– Калистрат Сергеевич! – сказал на прощание Аркадий Олегович. И поскольку от природы не выговаривал «эль», славное и сложное имя прозвучало подчеркнуто оскорбительно. – «Каистрат» Сергеевич, вы теперь глава. Руководитель проекта. Оставляю вам золотой коллектив! Они всё сделают сами, главное – не мешать! Новый главный инженер будет вам в рот смотреть, когда еще он в наш процесс въедет, когда разберется. Все сможете «под себя» выстроить. Я бы вас и на главного инженера рекомендовал, но, знаете же, только архитектора можно, не конструктора, – подчеркнул, стервец, друг заклятый, на прощание, напомнил, унизил, кинул кусок дерьма.
Данилыч знал, что золотой коллектив распустился донельзя. Архитекторы без конца пили чай и болтали, покрывали друг друга, если кому-то требовалось прогулять полдня. Хорошо знал, что в первую очередь следует навести дисциплину в этом золотом коллективе. Пусть даже часть позолоты облетит. Через три месяца разгильдяи, любимчики Аркадия, ушли сами; от коллектива осталась ровно половина, но с ней можно было худо-бедно работать. Проект по государственному заказу – с внушительным авансом – практически расписан, составлен план, даже эскизы набросаны. Жена Алла счастлива новой квартирой, переезд прошел незаметно, без потерь, почти сам собой. Вид из окна обретенной новой квартиры на благоустроенный местным муниципальным советом дворик с разноцветной детской площадкой и половозрелыми вязами – чудесный, а комнаты все-таки оказались удобными. Правда, у Аркадия Олеговича комнаты несравнимо лучше, это раздражало. Но Данилыч был почти доволен. До первого совета директоров.
А еще, до того продажного совета, на фоне почти довольства, случился досадный эпизод. Как-то раз, пробороздив новыми ботинками полную соли и воды впадину перед входом в метро «Электросила», одолев пересадку на другую, «зеленую» линию во всем многолюдстве, наконец оставив тяготы службы вне муниципально-благоустроенного дворика и за порогом, Данилыч сел к ужину за стол, не переодевшись. Чихнул (промокли ноги, ботинки протекли, новые, черт их дери), полез в карман брюк за носовым платком. Он привык, что жена меняла платки всякий день, но не проверял, само собой, и потому неприятно удивился, обнаружив в кармане грязноватый платок, застиранный, желтоватый, в мелких коричневых пятнышках.
– Алла, тебе что, сложно было платок переменить? – спросил пока еще без укоризны, но громче обычного.
– Я меняла, – обиделась жена. – Утром новый тебе в карман пиджака положила, нестираный еще, в зеленую клетку.
– Не покупай клетчатые платки! – взорвался Данилыч. – Говорил же – дурной тон! Платки должны быть чисто белыми! Что? На отбеливатель не зарабатываю? – и сунул ей в нос линялый желтоватый, в пятнышках, платок.
– Данилыч, – растерялась жена, а кудряшки по сторонам ее круглого лица оскорбленно повисли, – я не знаю, что это за платок. Не покупала такого. Дай-ка сюда!
Но он, непонятно почему, не отдал, а сунул в карман брюк поглубже:
– Отстань! Раньше надо было думать, как мужа на работу отправляешь!
Обиженная жена молча помыла посуду, даже не напомнив ему об обещании купить посудомойку, и отправилась в спальню смотреть сериал. Данилыч включил телевизор в гостиной, благо теперь были три комнаты и четыре телевизора, включая старенький переносной, стоявший на кухне. Отсмотрев десять минут того же бесконечного сериала, что и у жены в спальне, Данилыч полез за другим носовым платком в карман пиджака, сброшенного на стул в гостиной: жена разбаловалась, не убрала пиджак на место. В правом кармане действительно лежал свеженький платок в зеленую клетку. В левом – желтоватый, цвета Изабеллы, по жениному определению, в случайных крапинах, как мухами засиженный. Два пятна покрупнее прочих. И тут Данилыча торкнуло: это же платок из старого сна. Того сна с чертом, так похожим на доктора Ватсона в исполнении актера Соломина!
Развернул платок – действительно уменьшился? Как в этой, «Шагреневой коже»? Или кажется? Что пожелал-то «от черта»? Квартиру пожелал. Быть главным. Но и квартира, и новая должность – случайности. Опять же, он стал лишь главным руководителем проекта, не главным инженером… Не мог же черт предусмотреть трещину в доме от новой станции метро. Не мог, собака трепаная, рассчитать получение сладкого госзаказа и то, что Аркадий, скотина, Олегович откроет свое бюро… Или?..
Все же желтый платок обследовал со вниманием – меньше стал, нет?
Глупости. Это просто старый платок, сам сунул в карман по ошибке, автоматически. В бельевой ящик шкафа полез, и вот… Еще не привык к новому шкафу-купе, заказанному женой с явной переплатой для торцевой стены прихожей, путается: что, где… Утром все движения на автомате. Это старый платок какой-то, жена, поди, засунула на дно ящика, пожалела выкинуть, а он, с его-то любовью к порядку, с того самого дна и вынул.
Глупости!
Можно проверить! Пожелать чего-нибудь полезного и необременительного, например. А платок заранее замерять – уменьшится, нет?
Страшно.
А! Глупости! Если бы и пожелал чего-то срочного – то новую машину, да. Дорогую, не тот ширпотреб, недоделку, бабский коленкор «Лада Калина», что у него сейчас. Даже если рискует, если сон – правда и за желания придется расплатиться, платок достаточно большой, обычный просторный мужской носовой платок. Ничуть не уменьшился после того ночного кошмара. Но на всякий случай надо бы его измерить. И записать в еженедельнике эти размеры – под сегодняшним числом.
Похолодало. Гололед сменился богатым снегом, по тротуарам на Васильевском острове не пройти: узкие неровные тропинки меж сугробов, народ норовит пробежать по проезжей части, сосулек боится, то есть сосуль, по-сегодняшнему. Говорят, Невский был хорошо украшен к Новому году, но это еще месяц назад; по телевизору показывали бегущие с проводов синие неоновые капли и электрическое кружево на фонарях. Может, иллюминация в городе сохранилась, некогда проверить, а машину выводить из гаража, что далековато от нового дома, неохота: пробки, плохие дороги, Россия, одним словом. Развелось этих автомобилистов, как собак, а ездить не умеют – мешают только. Покупают права, у кого деньги есть, да все покупают, кому не лень. Вот нормально и не проедешь. Остается – метро. Ну ее, эту иллюминацию.
На службе начались проблемы. Коллектив с облетевшей позолотой не справился с проектом по госзаказу: не утвердили. Город не утвердил. Ставленник Данилыча, единственный старый знакомый, к кому относился терпимо, оказался болтуном. Обещал, что энергично возьмется, что у него идеи, что отличные связи со смежниками, а на деле получился – пшик. И работа-то у ставленника не ахти какая сложная, предыдущий амбициозный бездельник, уволенный Данилычем, спустя рукава справлялся. Да пионер бы справился, а Сергей почему-то не смог. С одной стороны, отлегло: ясно, что ночной кошмар – всего лишь ночной кошмар, раз желание не исполнилось, с проектом и, соответственно, с премией-благодарностью не выгорело. Никаких чертей. С другой стороны – он отвечает за проект. Потерять госзаказ – почти смертельно. Для репутации руководителя – окончательно и бесповоротно смертельно. Вызвал позолоченный коллектив, распек их по полной, приказал за неделю собраться с силами, оставаться после окончания рабочего дня – раз ситуация того требует, даже ночевать на работе, после разберемся, но – выдать-таки новый и подходящий вариант проекта.
За неделю, за несчастные коротенькие пять рабочих дней, отмеченных очередным обильным снегопадом и соответственным сужением протоптанных меж сугробов тропок, прилетела отвратительная новость. Жена получила наследство. Как раз эта новость могла бы быть хорошей, что там говорить, отличной могла бы быть эта новость. Беда в том, что о наследстве после одинокой тетки из труднопроизносимой глубинки – там дело ясное, тетка всю жизнь не пила-не ела, растила свои мандарины или еще что, коптила-копила на старость, да вдруг в одночасье преставилась, хорошо, успела на племянницу завещанье оформить – жена знала давно, но молчала, курица! Сама оформила вступление в права наследования, а ведь легко могли обмануть благоверную; разве мог он подумать, что эта курица мелкобашковая, по другому не скажешь, способна на самостоятельные движения! Оформила, продала теткин убогий дом, получила за него неплохие деньги (а все равно меньше, чем если бы он сам за дело взялся!) и купила машину – «лендкрузер». Вот, дорогой мой муженек, подарочек тебе к пятилетию нашей свадьбы! Чтобы ты, зараза, не мог впредь попрекать меня своей квартирой-пропиской! А ездить будешь на моем «лендкрузере» по доверенности.
Дура! Курица! На что ему лендкрузер! Хватило бы «паджеро»! И не изменишь ничего, вот что всего обидней! Нет, продать-то и купить другую машину можно, но сколько денег потеряешь! Да он бы этим нечаянным наследством распорядился с умом! А жена еще попросит сейчас для себя в личное пользование его старую машину – не дает продать. Сдавала же на права-то! Выхухоль бледная, крашеная! Не сама придумала, не сама, не обошлось без заклятого друга Аркадия, суки, Олеговича, не иначе, он подговорил, посоветовал, все козни строит, не уймется, козел комолый, безрогий!
