И тут послышались торжествующие крики. Передняя мачта кондотьерского судна медленно завалилась. С вражеской палубы вылетела ещё пара огней, но усилившийся попутный ветер увеличил расстояние между кораблями. Через некоторое время судно грозного кондотьера сделалось маленьким, а потом и вовсе растворилось в сияющей дали.
Больше ничего экстраординарного до прибытия в Барселону не случалось.
Из Барселоны Иниго тут же двинулся в Манресу, весь в мыслях о предстоящем разговоре с бабушкой Бенитой. Живя у доминиканцев, он мало общался с ней, не слишком ценя и понимая её дар боговдохновения. Теперь он понял многое из её речей и сформулировал несколько важных вопросов к ней.
— Она ушла от нас, — сказал ему монастырский привратник.
— Куда? — Лойола удивился. Бениту очень ценили в Манресе. Кроме того, у неё болели ноги — не очень-то походишь.
— Ушла, — строго повторил доминиканец. — Наверное, теперь уже в доме Отца, ведь она была праведницей.
— Ну почему? — прошептал Иниго, не замечая слёз, текущих по щекам.
Больше в Манресе его ничего не держало. Он вернулся в Барселону с твёрдым намерением выучить эту непонятную теологию.
Шёл апрель 1524 года. Исабель Росер, богатая барселонская сеньора, задумчиво пощёлкивала ножницами в оранжерее. Она отстригала пожелтевшие листики, прореживала слишком густые заросли. Нынешняя зима случилась небывало холодная, и несколько особенно теплолюбивых растений, привезённых из Африки, сильно пострадали.
Сеньора хмурилась, трогая пожухлые лианы. Ей хотелось совершенства в её цветочном царстве. Исабель любила цветы, и те отвечали ей взаимностью. Сеньора не считалась красавицей. Но её смуглое и худощавое лицо с большим носом выглядело изысканно, почти царственно, окружённое пышными листьями и диковинными соцветиями.
— Госпожа, к вам паломник, — тихо, но отчётливо проговорила незаметно подошедшая служанка.
— Пусть... — рассеянно сказала сеньора, пытаясь придать лианам приличный вид с помощью ножниц и подвязок.
Послышалось постукивание. Припадая на одну ногу, вошёл очень худой, невысокий, лысоватый человек с палкой. Исабель хорошо помнила его. Прошлой зимой он приходил просить денег на поездку в Рим, чем очень разочаровал её. Ей виделся особый загадочный блеск в его глазах — «поволока нездешних слёз», как она назвала это для себя. Человек с такими глазами не должен был стремиться в суетный грешный город. Может, он одумался?
— Здравствуйте, сеньора, — голос прозвучал негромко, но проникновенно, — вы, пожалуй, меня не помните...
— Отчего же? — живо спросила она, отпуская недостриженные лианы и приглаживая блестящие чёрные волосы, по-испански уложенные на две стороны. — Как ваши римские впечатления?
— Их вытеснили впечатления от Святой земли, — по его губам пробежала улыбка и пропала. — Я ведь хотел попасть туда. Просто боялся признаться в этом.
— Никогда не надо бояться такого,— ободряюще произнесла Исабель. — Это прекрасный порыв души!
— Навряд ли человек может с точностью оценить: прекрасен его порыв или нет, — сказал он так строго, что она на мгновение почувствовала себя маленькой глупой девочкой. — Но Господь милостив и даёт нам способы прозреть. Правда?
и улыбка снова скользнула по его лицу.
— Это всё очень интересно, — согласилась она холодноватым тоном. — Зачем вы пришли ко мне снова?
— В прошлый раз вы советовали мне не вести себя независимо, если мне нужно просить о чём-то влиятельных людей. Я долго думал над вашими словами. Они не вполне верны. Нужно держаться одинаково со всеми. Людская влиятельность и обстоятельства вряд ли важны для Бога. Сейчас мне нужны деньги на учёбу, и я говорю это вам без условностей. Если откажете вы и все остальные тоже — значит, моё решение обучаться противно Божией воле. Только и всего.
Она смотрела на его измождённое лицо. Столько паломников и особ духовного звания приходили к ней! Их речи вились красиво и замысловато. Здесь же в простых фразах ей виделся обнажённый смысл, и это очаровывало.
— Я дам денег, — сказала она, — и буду помогать вам.
Стараниями Исабель уже через два дня Лойола, со своим неразлучным посохом, вошёл в класс латинской грамматики. Там стояли длинные столы, за которыми сидели мальчики, примерно от восьми до тринадцати лет. Они с любопытством посмотрели на вошедшего.
— Вы наш новый учитель? — спросил один мальчик.
— Нет. Ученик, — бесстрастно ответил Лойола. Проковылял на свободное место и сел, с грохотом уронив посох. Дети засмеялись.
...Он собирался постичь латынь быстро — за месяц, максимум два. Но, едва освоив одно правило, обнаруживал кучу исключений. К тому же стоило заняться зубрёжкой, как его начинали посещать прекрасные видения — райские птицы, небесные сады...
Однажды проходили Futurum exactum (предбудущее время). Скучающие мальчики тайком косились в окно. Оттуда светило солнце и разливались птичьи трели. А главное — издалека доносились взвизгивания счастливцев, не отягощённых латынью.
Раздражённый учитель, пообещав всем розог, вызвал отвечать Иниго. Тот встал, размышляя: почему видения не посещают его во время мессы? Не искушение ли это?
— Господин Иниго, — учитель нетерпеливо барабанил пальцами по столу, — скажите нам что-нибудь о Futurum exactum.
— О Futurum, простите, что? — «Искушение! Искушение!» — кричал внутренний голос. Лойола поднял взгляд на учителя. — Так какой у нас Futurum?
Класс взорвался смехом.
— Садитесь, господин Иниго, — вздохнул учитель, но великовозрастный ученик возмутился:
— Как «садитесь»? Почему вы не обещаете мне розог? Я вполне заслужил их. Правила должны быть общими для всех.
Мальчики посмотрели на него с уважением.
Вечером, когда занятия закончились, преподаватель грамматики встретил Иниго на улице, неподалёку от школы. Странный ученик стоял в окружении не менее странной публики, состоящей из младших школяров, молоденьких служанок, двух монахов и одной весьма знатной госпожи. Все они внимательно слушали его. Подойдя поближе, учитель понял: речь шла об аде. Причём рассказывав этот чудак удивительно захватывающе, будто сам только что вырвался оттуда.
При описании пылающей бездны учитель, считавший себя весьма просвещённым человеком, почувствовал, как спина холодеет. Тут же одна служанка, пискнув, завалилась в обморок. Иниго, не прерывая рассказа, поднял девушку, деловито похлопал по щекам и незаметно перевёл разговор на райские кущи. Очнувшаяся служанка немедленно пришла в восторг и возмечтала о святости.
«Зачем ему это? Он не монах. Говорит плохо, латыни не знает, — думал преподаватель, пытаясь отогнать картины, описанные Лойолой. Те не отгонялись. Учитель уже поужинал и, прочитав вечернюю молитву, собрался отойти ко сну, но адские бездны попеременно с райскими кущами мучили его. — Всё же неправильно я живу, — решил он, — придётся менять свою жизнь. И, наверное, всё же нужно всыпать розог этому сказочнику!»
А Иниго продолжал бродить по Барселоне, собирая вокруг себя слушателей. Временами сомневался: можно ли говорить о сверхъестественном, если перестал подвергать лишениям самого себя? К целомудрию, длившемуся ещё с памплонских времён, он привык и даже не считал это особенным достижением. А вот хождения босиком, запрещённого манресскими врачами, ему не хватало. Сочтя себя достаточно здоровым, он проковырял дырки в подошвах башмаков и постоянно их увеличивал. В итоге к зиме от обувки остался один верх.
Несмотря на видения и проповеди, учился Лойола старательно и за два года смог освоить латынь и основы теологии. Пришла пора изучать свободные искусства. Учитель посоветовал ему идти за этим в Алькалу. Иниго пришлось уходить тайком, иначе бы за ним увязались преданные школяры и восторженные служанки.
С трудом одолев долгий путь, Лойола отдыхал на площади перед собором Святых Детей, главной церковью Алькалы. Более тысячи лет назад, в 306 году, на этом месте по приказу императора Диоклетиана замучили двух христианских мальчиков. В этом городе мореплаватель Колумб впервые встретился с Изабеллой и Фердинандом. А ещё в часовне Святых Детей крестили инфанту Каталину, ныне английскую королеву, которую когда-то в незапамятные времена юный Иниго называл дамой сердца.
Посмотрев на аистов, заполонивших площадь, и послушав их клёкот и щёлканье, Лойола достал чашку для милостыни и сел на ступени собора, закутавшись в плащ скорее от печали, чем от холода. Стоял май 1526 года. Странник снова нуждался. Деньги, полученные им от Исабель, предназначались только для учения. Ему повезло. Он прибыл сюда в воскресенье, и толпа милосердных христиан как раз покидала собор после воскресной службы.
— Посмотрите на него! Здоров как бык и попрошайничает! — два клирика направились к Иниго явно не с дружелюбными целями.
