— Вот именно. — Боэмунд постучал пальцами по столу. — Хебога думает, что к тому времени, когда мы доберемся до него, наши ряды поредеют, мы будем измучены жарой, голодом и жаждой. Может, нам придется капитулировать перед превосходящими силами противника… поэтому, — пожал он плечами, — зачем Хебоге ходить к нам, если мы сами к нему придем? Мы уже будем ослаблены. Потому что нам придется сделать бросок под палящим солнцем, в клубах пыли и при этом, возможно, подвергнуться атаке. Вот Хебога и мнит себя охотником, которому останется лишь захлопнуть западню.
— А как вы удостоверились, что Хебога прочел ваше письмо?
— Очень просто, — задумчиво ответил Боэмунд. — До этого времени он так и не сдвинулся с места. От своих шпионов и наблюдателей в цитадели он знает, что мы группируемся, чтобы уйти. Однако он не переместил свой лагерь и даже не усилил свои передовые отряды возле городских ворот. Да, я думаю, что письмо дошло до адресата: Хебога выжидает. И вот что нам надо сделать, — с этими словами Боэмунд указал на Элеонору, — что вам надо сделать: уведомить его о точном времени, дате и месте нашего выступления.
У Элеоноры от неожиданности перехватило дыхание, и ее бросило в пот. Она с упреком уставилась на Готфрида и Гуго. Они не отвели своих взглядов, и Элеонора поняла, насколько сильно все изменилось. Кровные узы и воспоминания детства уже не значили для брата ничего, главным для него являлась мечта о Иерусалиме. Всё и все, включая и ее, стало лишь средством достижения цели. Она перевела взгляд на Теодора. Он выглядел более спокойным, хотя Симеон явственно стучал зубами от страха.
— А как это сделать? — быстро спросила она. — И почему я?
— Точно так же, как и раньше, — спокойно заметил Боэмунд. — Вы, Теодор и Симеон. Вечером двадцать седьмого июня, за день до нашего выступления, вы выскользнете из города и поедете навстречу Хебоге. За день до этого Теодор выпустит во вражеский лагерь стрелу с посланием, в котором турок предупредят о вашем дезертирстве следующим утром, а также о том, что вы собираетесь сообщить атабеку Хебоге важные сведения. Вы выедете на тех трех конях, которые содержались у вас в конюшне и специально откармливались.
Именно по этой причине вам поставлялась хорошая пища. Я хочу, чтобы Хебога поверил, что вы прятались в городе, а потом решили убежать.
— Но они же наверняка знают, — возразила Элеонора, — что именно мы уговорили Фируза сдать башни-близнецы.
— Послушай, — вмешался Теодор, — потому-то нас и выбрали. Наша легенда будет такова: мы дезертировали из «Армии Господа» и укрылись у Фируза, который поссорился с Яги-Сианом. Именно Фируз был предателем. Это он сдал франкам вверенные ему башни, а не мы. Именно поэтому мы и убили его, чтобы отомстить за предательство.
Боэмунд покачиваясь поднялся, вышел из комнаты и вернулся с двумя кожаными мешками. Развязав один из них, он вытащил оттуда отрезанную голову. Кожа лица была синей, веки опущены, а окровавленные губы слегка приоткрыты. Фируз! Поверхность отрезанной шеи представляла собой сплошное пятно запекшейся крови. В другом мешке лежала еще одна голова, которую Элеонора смутно припомнила.
— Брат Фируза, — пояснил Теодор. — Был убит в соседней башне, потому что его тоже сочли предателем.
— Но он не был предателем, — возразила Элеонора. — Фируз действовал сам по себе; он боялся, что его выдадут.
— Конечно, — вмешался Гуго. — Фируза и его брата убили в первой же стычке, когда кровь бурлила от ярости. Было трудно разобраться, кто свой, а кто — чужой. Но как бы там ни было, обе головы будут переданы Хебоге как головы предателей, которые сдали Антиохию франкам.
— И вы думаете, что он этому поверит? — почти взвизгнул перепуганный Симеон. — Что мы прятались в Антиохии в течение трех недель, а потом приехали к нему на хорошо упитанных лошадях да еще с головами двух предателей?
— А почему бы и нет? — настаивал Теодор. — Не забывайте: Антиохия — огромный город с садами, парками, жилыми домами, подвалами и переулками. В городе и поныне прячутся турки, хорошо вооруженные, сытые, с запасами драгоценностей и провизии. Они наверняка слышали о приближении Хебоги и знают, что цитадель все еще держится. Все, что им нужно делать, — это проявлять терпение и дожидаться избавления. И мы — одни из этих людей. Мы ждали, сколько могли, но потом решили бежать. Подобное случается каждый день. Почему бы и нам не сделать то же самое? Ведь «Армия Господа» ослаблена и страдает от голода.
— А как же сведения, которые мы им передадим? — поинтересовалась Элеонора, стараясь не глотать слюну, чтобы не показывать своего страха. — Откуда они у нас?
— Элементарно, — пожал плечами Теодор. — Мы же в Антиохии. На улицах полно армян и турок, резня прекратилась, страсти улеглись, и мы имеем возможность встречаться с разными людьми. Давайте взглянем на это с точки зрения Хебоги: зачем нам рисковать и являться к нему? Нет, не сомневайся, нашей легенде поверят. Элеонора, если ты не хочешь идти, то не иди. Ты тоже, Симеон. Однако наш рассказ будет выглядеть более естественным, если мы все объясним, как после сдачи башен-близнецов нам пришлось прятаться, как нам удалось выжить и смешаться с «Армией Господа». Но потом нас разоблачили, и нам пришлось бежать. Граф Боэмунд прав. Хебога не должен сдвинуться с места — во что бы то ни стало.
Расспросы продолжались. Под пристальным изучающим взглядом Боэмунда Элеонора старалась не показывать своей тревоги. Она прекрасно понимала логику его плана. До нее доходили слухи, что люди дезертировали и убегали. Почему бы им не сделать то же самое? Такое объяснение выглядело довольно убедительным. Все знали, что в рощах, аллеях, парках и садах прятались турки — хорошо вооруженные и опасные.
— Вы выедете через потерну возле ворот Святого Георгия, — объяснил Боэмунд. — Вас будут преследовать и обстреливать, но вы благополучно избежите погони. Как только вы окажетесь в руках турок, вы будете в безопасности.
Если они поверят вашей легенде, то ей поверит и Хебога. Ну как?
Элеонора взглянула на Симеона, который сидел и, покачиваясь взад-вперед, молча молился.
— Я пойду, — прошептала она, — но, видит Бог, это очень опасно. Повторяю: а что, если Фируз успел кому-нибудь обо всем рассказать? Если какой-то турок знает, что мы убедили его сдать башни-близнецы, и этот турок в настоящее время находится в лагере Хебоги?
— Нет! — поднял палец Теодор. — Эти башни были захвачены ночью. О нашем участии в этом деле знали лишь Боэмунд, Гуго и Готфрид. Остальные уверены, что Фируз действовал самостоятельно. В ту ночь, когда пали башни, Симеона и Имогену держали взаперти. Ты, как я и велел тебе, пряталась в тени; воины, проскочившие мимо тебя, были охвачены лихорадкой битвы. Я же исчез немедленно вместе с Гуго и Готфридом.
— А ты к этому готовился? — слегка усмехнулась Элеонора.
— Нет, — ответил Теодор. — Я готовился к тому, что нас может постичь неудача, что атака на Антиохию может быть отбита. Нам пришлось бы тогда придумывать какую-то историю, очень похожую на сегодняшнюю: что предателем был Фируз, а мы — преданные сторонники Яги-Сиана.
— Об Имогене я еще скажу несколько слов через некоторое время, — вмешался Гуго. — Но кроме нее и, возможно, Бельтрана, только находящиеся в этой комнате знают правду о том, кто предал башни-близнецы. Фируз и его люди теперь мертвы, и нам следует воспользоваться этим обстоятельством.
Элеоноре припомнился окровавленный труп, распростертый на пороге дверей, ведущих в башню. Наверное, это был Фируз. «Он погиб по ошибке? Или же его и других эти безжалостные мужчины убили намеренно?» — отрешенно, с холодным сердцем подумала Элеонора.
— А что, — возразил Симеон, — если какой-то шпион расскажет туркам, как все было на самом деле?
— В смысле? — спросил Боэмунд.
— Расскажет, что когда город пал, мы снова присоединились к «Армии Господа», в которой нас приняли как героев!
И снова этот холодный расчетливый взгляд Боэмунда. Гуго и Готфрид сидели, опустив плечи. Гуго прикусил губу. Похоже, он уже успел подумать о том, что сказал Симеон, и знал ответ на его вопрос.
— А кто знает, что вас приняли как героев? — спросил в ответ Готфрид. — Вы укрывались в этом доме последние три недели. Многим ли об этом известно? Никому — кроме нескольких очень надежных членов «Братства храма Гроба Господня».
Теперь Элеонора поняла, зачем ее и Симеона так долго держали взаперти. Мало кто понял, что на самом деле произошло с башнями-близнецами. Это была строго охраняемая тайна.
— Да, среди наших братьев может скрываться предатель, — заговорил Гуго. — По крайней мере, так считает граф Раймунд. Однако помните, что только присутствующие в этой комнате, а также Имогена и, возможно, Бельтран, знают всю правду о той роли, которую мы сыграли в предательстве Фируза. Это я говорю со всей уверенностью, потому что с тех пор, как пала Антиохия, и за Бельтраном, и за Имогеной все время пристально следили. — Гуго улыбнулся. — Думаю, они об этом догадываются. Более того, вы покинете Антиохию под вечер двадцать седьмого июня, а мы выступим через Мостовые ворота утром двадцать восьмого. У шпиона просто не хватит времени послать Хебоге сообщение, а у вас в качестве подтверждения будут головы предателей. Почему Хебога не поверит вам?
