- А где Вас ранило, господин лейтенант?
- При авианалете самолета-штурмовика – прямо сразу за Луарой.
- Болит?
- Сносно. У меня были таблетки от боли. К сожалению, закончились.
- Потерпите несколько километров, а затем разживетесь еще, господин лейтенант – я думаю, медики Вам помогут.
Я говорю и при этом слышу сам себя. В голове опять сильное кружение.
Какого черта мы только едем в этой чужой машине по этой долбанной местности? Повсюду лишь плоский ландшафт рифленого железа и один крутой поворот за другим – все повороты дороги идут здесь под острым углом.
В локте опять учащенно стучит пульс. Хочу закусить губу от боли, но у меня вырывается громкий стон. Одновременно кручусь на сидении и сажусь немного выше: Пусть маат думает, что мой стон вызван лишь неудобным положением тела.
Тем не менее, могу ясно ощутить его взгляды уголком глаз, и затем он спрашивает:
- Может быть, мне взять у Вас автомат, чтобы не мешал?
- Нет, спасибо, все хорошо, – отвечаю ему и едва не стону в голос, такая боль пронзает меня.
Наверное, оттого, что я медленно снова заваливаюсь набок, маат интересуется теперь:
- А где же Вы сегодня ночевали? – и затем добавляет: – Если Вы разрешите задать Вам такой вопрос, господин лейтенант.
Хороший парень. Хочет удержать меня в сознании своим трепом – в сознании и реальности. Но лучше бы он этого не делал! Я сейчас настолько тронут его заботой, что слезы наворачиваются на глаза.
- В крестьянской усадьбе, с парнями из Люфтваффе, – произношу медленно.
Маату приходится много раз переключать передачи. Мы движемся то в гору, то с горы. Буковый лес тянется по обеим сторонам дороги, но скоро идет лишь с горы: Поворот за поворотом.
Вот появляются дома – здания из красного песчаника. Несколько детей на улице, играющие дети. Чтобы справиться с кипящими во мне слезами умиления и эмоциями, спрашиваю:
- А где же размещается Ваш штаб?
- В замке городка Саверн.
- Как раз соответствует моменту!
- Так точно, господин лейтенант. Все обставлено наилучшим образом – с радиостанцией и всякими такими штучки-дрючками. Как и должно быть.
- Так они все это просто упаковали в Париже и так и выехали? – интересуюсь недоуменно.
- Да, все. Каждую пишущую машинку. Телефонно-телеграфную станцию, батареи для раций – ну просто все... Это был настоящий большой транспортный конвой, господин лейтенант.
- И теперь здесь все идет как и раньше?
- Ну, так само собой же разумеется, господин лейтенант. Все общение идет сегодня по радио! Извините, господин лейтенант, это Вы и сами знаете: Вы же служили на подводных лодках...
- Откуда Вам это известно?
- Ваш знак подводника, господин лейтенанта!
Вслушиваюсь в его интонацию. Без сомнения в его словах звучит насмешка.
- Значит, война на море в последнее время продолжается... И ею управляют из Саверна, из замка в Саверне управляют войной на море?
- Так оно и есть, господин лейтенант!
Уголком левого глаза вижу, как водитель довольно улыбается. Затем говорит:
- Для радистов оно же все равно: Париж или Саверн – им это без разницы... Только, я бы лучше находился в Париже, сказать по правде, господин лейтенант...
Моя голова валится при проездах всех этих крутых поворотов с боку на бок – так, словно мышцы затылка совсем не могут удержать ее вертикально. Моментами у меня буквально туман перед глазами. Приходится быть начеку, чтобы не свалиться вперед. Когда машина резко тормозит, то едва не бьюсь головой о ветровое стекло. Чтобы не допустить этого, упираюсь ногами так сильно, что бедра болят.
Не могу я так быстро все это усвоить: из Парижа в Эльзас...
- Ну и кто же собрался в эту куча-мала?
- Ни малейшего представления, господин лейтенант.
Спустя какое-то время водитель говорит, словно про себя:
- Я представляю себе все именно так: Замок должен быть, конечно просто замком…
Благородство умирает последним! приходит на ум изречение моей бабушки, но я придерживаю его при себе.
- А замки, – продолжает водитель, – таких массивных больше вовсе нет так далеко на восток от Парижа..., Впрочем, этот раньше назывался Saverne.
- Спасибо за справку! – произношу вполголоса, так как меня снова начинает тошнить.
- Всегда пожалуйста, господин лейтенант. Как Ваши дела?
- Идут пока дела...
- Значит терпимо – так говорят?
- Да, приблизительно так все и обстоит.
- Потерпите еще пару минут! – слышу будто издалека. Но замечаю, как участливо это было сказано.
Через какое-то время раздается опять:
- Мне здесь все не по вкусу – я имею в виду Эльзас и эльзасцев. Все же, они все обманщики и лицемеры! Разве не так, господин лейтенант, или нет?
«Ковчег»! Мы позволили оставить «ковчег»! Но почта и все наши тряпки – все здесь, на борту. Даже наша жрачка. И тут меня пронзает внезапная мысль: Мои фотопленки! И почти в тот же самый момент осознаю, что сумка стоит у меня между ног.
Я могу даже почувствовать ее.
Никакого волнения!
Дорога снова резко поворачивает, машина идет покачиваясь, хотя маат едет очень осторожно. Нельзя разрешать такие повороты на дороге.
- Как далеко еще теперь? – спрашиваю маата.
-Еще пять километров.
То и дело проваливаюсь в полуобморочное состояние. Стоит лишь на миг расслабиться и все исчезает во мне, а подбородок в ту же секунду хочет свалиться на грудь. Высоко вскидываю голову и широко, с усилием, открываю глаза.
Зафиксировать взгляд! Все скользит и расплывается! «Ковчег» был лучше.
Господи! Чистый слалом все это расстояние. Здесь есть и сосны – и земля там, где распахана, розоватая. Розовая куча песка у дороги. Песок или опилки. Красно-розовый цвет земли и темно-зеленый цвет сосен – а между ветвей канделябра сосновых ветвей серое небо...
Восхитительно!
Что станет теперь с теми многими письмами и бандеролями, что мы везем? Являюсь ли я ответственным за их доставку?
Думаю, Командование группой ВМС «Запад» уже будет заботиться об этом! Как-нибудь, любой писарь сможет отправить их дальше.
Спрашиваю себя о том, как вообще все должно продвигаться дальше: Отремонтировать колеса и прибуксировать «ковчег» сюда? Если котел фирмы Imbert больше не вырабатывает газа, остается только буксировать... Думаю, мы справимся!
Хотя сейчас, по меньшей мере, мы находимся, наконец, в безопасности...
Все рассмотреть, что видит глаз при нашем проезде, и одновременно размышлять – размышлять, словно несколькими слоями мозга: Мне с трудом удается сосредоточиться на какой-то одной мысли...
И, кроме того, не могу понять все это: Все загрузки из Парижа, все те грузовики находятся в этом замке Zabern? Отправились в Эльзас, чтобы продолжить свое веселье?
И они еще требуют молоко. Молоко для своего завтрака. Вероятно, еще даже и круассаны горячие к столу подают?
Было бы здорово: Горячий кофе с молоком и теплые, прямо из печи, круассаны.
Симона их всегда макала в кофе, иначе они слишком крошились. «Ta mouche ne mange pas comme un cochon! Mais toi, voyou!»
Свежее молоко вместо консервированного! Совершенно другой вкус. Кажется, целую вечность не пил свежего молока. Не мели чепуху! В Нормандии его было огромное количество. И жирные сливки. Мы буквально купались в молоке и сливках.
Маат здорово рисковал: Везти молоко чуть ли не из центра страны, вместо того, чтобы отравить им янки!
А Старик? Ест ли он на завтрак Corned Beef? – Брест еще борется! Кто знает, насколько уже устарело это сообщение...
Местность быстро становится изящнее: Железные вазы на колоннах стен, живые изгороди самшита, небольшой парк с платановой аллеей и крохотной виллой: Там, пожалуй, можно было бы сыграть роль хозяина замка!
И еще геометрически заложенный сад: Два окрыленных льва, помещенные на белых колоннах, а справа и слева, около входа в здание, аллея из красных колонн.
Мы должны достичь дна долины.
Наконец местность становится ровнее.
Несколько подъемов, которые проезжаем теперь, относятся к мостовому въезду – въезд идет по крутоизогнутому каменному мосту через канал. Водителю приходится почти остановиться на высшей точке моста из-за лошади с телегой. В это время могу смотреть вниз прямо на большой черный баркас: настоящий плавающий гроб для великана! – Наши ныряющие стальные гробы и маленькие покрытые черным лаком гробики, которые присылались нам домой, в La Baule, были маленькие, как игрушки...
Внезапно слышу, как водитель говорит «Ярость». Так как смотрю на него непонимающе, он объясняет:
- Река здесь называется Ярость.
- В самом деле – Ярость?
- Да! Ярость . Звучит забавно, не правда ли, господин лейтенант? Вообще какая-то странная местность. Но живут же и здесь!
Я должно быть слегка потерял сознание.
