– В следующий раз я расскажу вам эту историю, а сейчас мне надо поторопиться, чтобы застать на месте того поденщика. Сдается мне, что это все-таки мой приятель. Он со странностями, сегодня утром неизвестно на что обиделся и ушел от меня. Скажите мне напоследок, все-таки это не дает мне покоя, тот протокол допроса у халифа... или он даже не покидало пределы вашего ведомства и наш труд оказался напрасен?
– Я передал протокол вазиру Аббасу, моему тогдашнему начальнику, а как он с ним распорядился - неизвестно, известно только, что сам он был убит во время заговора против нынешнего халифа.
Ахмад Башир поднялся.
– Благодарю за угощение, вы позволите навестить вас еще раз? Я пробуду в Багдаде еще какое-то время.
– Я буду рад видеть вас, друг мой.
– Может ли слуга показать мне дом, в котором живет ваша служанка?
– Конечно, но может быть, вызвать охрану, ведь айары могут вернуться. Несмотря на свой кодекс, они народ довольно злобный и мстительный.
– Не стоит беспокоиться.
Абу-л-Хасан долго уговаривал гостя, но тот был непреклонен.
– Где вы остановились? - напоследок спросил Абу-л-Хасан.
Ахмад Башир широко улыбнулся.
– Все там же, караван-сарай в квартале Аш-шамасия. Вы позволите расспросить вашу служанку?
Абу-л-Хасан вызвал Анну, и Ахмад Башир задал ей несколько вопросов. Затем он раскланялся.
Оказавшись за воротами, он сказал себе: "А девица недурна", и в сопровождении слуги отправился к дому Ибн Лайса.
Абу-л-Хасан, оставшись наедине с Анной, еще раз расспросил ее. Девушка подробно рассказывала о случившемся, а Абу-л-Хасан невольно разглядывал ее. Стриженую голову она повязала платком, пропустив концы под подбородком и сделав узелок на затылке. В уголках губ таилась улыбка, которая почему-то вселяла в Абу-л-Хасана неясную тревогу. Закончив рассказ, она подняла на хозяина голубые глаза, и от этого взгляда Абу-л-Хасан почувствовал себя зеленым юнцом. Глубоким вздохом он возобновил положение вещей и сказал:
– Хочешь вина?
Служанка помотала головой.
– А еды?
Она утвердительно кивнула.
– Ешь.
Анна благодарно кивнула и присела к столешнице.
– Сколько тебе лет? - через некоторое время спросил Абу-л-Хасан.
– Тринадцать, господин, - с набитым ртом сказала девушка.
Абу-л-Хасан никому из слуг не позволил бы отвечать с набитым ртом, но сейчас он только улыбнулся.
– Ты помогла мне утром, боль прошла очень быстро.
– Я рада, что смогла это сделать.
Анна перестала есть и поднялась из-за стола.
– Ешь, что же ты?
– Спасибо я сыта.
– Но ты не могла так быстро насытиться.
– Честно говоря, господин, я не хотела есть, Хамза накормил меня. Просто мне показалось, что вам будет приятно посмотреть, как я ем.
Изумленный Абу-л-Хасан спросил:
– Почему же ты в таком случае не выпила вина, чтобы доставить мне удовольствие?
– Это другое, у господина создалось бы обо мне превратное впечатление, питье вина не красит девушку.
– А ты умна.
– Спасибо, господин.
Девушка определенно нравилась ему. Платье и кафтан, надетые на Анну не давали никакой возможности разглядеть ее формы. Подумав об этом, Абу-л-Хасан непроизвольно протянул руку и наткнулся на ее упругую грудь. Издав пронзительный визг, Анна отпрыгнула в сторону. Прибежал испуганный Хамза. Не решаясь войти, он остановился за дверью и кашлянул, давая знать, что он поблизости.
– Прости, - сказал девушке Абу-л-Хасан, - у меня это получилось нечаянно, можешь идти.
Анна поклонилась и вышла из комнаты.
– Можешь войти, - разрешил Абу-л-Хасан.
– Ну, - весело спросил Абу-л-Хасан, - чего ты прибежал?
– Я подумал, господин...- Хамза замялся.
– Чего ты подумал, что мне может понадобиться твоя помощь? Но я не настолько еще стар.
Хамза стоял, утратив дар речи.
– Ты думаешь, я не могу взять ее к себе на ложе? - продолжал Абу-л-Хасан.
– Можете господин, но я не думаю, что от этого будет польза. Она не рабыня, к тому же иудейка, ее отец поднимет шум, подаст жалобу.
– Хамза, а с чего это ты покровительствуешь ей, уж не получил ли ты от ее отца бакшиш?
По тому, как Хамза вдруг напустил на себя полнейшее безразличие, Абу-л-Хасан понял, что без этого не обошлось.
– Я, господин, сразу проникся к ней расположением, - наконец нашелся Хамза. - Она девица неглупая, к тому же недурна собой.
– Это верно, - рассеянно сказал Абу-л-Хасан, его мысли уже приняли иное направление.
Хамза хорошо знал своего господина, заметив, особенное выражение его лица, он молча поклонился и вышел, радуясь, что все обошлось.
Последние полчаса перед сном Абу-л-Хасан задавал себе один и тот же вопрос - для чего бывшему начальнику полиции понадобился протокол допроса Убайдаллаха? Так и не найдя на него ответа, он улегся спать.
Слуга остановился у дома с закрытыми ставнями.
– Это здесь, господин.
Ахмад Башир огляделся. Ввиду позднего времени все лавки на рынке вокруг были закрыты.
– Ты уверен? - спросил он.
– Да, господин, это лавка ее отца.
– Ну, спасибо тебе, дружок. Можешь возвращаться.
– А вам больше ничего не нужно?
– Нет.
Слуга поклонился и отправился обратно.
Ахмад Башир еще раз поглядел по сторонам и, подойдя к двери, постучал. В ответ сразу же послышался женский голос.
– Что надо?
Видимо, женщина прислушивалась к голосам, стоя за дверью.
– Открой, женщина, мой друг здесь работает.
– Какой еще друг? - спросили из-за двери. Но дверь открылась и женщина впустила Ахмад Башира.
Войдя в комнату, Ахмад Башир присвистнул от удивления. В доме все было перевернуто верх дном.
– Увезли твоего друга, - сообщила женщина, - айары вернулись, а он слабый лежал без памяти. Заболел, а до этого такую драку устроил, хозяина побили, видишь, все переломали здесь. На мою честь покушались, - не без гордости добавила она.
Ахмад Башир с сомнением посмотрел на нее.
– Ты в этом уверена, женщина? - спросил он.
Она с таким негодованием вскинула на него глаза, что он поспешил задать ей новый вопрос.
– А где же хозяин?
– К накибу пошел, жалобу подавать. Только вряд ли, их все боятся.
– А ты не знаешь, куда они пошли?
Кухарка пожала плечами. Ахмад Башир, оставив женщину, вышел на улицу. Первый же прохожий, к которому он обратился с вопросом, где он может найти айаров, воскликнув "Бисмиллах", поспешил удалиться. Но Ахмад Башир, продолжая расспросы, встретил словоохотливого базарного старшину, который сказал, что айаров лучше искать на пустырях в заброшенных строениях, но тут же посоветовал не делать этого.
– Их предводителя зовут Азиз, - добавил старшина.
– Ты знаком с ним, уважаемый? - спросил Ахмад Башир.
– Заочно, так же впрочем, как и все торговцы на этом рынке. Он обложил всех данью. Так что открой лавку, и он сам к тебе придет.
– У меня нет столько времени.
– Ну, тогда иди в любой кабак, кого-нибудь из них встретишь.
Ахмад Башир поблагодарил старшину и отправился на поиски.
Джафара ас-Садика, шестого имама, признаваемого всеми мазхабами и сектами, Имран встретил во дворе соборной мечети. Он шел по айвану, когда увидел мужчину лет пятидесяти, идущего по двору как раз навстречу. Лишь только глянув ему в лицо, Имран сразу понял, что перед ним имам Джафар, по прозвищу Правдивый, и в этом не было ничего удивительного. Лицо Джафара излучало доброту и знание, от него исходил свет, во всяком случае, так показалось Имрану.
Так бывает невозможным не узнать царя среди подданных, вельможу среди черни. Удивительным было то, что Джафар, ответив на приветствие, назвал Имрана по имени.
– Как твои дела, сынок? - спросил он, улыбнувшись.
Оторопев, Имран все же сообразил, что это не тот случай, когда можно кривить душой. Вздохнув, он сказал:
– Бывали дни и получше, правда это было так давно, что я их не помню. -Потом он добавил. - Ну и заварили же вы кашу.
Джафар на это ничего не ответил и Имран, подумав, что он обиделся, поспешил извиниться. Джафар вновь улыбнулся и кивнул головой. Имран хотел подойти ближе, но не смог. Так они и говорили, Имран на айване, а Джафар во дворе.
– Тебя что-нибудь тревожит? - спросил имам.
Пока Имран подбирал слова в ответ, Джафар продолжил:
– Я вижу, что ты жив и здоров, меня это радует.
– Я не знаю, как жить дальше, - наконец сказал Имран. - Казалось бы, я получил все, чего хотел: избежал смерти, воссоединился с семьей, но ничто мне не в радость. Жена, о которой я грезил долгими ночами в тюрьме, оказалась чужим человеком; дети, по которым я так страдал, вполне обошлись без меня. У меня чувство, словно меня подло обманули. В моей душе поселилась тоска, я раздираем сомнениями.
