Не теряя времени, на следующий день Лазарев на барказе осмотрел залив, определил заметные места, измерял глубины. На восточной стороне острова Святого Ангела пристали к берегу. Матросы развели костер для обеда, а Лазарев с Унковским, взяв бумагу, карандаш и зрительную трубу, поднялись на вершину. Сделав наброски бухты, начали было спускаться, как вдруг рядом затрещал терновник. Из кустов сначала высунулась свирепая морда, а следом разъяренный медведь на задних лапах бросился к морякам.
— Беги вниз! — громко крикнул Лазарев, и Унковский покатился с откоса. Лазарев несколько мгновений выждал, вдруг сдернул с себя лакированную шляпу и запустил ею в морду медведя. Тот опешил, схватил лапами шляпу, остановился и стал ее разглядывать… Лазарев, не мешкая, бросился вслед за Унковским. Снизу бежали матросы с ружьями… Несколько выстрелов отпугнули зверя, и он нехотя скрылся в кустах.
Барказ отошел от берега, обогнув остров, и тут матросы увидели на лужайке холма медведя, мирно пощипывающего траву…
Покинув Сан-Франциско, «Суворов» продолжал путь на юго-запад к берегам Перу. Погода радовала. Ясное, безоблачное небо над чуть вспененной океанской равниной сопровождало корвет до самого экватора.
Лазарев не раз убеждался в малой достоверности испанских карт, а теперь, вычислив точные координаты острова Сокорро, который с трудом отыскали в океане, покачал головой.
— Ну и врали господа гишпанские мореходы, на девять десятков миль сей остров Сокорро «вынесли» в сторону…
До тропиков добрались без особых приключений, в погожие дни. Однако и хорошая погода приедается, и томительно тянутся дни в однообразной обстановке. Небеса тоже, видимо, не бездушны. Спустя месяц после выхода из Сан-Франциско грянул гром, и тропический ливень потешил моряков. Благо заодно набрали полные кадки воды. Среди океанской пустыни на подходе к экватору на пути мореходов оказался островок с чудным названием Кокос. Корвет лег в дрейф. Островок манил к себе живописным видом, густыми рощами пальм. На берегу попробовали диковинку, лакомились вкусными плодами кактусов, похожими на персики, но покрытыми пухом. Лазарев набрал несколько редких раковин, которые матросы прозвали шумовками. Приложив ухо к раструбу, морякам слышался гул морских волн и прибоя.
Вокруг корабля кишели акулы. Унковский ухитрился с барказа оглушить багром и подцепить двухметровую хищницу. Подтащили ее к борту, накинули петлю и выволокли на палубу. Первый раз матросы безбоязненно трогали руками и с любопытством разглядывали вблизи грозу морей.
У Галапагосских островов палуба «Суворова» огласилась хохотом и криком пестрых попугаев, пением диковинных птиц. На правом шкафуте, в выгородке, накрытой сеткой, копошились в траве две огромные черепахи. Лазарев был неравнодушен ко всякой живности, а к диковинной тем более. Вот и задумал доставить на родину не виданных в России разных зверюшек, птиц из дальних стран…
После двухмесячного плавания наконец-то показались берега Перу. Будучи гардемарином в Вест-Индии, наслышался Лазарев рассказов об этой загадочной и могущественной в прошлом империи инков, триста лет назад покоренной испанскими конкистадорами. В последнюю неделю ноября рейд главного порта Перу — Кальяо впервые принимал корабль под русским флагом.
Некогда цветущий прибрежный город семьдесят лет назад в несколько мгновений разрушило сильное землетрясение, а его остатки смыла гигантская океанская волна.
Лазарев насчитал на рейде около трех десятков купеческих судов и военный бриг «Патрилио» под испанским флагом. Представляли они невеселую картину. Обветшалые, облупившиеся борта, рассохшиеся мачты и реи, измочаленный такелаж, в заплатах и даже кое-где в дырах паруса наводили на грустные мысли. Лазарев повернулся к Унковскому, кивнул на корабли:
— Видать, одряхлела гишпанская корона со времен славного Колумба, сей позорный вид судов нетерпим для просвещенного государства.
Он взмахнул рукой. Девять пушечных выстрелов окутали пороховым дымом борта «Суворова». Крепость Святого Ангела ответила равным салютом русскому кораблю.
Не успели отдать якорь, на борт поднялись таможенные чиновники. Не понимая русской речи, не разбираясь в записях журналов, они жестами пригласили капитана съехать на берег для объяснения.
В таможне Лазарев все растолковал изумленным чиновникам по-английски, но корабельные документы те так и не смогли прочитать.
Утром прибыл чиновник с приглашением русскому капитану от вице-короля — наместника испанского монарха в Перу.
Впервые Лазарев отправлялся с визитом к главе государства. Раньше, в Рио-де-Жанейро, он общался с портовыми чиновниками, в Джексоне с английским генерал-губернатором небольшой колонии. Нынче предстояло нанести официальный визит верховной власти незнакомой прежде державы.
На следующий день Лазарев в офицерском мундире отправился в Лиму — столицу Перу. За ним вице-король прислал специальный экипаж. Возвратился Лазарев поздно вечером в хорошем настроении, поделился первыми впечатлениями с Унковским.
— Вице-король, преклонных лет симпатичный старик, приятно удивился нашему неожиданному визиту. После поражения Буонапарте они все наслышаны о России немало, однако россиян прежде не видывали… Всяческое содействие нам обещает. — Лазарев добродушно рассмеялся. — Только не разумеет ни по-русски, ни по-английски. Добро, среди свиты короля вдруг оказался офицер-испанец, прежде бежавший из французского плена в армию фельдмаршала Кутузова. Славный малый…
За чаем в кают-компании Лазарев продолжал рассказывать:
— Представили меня за обедом негоцианту знатному, дону Педро Абадия, правителю компании по торговле с Филиппинами. Интерес проявил к нам весьма знатный, обещался быть на неделе…
Действительно, через два дня на корабль прибыл директор Филиппинской компании дон Абадия. С любопытством рассматривал он корабль, русские товары и тут же предложил свои услуги по обмену их и продаже. Но больше всего заинтересовали его дела Российско-Американской компании.
— О промыслах вашей уважаемой компании до меня доходили слухи и прежде, но ныне воочию убедился, что, не откладывая, надобно сношения установить с господином Барановым. — Абадия доброжелательно смотрел на русских офицеров. — На этой неделе большие торжества в Лиме — день рождения ее величества королевы Испании, рекомендую использовать сие время для знакомства с местным обществом.
За два дня корабль привели в щегольской вид. В праздник на «Суворов» прибыли многочисленные гости из Лимы. Все спешили увидеть русский корабль. Высшие чиновники, и особенно их жены, восхищались чистотой и опрятным видом корабля и матросов.
Мимо внимания Унковского не прошло, что «в числе посещавших очень много было дам. Лимянки вообще славятся красотой и кокетством».
Неделю спустя вице-король, маркиз де Абагадиль задал обед в честь офицеров русского корабля. В полной парадной форме отправились офицеры в Лиму в присланном за ними роскошном экипаже. Столица Перу — Лима — выглядела довольно скромно, улицы застроены одно- и двухэтажными домами.
Во дворце русских моряков встретил офицер, стража взяла ружья «на караул». После краткого представления и беседы маркиз пригласил всех за стол и провозгласил первый тост за русских моряков. За обедом вице-король объявил, что разрешил торговые привилегии русским товарам наравне с испанскими из метрополии. Переводя эту фразу на французский, Абадия наклонился к Лазареву:
— Сие благоволение дано иностранцам в Лиме впервые…
Негоциант не скрывал своих симпатий к новым партнерам и способствовал этим добрым отношениям.
Возвращаясь на корвет, офицеры в один голос говорили о теплоте и сердечности, которой их окружили в Перу.
— Возможно, та добросердечность проистекает от Гишпании, в том, что Россия испокон веков не причиняла ей зла. — Лазарев посмотрел в окошко кареты. В вечерних сумерках мелькали вдоль дороги стволы высоких деревьев. — Напротив того, повергнув Буонапарте, Россия вызволила их от иноземцев. О том за столом и господин Абадия сказывал.
Но моряки посещали не только званые обеды. Присматривались они и к местным обычаям: в городе больше половины жителей составляли индейцы, креолы, мулаты и негры. Не однажды Лазарев с Унковским на окраинах Лимы наведывались в примитивные жилища коренных перуанцев — печальных и искренних инков. Те заприметили отзывчивых и простодушных иноземцев и с охотой принимали их в своих лачугах. Вернувшись с одной из таких прогулок, Унковский занес в дневник:
«Как только солнце своим нижним концом коснется горизонта, тогда при захождении его смолкнет все говорящее народонаселение и весь католический мир Лимы благоговейно, с тихой молитвой на устах, провожает это великолепное светило с точно такими же приветствиями, как и встречало утренний восход его. Это европейцы и креолы испанские заимствовали от прежних обитателей этой страны — перуанцев, поклонявшихся солнцу. Племя этих последних кротких обитателей живет в первобытных своих жилищах в окрестностях Лимы, и мы нередко посещали жилища этого доброго народа, уныло, но с добродушием принимавших нас в своих хижинах под тенью ветвистых деревьев. Я пил у них квас, приготовленный из риса или кукурузы, совершенно похожий по вкусу на наш русский».
