Государь, сделав смотр всей армии, возвратился в главную квартиру и заключил с королём прусским договор, имевший целью «упрочить в Европе общий и твёрдый мир, обеспеченный ручательством всех держав».
Александр желал одного — спокойствия и безопасности всех европейских государств; он хотел заставить Наполеона возвратить Пруссии и другим государствам их земли, которые были отняты французским императором.
Наш государь осуществил бы свой план, если бы другие венценосцы откликнулись вовремя на его призыв.
За несколько дней до своего отъезда в Австрию князь Сергей Гарин был откомандирован главнокомандующим в Мемель к прусскому королю Фридриху-Вильгельму с одним из донесений, в котором Беннигсен излагал королю ход дел. Король очень милостиво принял князя.
— Вы приехали, князь, очень кстати, — сказал король ему, — моей аудиенции дожидается адъютант Наполеона, присланный ко мне с письмом. Я сейчас приму его, и вы будете свидетелем моего разговора с доверенным французского императора.
— Вы очень ко мне милостивы, ваше величество, — с низким поклоном ответил Гарин.
— Вы будете здесь, за портьерой, — проговорил Фридрих-Вильгельм, показывая князю на комнату, находившуюся рядом с кабинетом короля.
Гарин поспешил в указанную комнату; король опустил за ним тяжёлую бархатную портьеру и, улыбнувшись, сказал:
— До свидания, князь! Надеюсь, не будете скучать…
Затем король приказал впустить посла французского императора.
Побеждая Пруссию, Наполеон, вместе с тем, сгорал желанием войти в союз с её королём Фридрихом-Вильгельмом. Его устрашали русские войска: битва при Эйлау доказала Наполеону храбрость и отвагу наших солдат. И когда последует мир с Фридрихом-Вильгельмом, тогда русская армия должна будет оставить пределы Пруссии.
Наполеон послал к прусскому королю собственноручное письмо с своим адъютантом — генералом Бертраном.[58]
Фридрих-Вильгельм принял посла холодно, но вежливо.
— Могу ли я вручить вашему величеству письмо моего императора? — с низким поклоном проговорил Бертран, подавая письмо королю.
Фридрих-Вильгельм отстранил от себя это письмо и небрежно сказал:
— К сожалению, я плохо разбираю почерк Наполеона. Прошу вас, распечатайте и прочтите сами.
— Государь, я не могу, я не имею права распечатать письмо, адресованное вашему величеству, — растерянным голосом ответил генерал.
— Я даю вам на это право. Между вашим императором и мною не может быть секретов. Я думаю, письма Наполеона составляют просто продолжение его бюллетеней, которые он выпустил из Берлина и Потсдама. А такие письма должны быть достоянием света и истории. Пусть все знают и судят наши поступки! — резким голосом сказал Фридрих-Вильгельм. — Читайте же!
— Вы приказываете, ваше величество, — я должен повиноваться.
Бертран дрожащими руками сломал печать и стал тихо читать:
«Ваше величество получит это письмо через моего адъютанта — генерала Бертрана, который пользуется особым моим доверием. Поэтому вы можете вполне ему довериться, и я думаю, что его приезд будет вам приятен. Бертран сообщит вам мой взгляд насчёт положения ваших дел. Я хочу назначить границы вашему несчастию и как можно скорее дать организацию прусской монархии, могущество которой нужно для спокойствия Европы. Бертран сообщит вам также идею, как можно этого достигнуть, и я надеюсь, что ваше величество дадите мне ответ, что вы намерены делать. Вам необходимо принять меры, которые я предлагаю. Поверьте мне, ваше величество, что я желаю восстановить между нами прежнее расположение. Я не прочь от мира с Россией и Пруссией, если только они согласятся его принять. Я сам бы себя ненавидел, если б был виновником ещё большего пролития крови. Но что же мне делать? Мир находится в руках вашего величества, и я считал бы тот день, в который вы примете предлагаемый мир, счастливейшим в моей жизни.
Наполеон».
— Вам, генерал, нужно ещё словесно сообщить мне некоторые предложения вашего императора? — спросил король, когда Бертран окончил чтение письма.
— Мой император уполномочил меня, ваше величество, повторить вам, что он желает с вашим величеством возобновить прежние дружеские отношения, с радостью протягивает вам руку и желает, чтобы вы по-прежнему царствовали.
— Царствовал как вассал Наполеона? — с иронией спросил прусский король.
— Нет, государь, вы будете ни от кого не зависимы.
— Что же? Для этого мне нужно быть союзником Наполеона?
— Да, ваше величество, но вы будете независимы, свободны. Император желает вашей дружбы, он надеется, что в войне с Россией вы будете на стороне Франции. Тогда император Наполеон соединёнными силами в самое короткое время принудит русского государя к миру. И Пруссия нова займёт своё прежнее место между европейскими державами. И как скоро мир будет заключён, все наши крепости и и провинции опять перейдут к вам, и французское войско оставит ваши владения.
— Вы кончили, генерал? — спросил Фридрих-Вильгельм.
— Да, ваше величество, я кончил и жду вашего ответа.
— Ответ мой будет короток: я не принимаю ни мира, ни союза с вашим императором! — громко и резко ответил Фридрих-Вильгельм.
— Вы не принимаете, государь? — с удивлением проговорил адъютант Наполеона.
— Да, не принимаю! Вы этим удивлены, генерал? Пожалуй, я объясню вам причину моего отказа: я не могу принять этого мира потому, что он для меня постыден. Если бы я принял, то унизил бы себя. Я король по милости Божией и по праву рождения и не хочу быть вассалом Наполеона. Я начал войну ради моей чести и чести моего народа. До сих пор счастье было на вашей стороне, но придёт время — всё, что вы от нас отняли, мы опять присоединим к себе. Ни я, ни моя армия не нуждаемся в великодушии вашего императора.
— Ваше величество, подумайте: если вы откажетесь от мира, то император сделается вашим заклятым врагом и уничтожит всю Пруссию. Вспомните, государь, у вас почти нет ни армии, ни крепостей, — как бы с участием проговорил Бертран.
— Нам принадлежит ещё Данциг.
— Если ваше величество отвергнет мир, то первым делом моего императора будет — взять Данциг штурмом.
Фридрих-Вильгельм как бы не слыхал этих слов и после некоторого молчания заговорил:
— Ещё вот почему я не принимаю мира: если я вступлю в союз с Наполеоном, то пойду против императора Александра, а он мой искренний друг и союзник. Я и Александр поклялись у гроба Фридриха Великого действовать совокупно в делах политики. Я никогда не буду клятвопреступником. Я король и держусь моего слова! — проговорил Фридрих-Вильгельм. — Я кончил, генерал. Скажите своему императору, что ни интриги, ни угрозы, ни обещания не заставят меня отказаться от союза с Россией, — добавил король и встал с кресла; этим он дал знать посланному Наполеоном, что переговоры окончены и он может удалиться.
Бертран откланялся и вышел из кабинета прусского короля.
Едва затворилась дверь за Бертраном, как король позвал Гарина.
— Вы слышали, князь, всё, что я говорил? — спросил у него Фридрих-Вильгельм.
— Слышал, ваше величество!
— Поезжайте и скажите генералу Беннигсену, как я ответил на предложение мне мира Наполеоном. Повторяю, я душевно предан императору Александру, я имею честь называть его искренним другом и постараюсь сохранить эту дружбу навсегда! Как велика моя любовь к Александру, так сильна ненависть к Наполеону…
Прусский король протянул князю Гарину руку и любезно с ним простился.
В замок Финкенштейн, где имел пребывание Наполеон, пришло неожиданное и радостное для него известие: Данциг, давно осаждаемый французским войском, наконец сдался[59] «со всем гарнизоном». Ни к чему не повело геройское мужество осаждённых пруссаков, коменданта генерала Колькрета и князя Щербатова[60] с храбрыми солдатами и казаками. Напрасно было пролито много крови и разрушено домов: французский генерал Лефебр[61] стеснял Данциг всё более и более; к французам на подмогу почти каждый день приходили свежие полки, между тем как число осаждённых уменьшалось ежечасно. Только сильная помощь могла спасти город от падения, но эта помощь ниоткуда не приходила. Комендант Данцига надеялся, что Англия, которая наконец соединилась с Россией и Пруссией, пришлёт помощь Данцигу. Правда, англичане прислали один корвет, вооружённый двадцатью двумя пушками с боевыми снарядами, но около города корвет сел на мель и был взят французами. Наш главнокомандующий на помощь Данцигу прислал семитысячный отряд, но маршал Удино[62] не допустил его до города; половина нашего отряда была взята в плен, а другая отступила. В этой схватке участвовал и Зарницкий со своим отрядом. В отряде был также и молодой юнкер Александр Дуров. При отступлении одна шальная пуля скользнула по плечу Дурова, он побледнел и зашатался.
