Но, конечно, ты бы в свои юные годы ничего не заметил.
На самом деле я откопал этот снимок больше трех недель назад, сразу после того, как ты мне написал, и собрался было ответить сразу, но вот это сообщение я сочинял в итоге так долго, что закончил только вчера вечером. Получились довольно подробные воспоминания о той неделе. Шлю их тебе еще одним приложением к этому письму – с некоторыми колебаниями, должен признать. Надеюсь, я не чересчур разоткровенничался: кажется, кое-что из того, что я пишу, тебе может быть трудно читать, но, сам знаешь, мое всегдашнее кредо как писателя – говорить правду как можно прямее. (НАХЕР ВСЕ ЭТО ВРАНЬЕ, как говорил великий Б. С. Джонсон [45].) Надеюсь, моя память не внесла никаких сильных искажений, дело было тридцать шесть лет назад, как ни крути! Но в ту пору я уже начал вести свои знаменитые дневники, а потому знаю, во всяком случае, что даты и время верны. Дело в том, что я всегда хотел написать что-нибудь о той неделе, о нас и о Шонед и о водохранилище над Капел-Келин [46] – все это было и остается живым у меня в мыслях, и вот теперь ты меня вдохновил. Ты сказал, что собираешься произнести небольшую речь на праздничном вечере у родителей, а потому, если с этой целью захочешь выбрать что-то из моего рассказа, – вперед. В любом случае надеюсь, все сложится великолепно. Уверен, вы чудесно побудете вместе всей семьей. В той части Девона в это время года очень красиво.
С большой любовью,
Дэвид
* * *
Вслед за этим Питер тут же щелкнул по приложенному файлу и прочел:
КАПЕЛ-КЕЛИН
Воспоминания Дэвида Фоули
Итак, Питер, вот что я помню.
Шли короткие каникулы лета 1969-го. Мне было десять, а тебе почти восемь. Дневник я веду уже второй год. Каждое Рождество начиная с 1967-го и далее получал (среди прочего) в подарок от родителей “леттсовский” настольный дневник [47]. Бросил я эту привычку в 1980-е, но недавно вернулся к ней, и поэтому теперь у меня почти двадцать томов таких дневников; я пишу эти строки, а разноцветные корешки и золотые надписи смотрят на меня с полки над моим столом. Поэтому с абсолютной точностью могу указать не только дату нашего отъезда (воскресенье 31 мая), но даже время: десять утра. Мы ехали колонной из трех автомобилей. Твой отец тогда уже продал свой “остин-кембридж” и купил солидный голубой “1800” – исходя из того, надо полагать, что у этой машины хватит мощности, чтобы возить ваш новый жилой прицеп. Его они с Джеком и тащили в той машине. Твоя мама в своем бодром маленьком “хиллмене-импе” – в середке нашей колонны, с ней Мартин и ты. Замыкающими ехали мы вчетвером, набившись в мамин “моррис-майнор”. В последние пару лет папа начал зарабатывать серьезные деньги в рекламном деле и с этого купил себе “ягуар”, но в тот раз он остался дома. Подозреваю, папа хотел на нем ездить по возвращении, а кроме того, не верил, что мама не попортит ему автомобиль на узких валлийских проселках.
Мой дневник, переполненный мельчайшими бытовыми подробностями, сообщает, что мы в том путешествии останавливались дважды. Первый раз – в Хлангиноге в долине Танат, чтобы желающие сбегали в туалет. Здесь же поменяли рассадку: мы тогда с тобой, как ты помнишь, уже близко сдружились, и я попросился в машину к твоей маме, чтобы мы ехали вместе. Мартин же решил пересесть к отцу и старшему брату в машину, тащившую прицеп. Ты, твоя мама и я поехали первыми, вверх по тому крутому склону, что тянется до окраин заповедника “Сноудония”, где пейзаж вдруг делается диким и распахнутым, а главная опасность для водителя – овцы, выбирающиеся на узкую извилистую дорогу. Манера вождения твоей мамы зачаровала меня. Мои родители водили осторожно, на поворотах тормозили, сбрасывая передачу на любом перекрестке или светофоре. У твоей матери на все это не было времени. Она вела на предельной возможной скорости и пролетала эти серпантинные извивы с мастеровитой уверенностью гонщика “Формулы-1”. Если машина впереди нее шла слишком медленно, она обгоняла ее при первой же возможности и тоже не всегда в самый безопасный момент. Несколько минут – и прицеп вашей семьи и автомобиль нашей остались в милях позади нас, далеким воспоминанием. А потому, когда мы прибыли к Хлин-Келин, водохранилищу в четырех-пяти милях за Балой, нам еще предстояло скоротать немало времени, пока подтянутся остальные.
Мы расположились на берегу водохранилища и устроили пикник. Никакой особой нужды в нем не было: до места назначения у побережья оставалось меньше часа пути. Но час дня, пора обедать, а семейное расписание трапез твоя мама блюла. Она сложила в дорогу несколько стопок сэндвичей с сыром и огурцом, завернутых в фольгу, пакеты с картофельной соломкой и термосы с чаем, и есть это все полагалось сейчас, ни часом позже и ни получасом раньше. И все же вежливости ради надо было дать остальным подтянуться, а потому она повела нас к воде, пока ждем.
Тут надо сказать пару слов о моих тогдашних несколько особых отношениях с твоей матерью. Я не только приходился ей родственником (она мне двоюродная тетка, видимо, хотя, как ты помнишь, мы всегда звали ее просто “тетя Мэри” – так же, как ты звал мою мать “тетей Силвией”), она еще и вела у меня в школе физкультуру. И вот поэтому, в некотором чудно́м смысле, я знал ее лучше, чем ты, – или, во всяком случае, я знал ту часть ее жизни, которая была скрыта от тебя; та часть ее жизни, о которой ты, вероятно, никогда и не задумывался (потому что рабочая жизнь наших родителей не представляет для нас, детей, совсем никакого интереса), была мне очень знакома. Более того, твоя мама не только вела у меня физкультуру: роль, которую “миссис Агнетт” играла в жизни нашей школы, была гораздо масштабнее. Она еще и давала уроки фортепиано, играла на этом инструменте на утренних школьных собраниях, а иногда читала нам что-нибудь в конце учебного дня.
Впрочем, бывало, из-за того, что моя учительница мне еще и родственница, возникали трудности – например, если я набедокурил и ей приходилось меня наказывать. Настоящей опасности это почти не представляло, что да, то да, поскольку ребенком я был почти патологически смирным. И все же отчетливо помню один случай, когда подобная дилемма все же возникла. Как и многие мои сверстники, я периодически подпадал под влияние самого зловредного и шалопутного мальчишки во
