Но таврический князь не поддался панике. Оттянув потрепанные сотни, он прямо на достреле от русских формировал новые и гнал в бой, и в иных местах татары потеснили наступающих. И все ж их сопротивление было сломлено, они отступали по всей луговине, но, отступая, решительно отбивали особенно отчаянных. Отовсюду слышались крики, звон стали, стоны раненых, хрипы умирающих.
В стороне крымчаки запрягали арбы и увозили обоз. Но вдруг там загремели барабаны, завыли трубы, и все переменилось — татары побежали, бросая обоз! Минутой позже стала ясна причина паники — на луговину с полдня показались широкие ряды конницы, а правее — пешие русские вои...
Курбский разослал гонцов с повелением: пешим преследование прекратить, конным гнать татар только до границы луговины: они еще сильны и зарвавшимся грозит смерть. Тысячников звал на совет.
Князь сошел с коня, перед ним положили два седла одно на другое и подошли два лекаря. Только сейчас Юрша заметил кровь на его разорванном налатнике. Лекарь снимал налатник, осматривал раны и успокаивающе говорил, вроде как наговор нашептывал:
— Вот, князюшка, царапнули тебя. Стрела сильной рукой пущена, выю бармица не спасла... А кольчужку здорово посекли, колечки порубили, в тело вогнали... Сейчас кольчужку снимем, колечки вынем, к убитым местам лопушок приложим, и заживет... Через седмицу забудешь, где болело...
Подъезжали тысячники, их встречал дьяк в длиннополом кияке, почтительный и немногословный. Вскоре Курбский пригласил всех начальных людей. Он сидел на сложенных седлах, на нем была синяя шелковая рубашка без воротника, на шее — полотняная повязка. Рядом стояли лекари со своими сумками, а пожилой ратник чинил на походной наковальне порубанную кольчугу. Юрша заметил, что князь был бледен, на осунувшемся лице его резко выступили скулы с двигающимися желваками.
Дьяк прочитал свои записи о потерях по каждой тысяче, потом итог... Князь, не вставая, перекрестился, перекрестились и присутствующие.
— Вечная память павшим и вечная слава! — произнес негромко Курбский. — Други! Слава и вам! И всем вашим воинам слава! Однако, хотя враг и покинул поле брани, он еще силен. Князь Щенятев нам сообщил, что Девлет остановился на реке Шивороне. Хан собирает тумены, таврический князь побежал туда же. За ночь крымцы придут в себя. Поэтому князь Петр Михайлович предлагает напасть на хана сегодня, наши полки подходят уже к Шивороне. Поспешить должны и мы. Конников голова Дмитрий, идти тебе на Дедилов, пути тут с небольшим две мили. Подходи к татарам с восхода, ударишь, когда дело завяжется. Мы сами поведем пешие сотни долинами левей Муравского шляха. По шляху пойдет наряд с посохой. А сейчас, други, всем на отдых. Со мной остаются, кроме охраны, две сотни конных стрельцов и сотня Федора. По местам, с Богом!
Юрша спешился и подошел к Курбскому:
— Разреши, князь, мне поехать с Дмитрием.
— Нет. Тебе, царев гонец, дело важнее. Сотник Федор! Тебе сотник Юрий укажет места для подстав до Коломны...
— Прости, князь. Государь ныне в Кашире.
— Ладно, как знаешь. Чаще только подставы ставь, мили через две-три, люди и кони устали. Днесь вечером многое решится. Либо хан побежит в Дикое Поле, либо нам придется в Туле запираться. Понесешь государю эту весть, да и расскажешь, как мы тут воевали. За ночь добежишь?
— Добегу, князь. Рассказать есть чего. Дозволь спросить, чьи люди нам на помощь с полдня подошли?
— Это от князя Петра Михайловича. Я погнал ему гонцов, что, мол, иду воевать татар, кои наседают с восхода. Князь в помощь мне послал по обоим берегам Шат-реки. Они рассеяли там рать татарскую. А видать, таврический князь ждал помощи от своих... Теперь иди, отдыхай.
Юрше отдыхать сразу не пришлось. Из его десятка погибли двое. Аким отпросился их разыскивать, Юрша поехал с ним. И вот только теперь он рассмотрел поле сечи...
...Луговину пересекала неглубокая лощина, на дне которой били ключи и бежал ручей. Эта лощина приглянулась татарам, и они стали лагерем на том ее берегу. Теперь сотни арб остались здесь. И по всей луговине — кони, косяки коней. Одни перебегали с места на место, другие, более преданные, уныло стояли возле поверженных хозяев. Сколько же тут коней? Почти все оседланные. Дорого достался татарам отдых на Карницкой луговине! Да и наших покошено... В иных местах валами лежат. А сколько раненых! Их пользовали не только лекари и знахари, оказывали первую помощь и старые, опытные воины. Кругом горело множество костров, в них для целебных целей жгли березовую кору, можжевельник и полынь. Тут же лежали охапки лопухов. Юрша остановился недалеко от лекаря, около которого лежало с десяток окровавленных воев. Лекарь оперировал — выковыривал ножом осколки кости из культи руки у молодого парня, которого держали двое, а он, обливаясь потом и слезами, тянул негромко «ооой! ооой!». Убедившись, что рана чиста, лекарь затянул ее остатками кожи, засыпал теплой золой из костра, завернул лопухом и туго завязал белым лоскутом, ослабил жгут и приказал посидеть часок рядом, а пока испить хмельного.
Следующим к лекарю подполз на коленях русоволосый бородач с землистым лицом, он обеими руками держался за окровавленный бок...
Юрше стало не по себе, он отъехал. Кругом стонут, воют, плачут. Вот совсем мальчик лежит, накрытый попоной. Голова его на коленях старого воина с перевязанной головой. Мальчик тяжело дышит, с каждым вздохом на уголке губ пузырится кровь, между вздохами он твердит одно и то же:
— Дядя Кир... что же это такое?.. Свет темнеет... Дядя Кир... Страшно мне...
— Терпи, родненький, терпи. Послед, и мне тошно... Сейчас подойдут наши, отнесут тебя к лекарю... Мне не донести тебя...
Юрша где-то слышал эти имена и вспомнил: два-три часа тому назад этот мальчик хотел повидать сестренку и мать. Он спешился, взял на руки раненого и понес его к ближайшему лекарю. Воин Кир шел за ними, опираясь на поломанное копье, и причитал:
— Вот спаси тебя Бог, болярин. Это племяш мой... Вот спаси Бог...
Юрша положил ношу перед лекарем, тот приложил ухо к груди мальчика и сказал:
— Прости, сотник, твоему парню только молитва нужна.
Юрша отнес Последа к другим затихшим навеки воинам и, садясь в седло, видел, как Кир складывал на груди руки Последа.
На реку Шиворону пешие отряды князя Курбского вышли близ вечера. Гонцы от Щенятева и разведчики сообщили, что к Девлету приходят разрозненные сотни, ставит он их вдоль левого берега Шивороны, дает по несколько пушек, главный свой тумен отвел за старицу.
Гонцы от Дмитрия сказали: им скрытно подойти не удалось. На них наткнулись большие разъезды татар, которые с боем отступили. Теперь разъезды поменьше крутятся вокруг, но не нападают.
Курбский ускакал на встречу с князем Щенятевым. Вернувшись, собрал сотников. Те стали просить князя отложить выступление на завтра: люди валились с ног от усталости, многие не умеют плавать и боятся переправы, тем более — дело к ночи.
Курбский терпеливо выслушал и сказал:
— Други! Князь Щенятев допрашивал пленных крымцев. Они в один голос твердят: Девлету идет великая помощь, завтра утром она будет здесь. Мы должны напасть на него сейчас. Объясните воям, идите впереди своих ратников, я пойду впереди вас! Река неглубокая, правда, есть ямы. Пусть не умеющие плавать идут позади, выбирают, где мельче. Други, все это вы знаете лучше меня! Скажу вам еще: пушечный обоз застрял в миле отсюда, попал в ливень, развезло дороги. Вся надежда на лучников. Помните: если сейчас мы не разгромим Девлета, завтра побежим в Тулу и многих не досчитаемся! Все! Дьяк, читай, кому где быть.
За это время подул ветер, с полуночной стороны бежали темные облака, слышались раскаты грома, стало неуютно и тревожно. Отряды становились на свои места, подтягивались к берегу реки. Заморосил дождь. Через его сетку разглядели: примерно в версте вниз по реке развернулось знамя князя Щенятева; оттуда слышался нарастающий гул сражения. Курбский приказал развернуть свое знамя, которое окружила полсотня конных. А сам, выехав на берег, спешился; около него сошли с коней два десятка телохранителей. Юрша тоже сошел с коня, но князь приказал:
— Жди меня тут. — Вынул саблю и, вскрикнув: — Вперед, други! — побежал с крутого берега.
Тысячеголосый рев «Гаайдаа!» рванул воздух. Вои посыпались в воду, обогнали князя, размахивая саблями и огребаясь щитами, заполнили реку. Почти в тот же момент хлынул ливень, загремел гром, да такой, что заглушил крики людей, дождь стал серой стеной.
Татары оборонялись вяло и, бросая пушки, начали отходить. Когда дождь и гром немного затихли, явственно стал слышен шум затихающего боя.
Юрша недоумевал, мучили сомнения — правильно ли он понял князя. На этом, правом берегу Шивороны остался только он со своими восемью стрельцами и десятка два воев Федора, которым велено сопровождать царского гонца до первой подставы. Ниже по течению виднелось несколько крытых телег из обоза Щенятева и их охрана.
