Мать, видя, что ни брань, ни побои — ничто не исправляет дочери, отправила её в Малороссию к бабушке. Наде в это время было уже тринадцать лет. Там ей предоставили свободу бегать, играть, читать, но запретили даже и думать о ружьях и лошадях. От богатой бабушки она едет гостить к тётке; та старается перевоспитать племянницу, приучить к деликатному обращению, одевает её в хорошие платья, вывозит на балы и вечера; Надя мало-помалу начинает забывать свои гусарские замашки, она интересуется нарядами, книгами, охотно бывает в гостях, занимается собою и из «дочери полка» делается молоденькая барышня, правда, с некрасивым, но симпатичным лицом. Вот что пишет она про своё лицо в «Записках»: «Лицо моё было испорчено оспою, черты неправильны, а беспрестанное угнетение свободы и строгость обращения матери, а иногда и жестокость, напечатлели на физиономии моей выражение страха и печали».
В шестнадцать лет Надя не прочь была и пококетничать с сыном одной помещицы и дарить ему на память колечко. Тётка узнаёт это и после строгого выговора опять увозит её к бабушке; но там пробыла она не много: Надю вытребовала мать домой, в город Сарапул.
Поехала она из родной семьи, что называется, девочкой «сорвиголова», каким-то грубым солдатёнком в юбке, а вернулась благовоспитанной девушкой. Но по приезде домой в ней опять проснулась прежняя Надя; всё то, что она усвоила у богатых родных, чему от них научилась — было забыто. Невесело и нерадостно потекла жизнь молодой девушки в родном доме; отец, удручённый большою семьёю, бедствовал, мать по целым дням ворчала на Надю или плакала, жалуясь на свою судьбу. У матери с отцом произошёл разрыв; молодая девушка сторонилась своей матери и по-прежнему стала любимицею отца; он подарил ей своего бешеного коня Алкида, сшил ей черкесский бешмет и стал обучать верховой езде, стрельбе в цель и другим воинским приёмам.
Надя, восемнадцати лет, уступая настойчивым требованиям отца и матери, сделалась женою чиновника Василия Чернова. В 1801 году, октября двадцать пятого, отпразднована была в Сарапуле её свадьба. Но пылкая, эксцентричная натура Нади была не способна к тихой семейной жизни. Да и любила ли она своего молодого мужа? Родившийся сын не привязал её к мужу. Она ушла, бросила мужа. Но куда ей деваться? Где найти угол? В доме отца посыпались на неё упрёки, брань; её хотели насильно отправить к нелюбимому мужу. Надя простилась и с домом отца. Осенью в 1806 году она, переодетая по-мужскому, ночью, в день своих именин, тайком уехала из дома на Алкиде, а своё женское платье оставила на берегу реки Камы.
«Итак, я на воле! Свободна и независима! Я взяла мне принадлежащее — мою свободу! Свободу — драгоценный дар неба, неотъемлемо принадлежащий каждому человеку», — писала она в своих «Записках».
Надежда Андреевна пристала к отряду казаков, которые посланы были на Каму для усмирения разбойницкой шайки татар; потом, благодаря небольшим деньгам, которые у неё водились, молодая женщина без особых приключений добралась до нашей действующей против Наполеона армии и поступила в уланский полк рядовым.
Анна во время продолжительного путешествия из Петербурга в Австрию сильно простудилась; следствием простуды была чахотка; к этому присоединилось ещё сердечное потрясение; она так глубоко, так нежно любила Сергея Гарина. Быть женою князя составляло для неё большое счастье. Теперь это счастье она считала погибшим; Анна думала, что Сергей для неё навсегда потерян.
— Он женится на другой, меня совсем забыл. Зачем я князю? У него есть невеста — красавица, богатая. А я, глупая, мечтала о счастии, думала о любви!
Отец понимал страдание дочери и желал помочь ей. Но чем? Он видел, что она безнадёжно любит князя и не переживёт разлуки с ним.
Анна захворала неизлечимой болезнью; эта болезнь в какие-нибудь три недели так её изменила, что Анну с трудом могли узнать даже близкие ей люди. Знакомый Гофману доктор употреблял все усилия спасти молодую девушку от ужасной болезни, но его опытность, знание и наука оказались бессильными в борьбе с злокачественной чахоткою.
— Доктор, неужели нет никакой надежды? — спрашивал старик Карл с замиранием сердца у доктора. — Прошу вас, скажите мне прямо. Что делать? Что делать?
— Молиться и не отчаиваться. Бог воскрешает мёртвых.
Во время разговора Гофмана с доктором Анна спала тревожным, лихорадочным сном. Отец все дни и ночи проводил около больной дочери. Горе старика было велико, безысходно; в ней он видел всё своё счастье, он жил ею; мысль, что ему придётся лишиться дочери, приводила старика в оцепенение.
— Ты плакал? — с любовью посматривая на отца, тихо спросила у него проснувшаяся Анна.
— Нет, Анна, нет. Зачем я стану плакать?
— Ты плакал, отец, глаза твои красны от слёз.
— Да нет же, милая, — старался успокоить Гофман свою больную дочь.
— Знаешь, отец, сегодня мне так легко, хорошо, — у меня ничего не болит. Только вот противный кашель. Ах, отец, как мне хочется увидеться с князем, поговорить с ним! Но это невозможно, невозможно.
— Почему невозможно? Хочешь, Анна, я поеду в действующую русскую армию? Я увижу князя и привезу его к тебе.
— Милый, дорогой, как ты меня любишь! — Молодая девушка стала целовать у отца руки.
— Чтобы сделать тебе приятное, я на всё готов идти, я ни перед чем не задумаюсь.
— Спасибо, отец, спасибо!
— Если тебе и завтра будет так хорошо, то я поеду, разыщу князя Гарина и привезу к тебе.
— Он не поедет…
— Я стану его просить. Он должен, должен со мною ехать.
Разговор утомил её, она сильно закашлялась; удушливый кашель мучил её.
— Я завтра поеду, Анна, и даю тебе слово, привезу князя.
Старый Гофман выполнил своё обещание: на другой день, уверившись, что его дочери лучше, он на наёмных лошадях поспешил к границам Пруссии, оставив дочь на попечение своей дальней родственницы, Марты. Марта — ещё не старая женщина, недавно овдовевшая, — любила и глубоко уважала доброго, честного Карла Гофмана и его дочь. В отсутствие старика Марта своими нежными заботами и хорошим уходом много способствовала выздоровлению молодой девушки; она стала понемногу поправляться. Искусство опытного доктора или хороший уход, а может, и молодость взяли своё: Анна, приговорённая к смерти, осталась жить. Сам доктор удивился происшедшему в ней перелому болезни.
— Ну, молодец вы, Анна, право, молодец! Вразрез с наукой пошли… — смеялся доктор после тщательного осмотра больной девушки.
— Доктор, неужели я останусь жить, поправлюсь? — радостным голосом спросила Анна.
— О, да… Теперь есть надежда на ваше выздоровление. Но предупреждаю — как будете в состоянии ходить, я прогоню вас на юг.
— Как, разве это необходимо?
— Да, милая барышня! Даже более чем необходимо. Наш климат вам вреден; поезжайте в Италию — ваши лёгкие ещё не совсем в порядке. Пожалуй, можете прихватить с собою и жениха, — улыбнулся доктор, лукаво посматривая на покрасневшую девушку.
— У меня нет жениха.
— А русский князь?
— Он мне не жених.
— Ох, барышня, неправда! А зачем же вы за ним послали отца?
— Я думала, что скоро умру, мне хотелось проститься с князем.
— Вы, Анна, пожалуйста, не волнуйтесь — это вам вредно. Вот приедет ваш отец, тогда мы всё устроим, всё уладим. Главное, надо восстановить ваше здоровье.
— Вы, доктор, говорите, я скоро поправлюсь? — радостным голосом спросила Анна.
— Да, да… если только станете меня слушать…
— Я стану, доктор, вас слушать, вы добрый… Я думала, что умру…
— Умирать в такие годы и такой красавице… Нет, зачем… Я собираюсь пировать на вашей свадьбе, а вы умирать собираетесь, — с улыбкой проговорил доктор.
— Моей свадьбы, добрый доктор, вы не дождётесь…
— Увидим, увидим… Ну, до свидания… Берегите своё здоровье.
Доктор уехал, сделав несколько наставлений Марте относительно ухода за молодой девушкой.
Прошло более недели после отъезда Карла Гофмана в русскую действующую армию.
Однажды, в летний жаркий день, Анна сидела в покойном кресле у открытого окна. Теперь больная без посторонней помощи могла ходить по комнате. Но как она переменилась! Некогда чудная красавица — теперь с трудом можно было её узнать: она похудела, побледнела; только одни светлые, лучистые глаза по-прежнему приветливо и ласково смотрели. Бледный, чуть заметный румянец покрывал её впалые щёки. Но, несмотря на худобу, Анна всё-таки была хороша.
— Марта, сколько прошло дней, как уехал отец? — спросила молодая девушка у своей родственницы, которая сидела рядом с Анной с чулком в руках.
— Пошёл уже десятый, — ответила добрая Марта.
— Как быстро летит время! — задумчиво заметила молодая девушка.
