бесконечной боли, и ты это знаешь, но ты не от боли хочешь скрыться, а от самой себя… Послушай, я понятия не имею о твоей прошлой жизни, Лоренца. Кларетта сказала мне, что тебе пришлось пережить что-то такое от чего даже ее проняло. Я ничего о тебе не знаю. Черт, да я даже не знаю твоего настоящего имени! Но я твердо знаю одно: если ты не хочешь всю жизнь прожить пластиковой куклой, если хочешь чувствовать еще хоть что-то кроме тьмы прошлого, если хочешь быть счастливой, если хочешь, чтобы тебя любили, а не просто трахали – пускай не я, пусть кто-нибудь – ты должна сама научиться любить себя. Чтобы не бросаться в слезы от первой же неудачной шутки, но и не пропускать безмолвно пошлую грязь, которую на тебя будут лить, ты должна сама себя уважать, сама себя любить…
Сальваторе замолчал. Лоренца уставилась на прикроватный светильник. Она больше не плакала и, казалось, думала о чем-то своем. Кастеллаци чувствовал себя обессиленным. Он вернулся в кресло и откинул голову. Через несколько минут тишины девушка заговорила:
– Меня действительно зовут Лоренца.
– Хочешь, я заберу тебя отсюда?
Сальваторе произнес это спонтанно, совершенно не обдумав возможных последствий. Через несколько бесконечно долгих секунд он нашел в себе силы поднять голову и посмотреть на девушку. Лоренца смотрела на него очень внимательно. Такого взгляда Сальваторе у нее еще не видел. Наконец, девушка произнесла:
– Я ничего не умею.
– В каком смысле?
– От меня всегда хотели только одного… Я даже школу не закончила. Домохозяйка из меня тоже плохая, кроме того, я совершенно не хочу ею быть. Меня передергивает от одной мысли, что я буду хоть в чем-то похожа на свою мать.
– Это неважно для меня…
– Для меня важно. Если я не буду работать и не смогу хорошо ухаживать за домом, кем я буду? Простой содержанкой. А чем это отличается от того, чем я занимаюсь сейчас?
– Отличается, дорогая. Я буду тебя любить в отличие от тех, кто платит тебе сейчас. Кроме того, ты же можешь отучиться на кого-нибудь, я сам могу научить тебя печатать на машинке, например…
– Я читаю-то с трудом…
– Это тоже поправимо.
– Почему ты хочешь сделать это для меня?
Сальваторе задумался. При первой встрече его эмоции по отношению к этой девушке объяснялись некоторой похожестью Лоренцы на Катерину, но теперь этого чувства не было. Воспоминания о Катерине, наконец, оставили его и успокоились на тихом кладбище в Верчелли, по крайней мере, Сальваторе хотелось на это надеяться. В конце концов, он спросил у себя: «Почему именно эта девушка?» и постарался ответить максимально честно:
– Потому, что мне хорошо с тобой, а я всегда больше всего ценил приятную компанию.
– Ты, правда, научишь меня печатать?
– И всему остальному, чему смогу.
Девушка надолго задумалась. Потом подняла взгляд на Сальваторе и спросила:
– Ты сможешь прийти в следующую пятницу?
Сальваторе еще не заглядывал так далеко, поэтому ответил уклончиво:
– Я постараюсь.
– Хорошо. Я хочу, чтобы ты учил меня, но не хочу быть тебе обузой. Я получаю небольшое содержание от Кларетты – мне оно не нужно. Еда и крыша над головой у меня и так есть. Я буду платить тебе за обучение.
– Не нужно, дорогая…
– Нет, нужно. Ты просил, чтобы я уважала себя, вот я и уважаю, а уважающие себя люди никогда не остаются в долгу.
– Ты же понимаешь, что я, скорее всего, даже затраты на твое время не смогу отбить с этих денег?
Сальваторе едва сдерживал улыбку. Сама ситуация его забавляла, а серьезность, с которой Лоренца рассуждала о ней, вызывала у него вполне искреннее восхищение. Девушка же, между тем, размышляла над словами Кастеллаци. Наконец, она расстроено произнесла:
– Да, похоже, с этим ничего не поделаешь… Я попробую поговорить с Клареттой – вдруг, она согласится.
– Не беспокойся об этом. Значит, в следующую пятницу?
– Да. Я видела у нас печатную машинку…
– Пока не нужно. Раз ты говоришь, что даже читаешь с трудом, сначала займемся этим. Лучше выбери за это время какую-нибудь книгу.
– Хорошо.
Неожиданно в голову Кастеллаци пришел вопрос, от которого он не смог удержаться:
– Неужели вы сегодня делали ставки насчет моего соблазнения?
Лоренца посмотрела на него с изумлением и страхом:
– А ты знаешь об этом споре?!
– Конечно, знаю. Кларетта мне о нем давно рассказала.
– Но как ты догадался?
– Ну, дорогая, меня давненько не пытались столь прямолинейно соблазнить…
– И ты не обижаешься, когда такое происходит?
– Сегодня мне было очень обидно из-за того, что ты сделала с собой, но вообще, нет. Если подумать, я, наверное, единственный мужчина в Риме, ради искушения которого проститутки готовы отдавать свои деньги и устраивать тотализатор. Так что я получаю от этого искреннее удовольствие, дорогая!
Неожиданно для Сальваторе Лоренца откинулась на кровати и расхохоталась. Он тоже не смог сдержать смех.
В дверь постучали. Это было крайне необычно для «Волчицы». Кастеллаци сделал Лоренце знак рукой, чтобы она не вставала, и подошел к двери.
– Кто?
– Это Джулио, синьор Кастеллаци… Боюсь, что вынужден прервать вас и просить о помощи. Дело в том, что синьор Диаман… Росси только что умер.
Заложник
Комиссар чертовски устал за последние дни. Вся эта борьба, заговор, слежка, вылезший из прошлого Бородач – Ансельмо чувствовал себя слишком старым для такой жизни. Ко всему этому добавлялась весьма утомительная рабочая повседневность и неприятности в жизни сестры Паолы, которая заболела, причем, судя по всему, весьма сильно.
Вернувшись домой со смены, Комиссар растянулся на кровати, наконец, вытянув больную ногу. Бородача в квартире не было, но Ансельмо это не удивляло. Итало появлялся здесь далеко не каждый день. Комиссар в очередной раз подумал, что для своего возраста Бородач сохранил потрясающую тягу к деятельности. Казалось, Итало вовсе не устает – в этом Комиссар ему изрядно завидовал.
В дверь постучали. Ансельмо с трудом сел на кровати, которая отчего-то протяжно простонала, хотя, возможно, стонал сам Комиссар – он не мог точно сказать. Выглянув в глазок, Ансельмо удивленно хмыкнул, но дверь открыл. За дверью стоял Чиро Бертини. Комиссар сразу понял, что произошло что-то важное, потому что молодой человек был напряжен до предела и, казалось, приходил в себя после долгого бега.
– Чао, Чиро! Что случилось?
– Там… Ну… можно войти, Комиссар?
Ансельмо впустил молодого человека и предложил ему присесть, но Бертини отказался и сказал, что им нужно идти к Бородачу немедленно. Ансельмо в уме четырежды проклял Итало за
