— Приветствую тебя, префект! Прекрасный сегодня день.
Суторий Макрон молчал. Каллиста это не задело. Он продолжил:
— Император соблаговолил доверить мне выполнить одно поручение. Тебя обвиняют в государственной измене. Ты вступил в заговор с Тиберием Цезарем в то время, когда Август, больной и беспомощный, лежал в постели. Этому есть свидетели. Ты должен ответить за свое преступление перед сенатом.
— Разве запрещено разговаривать с людьми? Император делает из короткого визита вежливости заговор. Свидетели ошибаются.
Каллист беззаботно засмеялся.
— Для этого и существуют суды. Император справедлив. Все выяснится, если ты, конечно, не предпочтешь не дожидаться процесса. Солдаты часто нетерпеливы, когда речь идет об их чести.
Макрон понял намек.
— А как с Эннией Невией, моей супругой? Ее по крайней мере оставят в покое?
Каллист с наигранным сожалением покачал головой.
— Нет. Она считается сообщницей и должна держать ответ вместе с тобой.
— Это все?
Каллист кивнул.
— Да. Мне больше нечего добавить.
— Тогда уходи! Но запомни одно: и ты скоро будешь лежать на Гемониевых ступенях без головы!
Каллист не дрогнул.
— У тебя, во всяком случае, тут право первенства, — сказал он с сарказмом и удалился.
Макрон прокричал ему вслед проклятье, вышел из дома в сад и сел на скамью.
«Тебе даже не исполнилось сорока, Суторий Макрон, — думал он, — а твоя жизнь уже закончилась. Ты высоко взлетел, и падать будет больно».
Он допустил фатальную ошибку, приняв сторону Калигулы в заговоре против Тиберия.
Когда император потребовал следить за своим внуком, следовало очернить и уничтожить его. Тогда на трон поднялся бы Тиберий Цезарь, и он, Макрон, стал бы первым лицом, сильной рукой, поддерживающей молодого правителя.
От злобы и отчаяния он ударил кулаком по скамье.
— Но нет, я встал на сторону Калигулы, да еще и помог ему покончить со стариком!
Как следует поступить сейчас? Убить себя кинжалом, мечом, принять яд или вскрыть в ванне вены? А Невия? Даже ее не оставили в покое. Калигула будет уничтожать, пока не останется никого из тех, кому он обязан своим возвышением, кто напоминает о прежних временах. Макрон должен был понять это. Но теперь слишком поздно.
Макрон встал и выглянул за ворота. Там стояли охранники, смеялись, о чем-то говорили, но не спускали с дома глаз. Он мог бы броситься на них с обнаженным мечом, некоторых убить, пока не погиб бы сам — в бою.
Но к чему нападать на бедных солдат, которые просто выполняли приказ? Все должно произойти достойно. А как сказать Невии? Возможно, она еще лежит в постели. Он позвал слугу и велел ему разбудить госпожу. Невия тут же встала.
— У тебя был гость или я ошибаюсь?
— Да, приходил Каллист, секретарь императора. Меня обвиняют в государственной измене.
— Тебя? В измене… — от ужаса у Невии пропал голос.
— Ты же сама говорила, что охрана возле нашего дома выставлена не просто так? И Тиберий Цезарь наложил на себя руки не просто так? Мы недооценили нашего Сапожка, Невия, теперь он начинает расправляться с теми, в ком видит опасность.
— Что ты будешь делать? У тебя ведь столько друзей, среди них есть и сенаторы. Пусть дело дойдет до суда, выступи на процессе и расскажи правду.
Макрон усмехнулся.
— Правду? Кого интересуют старые истории? Дюжина свидетелей поклянется в обратном, чтобы заслужить расположение императора. Мы проиграли.
— Мы? — злобно переспросила Невия. — Что значит — мы? Я не имею к этому делу никакого отношения.
— Калигула думает иначе. Каллист ясно дал понять, что обвиняемся мы оба. Считают, что ты моя сообщница.
— Но это… это…
Из глаз Невии брызнули слезы.
— Я бы с радостью избавил тебя от этого, но он хочет уничтожить нас обоих. Калигула убежден, что ты много знаешь.
— Да! — закричала Невия. — Я знаю даже больше, чем ты думаешь. Это чудовище затащило меня к себе в постель, чтобы я повлияла на тебя. И я, глупая, сделала это — для тебя, для меня, для него. Мы ведь все хотели избавиться, от Тиберия, И вот благодарность!
Макрон язвительно засмеялся.
— Ты действительно ждала от Калигулы благодарности? То, что ты была его любовницей, ничего не меняет. Теперь я понимаю, почему он и тебя хочет убить. Все, что напоминает ему о тех временах, должно быть уничтожено. На Гемониевых ступенях скоро снова вырастут горы трупов.
— Значит, ты не хочешь ждать процесса? — спросила Невия, опять ровно и спокойно.
— Я не буду играть главную роль в этой комедии и тебе не советую. В любом случае мы закончим на плахе. Такой радости я ему не доставлю. Мы должны уйти из жизни сами.
Невия в ужасе посмотрела на мужа.
— Но… но не сейчас… — голос ее дрожал.
— Сейчас или завтра утром — какая разница?
Вдруг Макрона охватил страшный гнев.
— Если бы я смог оказаться сейчас перед ним, с мечом в руке, я бы… я бы…
Он не договорил. К чему бессмысленные мечтания?
Макрон посмотрел на свой меч, подарок императора Тиберия, но выбор его пал не на него, а на кинжал. Он глянул на Невию. К сердцу Макрона подступила волна жалости, и он понял, что по-прежнему любит ее, несмотря ни на что.
«Невия не заслужила такой смерти, — подумал он, — но я не могу ее оставить. Это означает отдать ее на расправу Калигуле».
Он взял кинжал, подошел к жене сзади, взял за волосы и, резко откинув ее голову, перерезал горло. Оружие выскользнуло из его руки на пол. Потом бывший префект личной охраны императора Тиберия взял меч и приставил острие к своему сердцу. Его последней мыслью была просьба к богине мести Фурии отплатить Калигуле за все.
Спустя несколько часов император получил весть о смерти Сутория Макрона и его жены Эннии Невии.
— Обоих надо похоронить подобающим образом, — сказал Калигула.
— Я позабочусь об этом, император, — подал голос его секретарь Каллист.
— А сейчас займемся более важными делами. Как продвигается строительство храма Исиды?
— Он почти готов. Самое позднее через десять дней храм будет освящен.
— К этому событию я придумаю что-нибудь особенное. Божественная Исида должна найти в Риме свой дом, достойный ее.
В холодных глазах Калигулы появилось странное выражение. Секретарь замер.
— Каллист, ты веришь, что я бог?
— Ты излучаешь что-то божественное, император. Все ощущают это…
— Недавно мне стало ясно, что я бог. Мне только сложно объяснить это людям. Внешне я выгляжу как человек — ем, пью, сплю, правда, очень мало… но внутри себя чувствую божественный огонь. Я ощущаю, как он горит и бушует в моей груди, моей голове, моих членах. Это ведь не свойственно человеку — спать только четыре часа в сутки? Говорят, боги не нуждаются в продолжительном сне. По ночам, когда совсем тихо, я слышу их шепот. Они беседуют, иногда произносят мое имя… Голоса становятся все отчетливее, Каллист, я надеюсь, что скоро смогу с ними разговаривать, как сейчас с тобой, и тогда я расскажу об этом всему миру. Люди построят в мою честь храм…
Каллист почувствовал леденящий холод в душе, но внешне сохранил спокойствие.
— Для нас, людей, божественное не всегда доступно. Нам необходимы объяснения, указания… Можем мы надеяться, что ты откроешься нам? Народ будет любить тебя еще больше, чем сейчас.
— Да-да, Каллист, вы узнаете об этом, многие даже почувствуют.
Император отправился в свои покои, где застал Друзиллу. Он кивком указал слугам на дверь, подошел к ней сзади и положил руки на маленькие, упругие груди сестры.
— Храм Исиды будет готов через несколько дней. Я бы хотел, чтобы ты появилась на празднике освящения в образе богини Луны. Я тебя вижу уже сейчас в длинных одеждах темно-синего цвета, расшитых золотыми звездами, на голове — серебряный месяц.
Он целовал ее затылок и уши, так сильно сжав ее грудь, что Друзилла вздрогнула.
— Ты же моя божественная сестра. Это должен быть праздник женщин. Я приглашу их всех — Агриппину, Ливиллу, весталок. — Восторг от собственных речей пьянил Калигулу. — Что ты на это скажешь? Новый зал для приемов готов, там смогут одновременно обедать пятьсот человек, и я хочу освятить его женским праздником!
— Прекрасная мысль, дорогой брат. Женщины Рима будут славить тебя как бога.
Калигула сиял.
— Как бога — да! Я хочу посвятить этот праздник двум богиням — Исиде и тебе. Мы божественная чета, Друзилла. Когда ты ночью лежишь рядом со мной, то превращаешься в Луну, и ты действительно очень похожа на ее статую в храме на Авентине. Может быть, нам следует справить там свадьбу, перед всем миром, чтобы и последний раб узнал, что ты моя жена навеки. Моя божественная жена, потому что однажды мне придется жениться на обычной женщине — по политическим соображениям — ты понимаешь? Мы должны быть разумными! Перед всеми твой муж — Эмилий Лепид, и если у тебя родится ребенок, он будет считаться его отцом.
