– Я тоже горячего попью, - сказал Ибн Лайс, наливая вино в железную миску и ставя ее на огонь.
По комнате тотчас поплыл пряный винный дух.
– Смотри, как бы не закипело, - через некоторое время заметил с беспокойством Имран.
– И то, - согласился хозяин. Снял миску и разлил вино в глиняные чаши.
Имран сделал несколько глотков, обжигаясь и дуя на вино, и блаженно вздохнул. Это было именно то, чего ему сейчас недоставало.
– А куда ты дочку отправил?
– Служит она у одного вельможи.
– Торговля плохо идет?
– Плохо. Еле концы с концами свожу. В городе был голод прошлой зимой. Два раза грабили лавку, еле поднялся. Жена умерла, детей выводок целый. Пришлось старшую пристроить.
– Замуж бы выдал.
– Не берут.
– Почему? Она красивая.
– Иудеи мы, мало здесь нас, - сказал Ибн Лайс.
– А ты, приятель, откуда взялся.
– Издалека, - уклончиво ответил Имран.
Осторожность украшает героя.
Ибн Лайс понимающе усмехнулся и не стал настаивать на ответе.
– Как же тебя сюда занесло?
Имран тяжело вздохнул и поставил пустую чашу у ног.
– Жизнь, - сказал он, - это старая шлюха и дает она тому, кто превосходит остальных в подлости, коварстве и вероломстве.
Ибн Лайс при этих словах едва не пролил вино.
– Крепко сказано.
– Я бы крепче сказал, да слов таких не знаю. А знаю одно,- в жизни нет справедливости. Благородные люди прокладывают дорогу проходимцам. Погибает всегда герой, часто с помощью проходимцев. А возмездие почему-то никого не настигает.
Ибн Лайс внимательно посмотрел на Имрана.
– Однако на простого поденщика ты не похож.
Имран пожал плечами.
– Ты ошибаешься, парень, - вздохнув, сказал Ибн Лайс, - справедливость есть, только она, как бы это сказать. Она велика, как велик Господь Бог и творит он ее по своим меркам. Ведь когда ты наступаешь на муравья, ты не думаешь о том, что творишь зло, а муравей при этом говорит, что нет справедливости, человек мол,раздавил его и пошел себе дальше, и кара его не настигнет.
– Значит, мы муравьи? - спросил Имран.
– Выходит так, - с грустью ответил Ибн Лайс.
Наступило молчание. Огонь в очаге стал угасать. Ибн Лайс поднялся, чтобы подбросить сучьев. Когда он вернулся, Имран спал, уронив голову на грудь. Торговец дотронулся до его лица. Работник пылал как жаровня. "Эх, сказал хозяин, - нанял я тебя на свою голову". Он растолкал Имрана и помог ему дойти до лежанки. Вернулась кухарка, подошла к хозяину, и они долго разговаривали, стоя над Имраном. Их голоса раздражали нашего героя и он, с трудом разлепив веки, сказал:
– Нельзя ли потише.
– У тебя в Багдаде есть родные или знакомые?
– Есть, - ответил Имран и провалился в беспамятство.
В поздние послеобеденные часы Абу-л-Хасан нанес визит вазиру Али ибн Иса. Ему пришлось ждать, так как вазир диктовал поручения своим чиновникам. Наконец, к Абу-л-Хасану вышел секретарь и пригласил войти. Глава тайной службы вошел и склонился в поклоне.
Али ибн Иса сидел, спиной к занавеске, и производил впечатление очень бодрого, несмотря на свой возраст, а было ему больше шестидесяти, человека. Но начальнику шпионов было известно, что занавеска закрывает стенную нишу набитую подушками, на которые опирался, усталый вазир.
– Рад видеть тебя, о Абу-л-Хасан, - произнес вазир, - должен сказать, что при твоем появлении у меня всегда светлеет в глазах.
– Ваши слова - лучшая награда для меня, - ответил Абу-л-Хасан, - но справедливости ради замечу, что светлеют ваши глаза от света ваших глазах отражающегося от меня.
– Другой ответ был бы недостоин раиса тайной службы, - с улыбкой сказал вазир, - но довольно говорить друг другу любезности. Скажи, что нового при дворе?
– Все хорошо, хвала Аллаху, видел повелителя правоверных, жив-здоров, выглядит прекрасно, - Али ибн Иса удивленно поднял брови.
– Неужели он дал тебе аудиенцию?
– Нет. Я видел его на ристалище. Эмир верующих наблюдал поединок евнуха Муниса с гвардейцами.
– С дейлемитами?
– Нет, с тюрками.
– Что бы это значило? - спросил вазир.
– Гвардейцев, между прочим, было четверо, а Мунис один.
– Вот как, - рассеянно удивился Али ибн Иса, - и что бы это значило?
– У меня есть соображения на этот счет.
– Прошу.
– Халиф желает видеть Муниса военачальником, но в силу своей молодости, испытывает некоторую неуверенность в целесообразности этого.
– Военачальником? Евнуха и раба? Ты уверен в этом?
– В этом нет ничего удивительного, я видел, как он дрался сегодня, это прирожденный воин. Было бы удивительно, если бы халиф прочил на это место человека более достойного, но не имеющего к этому призвания. К тому же история знает немало примеров тому, как рабы проявляли способности, подобающие государственным мужам.
Абу-л-Хасан умышленно не дал прямого ответа на вопрос. Во-первых, если дело не выгорит, можно будет утверждать, что им было высказано лишь предположение. Во-вторых, не говоря прямо, он давал возможность вазиру через некоторое время счесть эту версию своим умозаключением.
– Но он евнух, - настаивал Али ибн Иса.
– Я думал об этом.
– Любопытно.
– У евнухов удаляется часть тела, которую принято считать мужским достоинством. Следовательно, случись им получить доверие и возможность, не вообразить рвение, с каким они будут компенсировать свой недостаток.
– Возможно, - задумчиво сказал Али ибн Иса, постукивая указательным пальцем по лбу, - но твои умозаключения представляются мне слишком сложными. Кстати, это беда умного человека. Любую возникшую проблему он старается продумать путем сложных логических построений, и в семи случаях из десяти он проигрывает, так как противник, оказывается, двигался простейшим путем, то есть тем, какой приходит на ум сразу.
– Прошу простить меня. Наверное, вы устали, а я утомляю вас своими домыслами.
– Нет, нет, ты хорошо сделал, что рассказал мне об этом. Сомнительно, что халиф поступит так, как ты говоришь, но поступил ты правильно.
– Вы позволите мне удалиться?
– Да, конечно, иди отдыхай. Я доволен тобой.
У выхода Абу-л-Хасан остановился и произнес то, что приберегал напоследок.
– Кстати, Ибн ал-Фурат тоже был там, - Али ибн Иса встрепенулся и посмотрел на Абу-л-Хасана.
– Ибн ал-Фурат?
– Да, и простите, мне только сейчас это пришло в голову.
– Что именно?
– Если Ибн ал-Фурат озвучит тайное желание ал-Муктадира, он усилит свое влияние.
– Не называй повелителя правоверных по имени, это невежливо, и не мне учить тебя манерам.
– Простите, - сказал Абу-л-Хасан, склонился в почтительном полупоклоне и так быстро исчез, что в следующее мгновение, всемогущий вазир сделал мозговое усилие, чтобы сохранить в памяти воспоминание о начальнике тайной службы.
Абу-л-Хасан покинул дом вазира с улыбкой на устах. Он был доволен собой.
Перед тем как отправиться домой, он зашел в присутствие, чтобы прочитать последние донесения агентов. В приемной навстречу ему поднялся тучный мужчина в черной чалме и, не дав опомниться, заключил в объятья. Силой посетитель обладал изрядной, как ни пытался Абу-л-Хасан отстраниться, ничего не получилось. Он лишь поймал взгляд секретаря, настороженно следившего за ними и делавшего какие-то знаки.
– Дорогой друг, - бубнил в ухо незнакомец, - как я рад вас видеть!
Получив, наконец, свободу движений, Абу-л-Хасан вгляделся в лицо посетителя и... какое-то давно забытое, но оставившее светлую печаль, событие глянуло на него глазами посетителя. Секретарь сказал на всякий случай:
– Господин сказал, что вы его ждете.
– Это вы, вы живы! - наконец произнес Абу-л-Хасан.
– Да, это я, раис. Будучи проездом в славном городе Мансура11 не мог не навестить вас.
Бывший сахиб аш-шурта был бодр и весел.
– Вы правильно поступили.
На лице Абу-л-Хасана была неподдельная радость:
– Что же мы стоим, проходите в мою комнату.
Идя за Ахмад Баширом, раис чуть не засмеялся, до того он был рад видеть этого человека живым. Узнав о смерти Ахмад Башира, Абу-л-Хасан расстроился, пенял себе за недостаточное участие в судьбе человека. И чем более прочилось положение Абу-л-Хасана, и росло его благосостояние, тем более терзали его угрызения совести.
Вошли в комнату, и Абу-л-Хасан сказал:
– А зачем сюда, поедем ко мне домой.
– Стоит ли беспокоиться, - неуверенно сказал Ахмад Башир.
– Стоит, стоит. Помните, как славно вы угостили меня в Сиджильмасе?
– Давно это было, - невесело произнес Ахмад Башир
Абу-л-Хасан вызвал охрану и предложил гостю последовать за ним.
– К чему столько солдат? - удивился Ахмад Башир, увидев отряд вооруженных людей.
