Перед лицом дозволенной агрессии толпа редела, возвращалась к привычной жизни. Люди шептали имя убитого мальчика, словно спасительный заговор, но оружие у них все равно забирали.
На двенадцатый день потерявшему терпение Хулагу сообщили, что жители обезоружены и он может осмотреть город. Потребовался целый тумен, чтобы увезти мечи и ножи от ворот Багдада. Бо́льшую часть закопали – пусть ржавеет, лишь считаные экземпляры обрели новых хозяев. Багдад ждал Хулагу, безоружный впервые в своей истории. Смакуя эту мысль, царевич вскочил на коня, наблюдая, как вокруг него выстраивается минган. Впереди стояла колесница, в которую уселся халиф. Одежда грязная, лицо в блошиных укусах… Хулагу расхохотался, увидев своего гостя, и отдал приказ въезжать.
Он не сомневался: при въезде в Багдад риск нападения неизбежен. Пара стрел из-под крыш, и снова вспыхнет мятеж. Хулагу облачился в доспехи, надел шлем. Неуязвимый в своем высоком положении, он пришпорил коня и наконец въехал в ворота. Тумены готовы к штурму, ворота держат отрытыми и не закроют – Хулагу казалось, что он продумал каждую мелочь. Бодрый, в прекрасном настроении, царевич погнал коня от ворот по гулким, пустым улицам.
Вскоре городская стена осталась далеко позади. Бо́льшая часть строений в Багдаде из обожженного кирпича. Хулагу вспомнилась Самарра, небольшой город на севере. В его отсутствие тумены провели там решительное сражение, а потом разграбили. Когда Хулагу вернулся из ассасинской крепости, разрушенная, разоренная Самарра истекала кровью. Значит, и Багдаду не поздоровится: монголы воины упорные.
Багдад куда больше Самарры. Золотисто-коричневые строения в нем разбавлены живописнейшими мечетями невероятных форм. Ярко-голубые плиты сверкали на солнце, казались сочными цветовыми пятнами на фоне серовато-коричневых дорог. Хулагу знал, что в мусульманском искусстве нельзя изображать людей, поэтому используются отраженные и переплетенные формы. Говорят, из такого искусства родилась математика: поклоняясь богу, люди размышляли об углах и симметрии. Как ни странно, такое искусство нравилось Хулагу больше картин с батальными сценами, которыми Угэдэй завесил Каракорум. Было что-то умиротворяющее в узорах и линиях, покрывающих огромные стены и внутренние дворы. Над городом тоже цветные пятна – минареты и башни. Царевич поднял голову и увидел фигурки людей: они с высоты наверняка видели его войско у городских стен.
У знаменитого Дома Мудрости Хулагу пригнулся в седле, чтобы через арку разглядеть темно-синий двор. Из каждого окна выглядывали испуганные ученые, и он вспомнил, что здесь самая богатая библиотека в этих краях. Окажись на его месте Хубилай, ему наверняка не терпелось бы попасть внутрь, а у Хулагу и без того забот хватало. Его минган ехал по городу за немногочисленной группой стражников. В одном месте они пересекли Тигр по мосту из белого мрамора. Царевич не представлял, что Багдад такой большой: истинный размер города раскрылся только за его стенами.
Солнце стояло высоко, когда они приблизились к дворцу халифа и попали в сад, обнесенный оградой. Хулагу фыркнул: павлин, тряся богатым хвостом, убегал от его всадников.
Большая часть мингана резиденцию халифа не увидела: воинам приказали обыскать все городские хранилища. Заверениям халифа Хулагу не верил. Пока он спешивался у дворца, в Багдад медленно входил целый тумен. Десять тысяч дисциплинированных воинов поищут спрятанные сокровища, не рискуя спровоцировать новый бунт.
В отличном расположении духа царевич проследовал за людьми халифа через прохладные комнаты и вниз по лестнице туда, где ждал их господин. Засада не исключалась, но Хулагу полагался на страх, который внушали его люди. Со стороны халифа безумие напасть на него: в городе уже слишком много монголов и слишком мало оружия, чтобы с ними сражаться. Разумеется, в Багдаде могли остаться тайники с оружием: каждый нож, меч и лук не отыщешь; у горожан есть и подвалы, и тайные комнаты. Разоружение было скорее символическим, оно усугубляло беспомощность багдадцев, надеющихся, что Хулагу сдержит слово и уйдет.
Халиф Аль-Мустасим стоял в конце каменной лестницы, к которой вели еще две – сокровищница лежала глубоко под землей и освещалась лишь лампами. Солнечный свет туда не проникал, но в пещере было не сыро, а скорее прохладно и пыльно. Даже в грязной одежде халиф держался здесь куда увереннее, чем в монгольском лагере. Хулагу ждал подвоха, когда стражники халифа поднимали тяжелый засов, металлический, такой массивный, что двое едва сдвинули его с места. Аль-Мустасим прижал ладони к двери и, толкнув, беззвучно их открыл. Хулагу не сдержался и шагнул к порогу, чтобы скорее увидеть, что там. За ним наблюдал халиф, заметивший, как глаза монгола вспыхнули от жадности.
Сокровищница в свое время была естественной подземной пещерой. Стены, местами необработанные, тянулись далеко вперед. Люди халифа явно спускались сюда заранее: пещеру освещали лампы, свисающие с потолка. Хулагу улыбнулся, догадавшись, что спектакль с открыванием двери устроили ради него.
Он не обманулся в своих ожиданиях. Повсюду блистало золото, отлитое в слитки с мужской палец, а ведь это только начало. Хулагу нервно сглотнул, оценив размер пещеры, каждый закоулок которой набили полками и статуями. Сколько же отсюда унесли? Халиф наверняка что-то припрятал, отыскать другие сокровищницы и сундуки будет непросто. В любом случае зрелище впечатляло. В одной пещере ценностей хранилось больше, чем во всех подвалах Мункэ. Хулагу понимал, что вмиг стал одним из богатейших людей на свете, даже если отдаст брату половину этого добра. Он засмеялся, представив, сколько сокровищ у древних народов.
Халиф услышал этот смех и нервно улыбнулся.
– Если проверите по спискам, которые я вам представил, то увидите, что ничего не упущено. Речь идет о родном городе, и я не лукавлю.
Хулагу обернулся и положил руку халифу на плечо. Один из стражников встрепенулся, мгновением позже ему к горлу приставили меч. Царевич сделал вид, что ничего не заметил.
– Описанные сокровища ты мне показал. Они прекрасны. А теперь покажи истинные чудеса Багдада.
Халиф в ужасе уставился на улыбающегося Хулагу и молча покачал головой.
– Сожалею, но больше ничего нет.
Царевич схватил халифа за пухлую щеку и легонько потрепал.
– Точно?
– Клянусь, – ответил халиф и отступил от захватчика, который заговорил со своим воином:
– Передай Китбуке, чтобы поджег город.
Аль-Мустасим посмотрел вслед воину, который поспешил вверх по ступенькам, чтобы выполнить приказ, и его лицо перекосилось от ужаса.
– Нет!.. Хорошо, часть золота спрятана в садовом пруду. Это всё, слово даю.
– Слишком поздно, – посетовал Хулагу. – Я велел составить точный перечень дани, а ты не справился… Ты сам выбрал участь себе и своему городу.
Из складок одежды халиф вытащил кинжал, но царевич лишь отступил в сторону, а его свита вмешалась и выбила клинок из пухлых пальцев Аль-Мустасима. Хулагу поднял оружие и кивнул самому себе.
– Я велел тебе разоружиться, а ты не подчинился, – проговорил он. – Отведите его в маленькую комнату и держите там, пока мы не закончим. Я устал от его вздора и посулов.
Тащить грузного халифа вверх по лестнице нелегко, и Хулагу поручил это своей свите, а сам двинулся в пещеру осмотреть найденное. Китбука знал, что делать. Они с Хулагу составили план много недель назад. Единственной проблемой было спрятать багдадские сокровища до того, как разрушат город.
* * *Зима в здешних краях выдалась мягкая, и тумены Хубилая обосновались на новых землях, расставив юрты. Из воспоминаний Субэдэя о походе на Русь ханский брат знал, что зима – лучшее время для атаки. Но империя Сун много южнее; следовательно, преимущества, которые дает монголам битва в стужу, сводятся к нулю. Войска свободно перемещались и в мороз, так что передышки в военных действиях ждать не стоило. Противника беспокоило то же самое. Монголы проникли на их территорию. Кто знает, когда они нанесут очередной удар.
Хубилай ждал, что придется сражаться за каждый шаг по сунской земле, но, казалось, их просто игнорируют. Куньмин отрыл ворота без боя, за ним Цюйцзин и Цяньсинянь. Неужели император так парализован вражеским нашествием? Вообще-то в эти края веками никто не вторгался, но разве уроки империи Цзинь могли пройти даром? На месте императора Хубилай вооружил бы каждого жителя и развязал тотальную войну – двинул бы миллионы против монгольской военной машины и постепенно стер бы ее в порошок. Именно таких действий он опасался. Утешало лишь то, что область Юньнань отделена от остальной части империи внушительной цепью гор и холмов. До ближайшего сунского города карты Хубилая показывали двести миль по пересеченной местности и никаких подробностей. Царевич нервничал и каждую неделю посылал дозорных на поиски серебряных рудников сунского императора. Поиски заняли больше времени, чем он рассчитывал. Дозорные в основном возвращались ни с чем или привозили пустые наводки, поглощающие время и силы. Целых два месяца не принесли результата, и Хубилаю пришлось двинуться на восток к гряде холмов, а в покоренных городах оставить небольшие отряды, чтобы поток провизии не иссякал.
