На пристани их ждал Дональд Барнс.
— Вы знаете правила, — сказал он. — Обмен выстрелами.
— Он собирается извиняться?
— Навряд ли. Но если вы обменяетесь выстрелами…
— То пожмем друг другу руки? Боюсь, мне не понять такого подхода, мистер Барнс. Моя семья и я все равно будем чувствовать себя оскорбленными. Да и вообще, какой смысл вызвать человека на дуэль — и не застрелить его?
— Боже мой, сэр, но это не понравится обществу.
— Я не принадлежу к этому обществу, — напомнил Мартин.
С пристани они направились к набережной, где уже собрались многие из вчерашних джентльменов, к которым добавилось несколько праздных зевак.
— Итак, капитан Моррисон, — сказал Барнс, — мой долг снова предложить вам принести извинения капитану Баррингтону, чтобы мы могли уладить это дело без кровопролития.
— Я уже сказал, что не буду извиняться, — упорствовал Моррисон.
— Я бы настоятельно советовал вам, сэр, — уже упрашивал Барнс. — Капитан Баррингтон будет удовлетворен.
Моррисон не отрываясь смотрел на Барнса. Уже посветлело, и было заметно, как поблекли краски его лица.
— Если ты сейчас извинишься, весь мир будет знать, что ты трус, — подначил кто-то сзади.
В ту же секунду Моррисон отбросил последние сомнения.
Отмерили дистанцию, по обеим сторонам встали зрители, поднесли футляр с пистолетами, и Мартин предоставил Моррисону право выбора. Баррингтон сохранял ледяное спокойствие, он был полностью уверен в себе. От Моррисона, несмотря на ранний час, попахивало спиртным — но это никак не отражалось на его минутной решимости.
Хотел ли Мартин в самом деле смерти своего врага? Еще мальчишкой под руководством отца он научился обращаться с оружием и крепко-накрепко усвоил, что его следует применять с одной целью — уничтожения противника. Мартин не слыл знатоком дуэльных правил, в чем и признался Барнсу. Но у него не было также никакой уверенности в том, что Моррисон будет следовать каким-то правилам в схватке с человеком, которого считает изменником. Чем скорее дело закончится, тем лучше. Баррингтон не искал популярности в среде этих людей, более того — не стремился даже стать для них своим.
Дуэлянты стали на песке лицом к лицу, и Барнс высоко поднял свой носовой платок.
— Как только я выпущу его, джентльмены!.. — крикнул он.
Ожидание показалось бесконечным, хотя длилось всего несколько секунд, — наконец белый клочок нырнул вниз. Мартин поднял пистолет, но, к его удивлению, Моррисон действовал проворнее. Мгновенное оцепенение, резкий хлопок выстрела и удар — боли он сразу не почувствовал.
Кто-то из зрителей захлопал в ладоши, кто-то ринулся вперед, но Барнс отогнал всех взмахом руки.
— Капитан Баррингтон еще на ногах! — закричал он. — Оставайтесь на своей позиции, Моррисон.
Моррисон, который тоже двинулся было с места, замер — лицо как воплощение ужаса, дымящийся пистолет в опущенной руке. Только теперь Мартин почувствовал боль, он понял, что весь дрожит и что через считанные мгновения сознание его оставит. Неимоверным усилием он поднял правую руку и прицелился, глядя поверх ствола. Моррисон повернулся к нему боком, надеясь стать более трудной мишенью, но отвести взгляд от соперника было не в его силах. Перед Мартином маячило бледное в утреннем свете лицо, круглое, как настоящая мишень. Еще одним чудовищным усилием Мартин на миг сдержал дрожь в руке и спустил курок. Это стало последним, что он запомнил.
Мартин очнулся в постели под шелковым покрывалом в прохладной затемненной комнате. Он вдохнул запах цветов, услышал мягкие шаги и открыл глаза: Кэтрин Барнс ставила вазу на столик у его постели, не зная, что за ней наблюдают. Но вот наконец ваза, к удовлетворению хозяйки, была поставлена как надо, девушка взглянула на него, вздрогнула и, ойкнув, устремилась к двери.
— Не уходите. — Его голос был едва слышен, но она остановилась.
— Я должна сказать брату, что вы пришли в себя.
— Я хотел бы полюбоваться на вас хотя бы мгновение. Первый взгляд мужчины должен быть обращен на красоту, вы не находите?
Поколебавшись, она через всю комнату вернулась назад, ее щеки зарделись.
— На красоту? Мою?
— Никто не говорил вам, что вы прелестны? Но у вас же есть зеркало.
Она встала у постели.
— Вы тяжело ранены, потеряли много крови. — Ее слова откинули завесу в его сознании, и в ту же секунду он ощутил боль, слабость и сильную жажду. Кэтрин заметила перемену в выражении его лица и положила холодную ладонь ему на лоб.
— Вам не следует волноваться. Я схожу за братом.
— И принесите воды, — попросил он.
Принесли воду, а вскоре пожаловал врач. Он откинул простыни и снял бинты.
— Пуля угодила в ребро и сломала его, — сказал доктор, заканчивая перевязку. — А потом вошла в брюшную полость. К счастью, мне удалось ее удалить, а вам, к счастью, удалось выжить. Видите ли, ребро приняло на себя весь удар. — Голос доктора был привычно бесстрастен.
— А Моррисон? — спросил Мартин.
— А Моррисон убит, сэр.
— Вы прострелили ему голову, — сказал Мартину Дональд Барнс. — Отличный выстрел, но многим там он показался лишним. Мне с трудом удалось спасти вас от новой беды. По правде говоря, если бы не ваш Канцзюй со своим мушкетом, я бы вряд ли с этим справился. Боюсь, однако, что вы теперь самая нежелательная особа во всем здешнем обществе.
— Тогда почему вы помогаете мне? Ведь вам не больше других нравится то, что я сделал?
— Я не мог сложа руки смотреть, как избивают потерявшего сознание человека, или бросить его истекать кровью и обречь на смерть. И кроме того… ну…
— Я единственная надежда на спасение вашего отца.
— Вы предпочитаете изъясняться без обиняков, Баррингтон.
— Вряд ли стоит разговаривать по-другому, Барнс. Но я признателен за помощь и в свою очередь сделаю все возможное, чтобы вам помочь. Как только выберусь из этой постели.
— Боюсь, вам придется в ней задержаться.
— Что с моим кораблем?
— Он стоит на рейде и ждет вас. Не тревожьтесь, никто не собирается напасть на судно Дома Баррингтонов, но должен вас предупредить, что генерал-губернатору в Калькутту послано донесение с самым настоятельным требованием отомстить Линю. И всем, кто с ним связан. Постарайтесь выздороветь и уехать отсюда до того, как будет получен ответ.
Мартина беспокоило, что он не может послать весточку своей семье. Слухи о случившемся в Кантоне, а возможно, и в Макао, уже наверняка достигли Янцзы, и его родные хотят знать о его участии во всем этом. Его участии! Он лишил человека жизни и чуть было сам не потерял свою, хотя не желал ни того, ни другого. Он намеревался ранить Моррисона, чтобы заставить того пожалеть о своих словах. Ему и в голову не приходило, что опасности может подвергнуться его собственная жизнь. Интересно, насколько достанет ему отваги, когда он в следующий раз столкнется лицом к лицу с вооруженным человеком.
Но сейчас оставалось только лежать и ждать, когда затянется рана и вернутся силы. Выйти в море в его нынешнем состоянии было бы сущим самоубийством, швы на животе могли разойтись в любой момент. Ожидание скрашивалось тем обстоятельством, что он часто видел Кэтрин Барнс; ее мать была занята домашними хлопотами, брат не вылезал из конторы — из Индии приходили все новые и новые корабли с грузом опиума для кантонских складов, которые застревали, к великому неудовольствию всех и каждого, в Макао до прояснения обстановки. Поэтому на долю Кэтрин выпало и развлекать гостя, и ухаживать за ним, и вообще проводить с ним добрую часть дня, памятуя при этом резонный совет Дональда не высовываться дальше сада, хотя силы начали возвращаться к их гостю.
Кэтрин не отличалась разговорчивостью, легко поддавалась настроению, но Мартин обнаружил, что девушка нравится ему все больше и больше. И все-таки между ними по-прежнему лежала глубокая пропасть.
— Почему вы это сделали? — как-то спросила она во время очередной неспешной прогулки по садовой лужайке.
— Моррисон оскорбил мою семью и меня.
— Я не о нем. Зачем вы привезли этого ужасного человека, Линя, в Кантон?
— Я привез его потому, что получил приказ императора. А если вас интересует, почему я выступил против этой подлой торговли… Вы когда-нибудь видели опиумный притон?
— Никто не заставляет их курить, — возразила Кэтрин.
— Предлагать нечто очень соблазнительное простодушным по своей сути людям — почти то же самое, что заставлять.
— И Дом Баррингтонов не ввез в Китай ни одного ящика опиума?
— Ни единого.
Они пристально смотрели друг на друга.
— Мой отец невыносимо страдает — из-за вас, наконец нарушила молчание Кэтрин.
— Должен, к сожалению, заметить, что страдает он по собственной вине.
