
В сбившемся во дворе отряде произошло замешательство. Люди бросились в стороны. Лошади рвали поводья, взвивались на дыбы и шарахались.
«Попали», — подумал Ладыгин. Первой его мыслью было спасти бойцов от опасности.
— Укройся! — крикнул он, — Заводи лошадей за дувалы!
В эту минуту бородатый басмач, вскочив на ворота, прицелился в него из винтовки.
— Стой! Стой! Не смей! — закричала Маринка. Она рванулась вперед и то ли умышленно, то ли нечаянно своим телом прикрыла Ладыгина. В суматохе никто не заметил, как девушка, ахнув, упала подле дувала. Вокруг слышались крики, стоны и выстрелы.
«Гляди, сколь их повысыпало!»— подумал взводный Сачков.
На плоских крышах ближних и дальних кибиток, окружавших двор с трех сторон, появились, забегали черные на фоне солнца фигуры басмачей. Они стреляли кто с колена, кто стоя, некоторые с гиком размахивали обнаженными шашками.
Но выбежавшие к дувалам пулеметчики уже сбивали их с крыш.
— Товарищ военком, поберегитесь! — крикнул Харламов, увидев, как Ильвачев с ручной гранатой в руке тоже влез на дувал. За ним полезли Вихров и чернявый боец из первого взвода. Вихров не успел метнуть гранату, как что-то крепко ударило его по голове. Он пошатнулся и сполз со стены. На его лице показалась кровь.
— Поранило? — Харламов тревожно метнулся к нему.
Вихров, тоже бледный, не мог понять, что с ним случилось. Размазывая кровь, он провел рукой по лицу.
— Пустое, — Сказал он, — это меня камнем с рикошета ударило. — Сказав это, он тут же невольно подумал, что смерть вот уже третий раз прошла мимо него.
Стрельба прекратилась. Не выдержав пулеметного огня, басмачи попрятались за дувалами. Наступила звенящая тишина. И тогда с тыльной стороны двора, в котором укрепился осажденный гарнизон, послышался катившийся по земле гулкий конский топот. Видимо, в кишлак входил новый конный отряд. Всадников не было видно. Их скрывали дувалы, но по гортанным крикам Иван Ильич понял, что к Казахбаю подошло подкрепление. Он не ошибся. В Гилян вошел помощник Казах-бая Мирза-Палван. Он привел с собой две сотни всадников.
В ожидании нового штурма Ладыгин распорядился укрепить ворота. Харламов доложил Ивану Ильичу о потерях. Среди тяжелораненых оказалась и Маринка, которая, как сказал Харламов, была без сознания…
Увидев, что в кишлак ему не прорваться, Латыпов пустился по круто вьющейся вверх, заросшей кустами козьей тропинке. Когда он достиг половинной высоты скалы, у подошвы горы послышались выстрелы. По свисту пуль Латыпов понял, что стреляют по нему, и погнал лошадь вперед. Но тропинка была теперь так крута, что подниматься можно было лишь только. У подошвы вновь рассыпались выстрелы. Лошадь сделала несколько судорожных движений и упала, ткнувшись мордой в кусты. Тело Парды соскользнуло на землю.
Теперь, когда в густой заросли они не были видны, Латыпов решил осмотреть рапу товарища. Он перевалил Парду на спину и вскрикнул, увидев залитое кровью лицо. Взяв свою флягу, он обмыл рану.
— Парда! Парда! — звал Латыпов, стараясь влить оставшуюся воду в рот юноши.
Парда молчал.
Тогда Латыпов вынул нож, отрезал кусок чалмы и крепко обмотал голову раненого.
Внизу послышался шорох.
Латыпов осторожно раздвинул кусты. Вверх по тропинке крался рыжебородый басмач.
Латыпов прицелился в заросшее волосами лицо. Приклад толкнул в плечо. Басмач привскочил и, дернувшись, замер.
Парда застонал.
Латыпов быстро нагнулся к товарищу и встретил устремленный на него взгляд так хорошо знакомых ему карих с зеленоватой искоркой глаз.
— Башка мало-мало пропал? — спросил тихо Парда.
— Нет… Кожу порвала. Видно, рикошетом ударило, — радостно сказал Латыпов. — Слушай, надо бы нам повыше подняться, — он показал вверх, рукой. — Можешь идти?
