Дора видела вдали силуэт «Лауры», до чистой воды, когда можно будет включить двигатели, оставалось совсем немного. И тут Дору «осенило». Они шли за её Адамом. Она бесцеремонно сняла с шеи одного из «висельников» мощный, двадцатикратный цейссовский бинокль, и неотрывно следила за маленькой эскадрой. «Вот они делают крюк, – шептала она, – и идут прямо на «Лауру». Плавни закончились и греки опустили винты своих чудо-моторов в чистую воду. «Стоять, – резко приказала Дора, – назад, в плавни». Греки недовольно оттабанили катер ближе к плавням и явно враждебно и недовольно посматривали на свою странную пассажирку. Она видела в бинокль, как по трапу на корабль поднимаются военные и штатские люди.
Семёнов поднялся на борт первым, легко, как юноша спрыгнул на палубу и показал подошедшему капитану своё генеральское удостоверение. Следом поднялись вояки и группа Сироткина.
– Где пара молодожёнов? – спросил он у капитана.
Тот услужливо попросил их следовать за ним. Адам видел, конечно, эту кавалькаду катеров и понял, что плывут они «по его душу». Он переговорил со своей напарницей и, когда капитан постучал в дверь каюты и распахнул её перед генералом, все увидели застывшую в поцелуе парочку влюблённых. Семёнов по-хозяйски вошёл в каюту, перевернул, как всегда, стул, оседлал его и зааплодировал.
– Браво, господин Койфман, театр по вам плачет, а вы чем занимаетесь? Нехорошо.
Адам повернулся к Семёнову, посмотрел на часы. «Дора должна уже быть в нейтральных водах, – подумал он, – но время потянуть ещё нужно». Он на чистейшем английском потребовал переводчика и консула на борт, возмущался незаконным вторжением в свою личную жизнь, одним словом, «валял дурака», как только мог. Этим представлением он «убил» ещё минут двадцать и снова посмотрел на часы. «Вот теперь она точно в нейтральных водах».
Очень не понравилось генералу вся эта комедия, что-то в ней было не так. Он подозвал Сироткина и шепнул ему на ухо «Женщина». Сироткин подошёл к даме и на приличном английском попросил её снять шляпу с вуалью. «Смотри, а он и по ихнему лопочет», – мельком подумал генерал. Девушка в недоумении пожала плечами, отвернулась, сняла шляпу и поправила причёску. Потом повернулась к Семёнову лицом. (Эх, Семёнов, Семёнов!). Одного взгляда хватило генералу, чтобы понять – его опять обвели вокруг пальца, как мальчишку. Конечно, это была не Дора Шмидт. «У них был запасной канал отхода, – подумал он, – старый ты козёл, Семёнов!». Он отошёл к иллюминатору и открыл его. Не нужно было, чтобы подчинённые видели его обескураженную физиономию.
– Сироткин! Всем ждать на палубе, – приказал он. – Поздравляю, коллега, дело своё вы знаете, нужно быть справедливым.
Генерал вернулся и сел на свой стул.
– Да бросьте вы этот маскарад, Адам, к чему он теперь. Время вы выиграли, Дора наверняка уже где-то в нейтральных водах, или я что-то путаю?
Адам спокойно отклеил усики и присел напротив генерала.
– А давайте поторгуемся, Адам Койфман?
– С удовольствием, Владимир Иванович!
– Ваша осведомлённость делает вам честь, – сказал генерал, – мне бы к Сироткину парочку таких ребят, мы бы чудеса творили, – подумал он.
– В чём торг, товарищ генерал?
– Вы в каком звании сейчас?
– Майор, – ответил Адам.
– А у меня вы через год получите полковника.
– Спасибо, меня устраивает моё нынешнее звание. Давайте генерал на чистоту – вам ведь не Дора нужна, а плёнка, верно?
– Допустим.
– Вы угадали, она уже очень далеко отсюда и вам до неё не добраться.
– А если я предложу обменять её на вашу жизнь? Что вы на это скажете?
– Генерал, неужели вы пристрелите иностранца при свидетелях, прямо здесь, на корабле? – усмехнулся Адам.
– Нет, конечно, – ответил Семёнов, – вас ждёт камера, где сидят двадцать отпетых уголовников, представляете, какая вас ждёт весёлая ночь. Это только для начала, а потом вас будет судить советский суд, как известно, самый гуманный суд в мире, о приговоре, вы, конечно, догадываетесь.
– После чего, – подхватил Адам, вами займётся мой шеф и я вам не завидую.
– О! Сам Ицхак Харель! Я знаю, кто это, и совсем не боюсь потерять жизнь, я слишком давно живу на этом свете. Гораздо хуже потерять честь. Ладно, – генерал поднялся, – договорим на берегу, надеюсь всё-таки на ваше благоразумие. Сироткин! Уходим.
Дора видела, как по трапу спускаются военные и штатские люди и отчётливо увидела лицо Адама. Катера лихо развернулись и поплыли в сторону порта. Решение она приняла молниеносно: «Плывём назад, к нашему причалу», – крикнула она своим грекам. Конечно, они прекрасно понимали русский язык, она поняла это сразу по их реакции. Она была угрожающей. На ломаном, но вполне понятном языке они объяснили ей, что у них на борту ещё важный груз и они должны идти в Турцию и никуда возвращаться не намерены, а если «мадам» не согласна, то пусть вплавь добирается до берега.
Потом один из «висельников» самый нервный и агрессивный схватил весло и пошёл с ним на Дору. Она автоматически выхватила пистолет и спустила курок. Пуля попала в весло и оно отлетело в воду. Оба грека моментально сели на дно лодки и подняли руки вверх. «Заводите вашу шарманку, пойдём по чистой воде, авось проскочим», – скомандовала она. Они послушно развернули катер и с какой-то невероятной скоростью понеслись по самому краю плавней к берегу. Катер они пришвартовали у того же причала, откуда и уходили в море. «Где ближайший телефон?», – спросила она. Оба одновременно показали ей на будку сторожа. «Идите вперёд». Две бородатые гориллы послушно, как пионеры, в ногу, зашагали впереди Доры. «Оружие великая штука, – подумала она, – им бы ещё красные галстуки повязать и за руки взяться!». Она хорошо запомнила те четыре цифры телефона, которые ей показал водитель. «Это я, Дора, – сказала она, узнав его голос, – Адама взяли. Прямо сейчас вы должны позвонить в местное КГБ и спросить генерала Семёнова, скажите – от Доры Шмидт. Передайте следующее. Я жду его в нейтральных водах, по маршруту «Лауры». Плёнка в обмен на Адама. Всё». И положила трубку. Проделав точно такой же обратный путь до катера, со своей «пионерской» дружиной, Дора приказала им плыть не через плавни, а опять по краю их, но по чистой воде. «Времени у нас нет, будем рисковать», – сказала она своим грекам. Контрабандисты, которые вдруг стали ручными, дружно закивали головами – взревели моторы и они понеслись в открытое море.
Семёнов положил трубку телефона и задумался. «Последний акт комедии… или трагедии? Харель – серьёзный человек, тем более, что у него сидят два моих ценных агента и, конечно, он через высшее начальство обменяет их на своего любимчика, а я опять останусь ни с чем. По сути, это последний шанс получить эту чёртову плёнку, – размышлял генерал. Затем принял решение.
– Сироткин! С катером справишься?
– Так точно, товарищ генерал, дело знакомое.
– Поедешь со мной.
– Оружие брать?
– Не огорчай меня, Сироткин, ты что, не понял ничего?
Давай без этих ковбойских штучек, забираем Адама и едем.
– Есть!
Дора видела, как отшвартовался от пирса катер, в котором было три человека. Когда они были уже недалеко от нейтральных вод, поняла, что третий – это Адам, правда в наручниках.
– А вот и наша Мата Хари, – ещё издали закричал Семёнов и, уже подплыв совсем близко, – большая честь для меня, мадмуазель Шмидт!
Через несколько минут оба катера, заглушив моторы, покачивались совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Была странная минута полной тишины, когда всем присутствующим казалась эта ситуация какой-то диковатой. Генерал КГБ сидит и спокойно смотрит на преступников, которые не только ярые враги советской власти, но ещё и самого генерала в частности. Дора достала из сумки коробку от «Моссельпрома», открыла крышку и показала плёнку генералу.
– А теперь ключи от наручников, – негромко сказала она.
– Сироткин, ключи.
Сироткин кинул ключи, их поймал один их греков.
– Теперь Адам!
– Ну, нет, дорогая, – возмутился Семёнов, теперь плёнка. Неожиданно в этот спор вмешался Адам.
– Давайте поступим так: вы снимаете наручники – я прыгаю в воду и держу руками оба борта. Дора, отдаёшь плёнку, а я залезаю к тебе на борт. Как, генерал, годится такой вариант?
Качка усиливалась и катера постоянно отходили друг от друга на приличное расстояние. Один из греков что-то сказал Доре и она закричала Семёнову: «Идёт шторм, через двадцать минут нас разбросает на километр друг от друга, решайте!». Качка всё усиливалась и борта стукались друг о друга. «Я согласен», наконец, сказал генерал. Адам прыгнул в воду и, сколько было сил, пытался удержать лодки рядом. Выбрав момент, Дора отдала коробку в руки Семёнову и крикнула своим бандитам: «Тащите же его в лодку!!».
«Подождите, не уезжайте, на прощание я хотел кое-что важное сказать для нас обоих, – прокричал генерал, – мы больше никогда не увидимся с вами и я хочу, чтобы вы знали, наконец, как перепутались наши судьбы. Матвей Карлович Шмидт – ваш второй отец, он и мой крёстный. Он когда-то привёл меня в охранное отделение, ещё до революции и направил по этому пути. В тридцатые годы, когда вычищали всех «бывших» я два раза вычёркивал его фамилию из расстрельных списков. Он, конечно, ничего не знал об этом.
