«Мы, Рубановы, тоже приложили к этому свою руку, — с гордостью подумал Максим Акимович, с интересом слушая историка. — Не то, что мой братец», — с уважением подумал о приват–доценте.
— …И не всех брали силой, — продолжил тот лекцию. — Молдавские господари, грузинские цари, украинские гетманы и владыки кочевых азиатских народов смиренно просили о принятии в российское подданство. Так–то вот, господа, — пригладил он волосы. — Но были, конечно, и завоевательные походы. Тогда, когда терпеть жестокость соседей не хватало сил. Только с пятнадцатого по восемнадцатое столетие, татары и турки захватили в полон и обратили в рабство около пяти миллионов русских. А сколько ещё погибло во время набегов. В одной лишь Казани, взятой русскими в 1552 году, томилось сто тысяч славянских пленников. Ещё в начале семнадцатого века на большинстве французских и венецианских военных галер гребцами были русские рабы, — в расстройстве стряхнул какую–то невидимую пылинку со стола. — В войне нас не победить! Нельзя победить народ, который всю свою историю только и делает, что воюет. Зато можно взять хитростью. Ведь известно, что сильные люди доверчивы и наивны. Началось с того, что хотели лишить Россию её религиозной самобытности и православных святынь, «растворив» их в западном католичестве. С предложением о воссоединении обращался папа Климент третий в 1080 году. В 1207 папа Иннокентий в послании к русским людям писал, что он не может «подавить в себе отеческие чувства» и «зовёт их к себе». Оставшиеся без ответа «отеческие чувства» Ватикана проявили себя в организации военного давления на западные рубежи Руси. Воспользовавшись ослабленным состоянием разорённой монголами Руси, они последовательно направляют против православной страны оружие датчан, военизированных монашеских католических орденов, шведов, немцев. Не брезговал Запад и антирусскими интригами при дворе хана Батыя. Европейские государи были как нельзя больше заинтересованы в продолжение татарских набегов на Русь. И всё же вопреки всему мы выстояли! Враги поняли, что извне нас победить нельзя. И воспользовались Первой русской смутой.
— А почему Первой? — удивился Сипягин.
— Да потому что, ваше превосходительство, согласно анализу ситуации, скоро последует Вторая.
— Ну, пока я на страже престола — не последует. А вы продолжайте. Но говорите факты, а не фантазии.
— А факты таковы, — вновь сжал кулаки приват–доцент Санкт—Петербургского университета. — За дело взялись признанные профессионалы интриг и провокаций — иезуиты, монахи католического «общества Иисуса», прекрасно понимавшие, что основа русской мощи находится в области духовной. Они знали, что пока Русь держится православия, она крепка верой. Потому отцы иезуиты дали своему воспитаннику, самозванцу Лжедмитрию, занимавшему в то время русский престол, следующие наставления: «… Самому государю заговаривать об унии[14] редко и осторожно, чтоб не от него началось дело, а пусть русские первые предложат церковные преобразования. Намекнуть чёрному духовенству о льготах, белому — о наградах, народу о свободе. Пойдут споры. Дойдёт до государя, тебя значит, назначишь Собор, а там приступим и к унии. Сторонников купим. Потом крестьяне пусть чешут затылки. А следующему поколению вырасти патриотами, мы не дадим». Слава Богу, не удалось! — перекрестился приват–доцент. — С тех пор прошло почти триста лет. И всё начинается по–новому. Наступает эра новой Смуты. Кто ей воспользуется, я не знаю, но на свет появился любопытнейший документ, — взял со стола серую книжицу и потряс ею перед слушателями. — Сей опус «Протоколы сионских мудрецов» называется. Откуда он исходит и где мозговой центр — нам не известно.
— Да, Рубанов, — вновь перебил лектора Сипягин. — Самое тёмное дело в сыскной практике. Эту книжицу изъял, так будем говорить, у еврейских раввинов на западе России, один опытный сыщик. Место вам не важно. Лучше много не знать, пока вы служите не у нас. Потому что этот человек потом погиб при загадочных обстоятельствах. Раввинов после тоже не нашли, словно сквозь землю провалились. Потому и не выяснили, откуда попали к ним данные наставления, в которых детально и сжато изложен план завоевания мирового господства. Столь циничный и подлый, но одновременно простой и доходчивый, что даже я — прагматик и циник, испугался. Да, да Рубанов, не улыбайтесь. Несмотря на многочисленный полицейский штат и корпус жандармов — испугался. Потому и привёл вас сюда, чтоб всё рассказать и предложить под ваше начало либо жандармский корпус, ибо человек вы цельный и государству русскому верный, либо руководить тайной разведкой, образовать которую я предложил недавно императору. И он дал согласие. Этим я сейчас и занимаюсь. Именно об этой организации и хотел с вами поговорить. Штат её только формируется. И кроме меня замыкаться она будет лишь на государя, а ежели дадите согласие, то и на вас. Это не контрразведка и не разведка генштаба. Новая тайная организация, создаваемая для объективной и точной информации, так необходимой нашему молодому царю. И вы можете ею руководить…
— Нет уж, Дмитрий Сергеевич, увольте. Спасибо, конечно, за доверие. Может, я и в армии корпусом командовать стану. Генерал–адъютант всё–таки, — гордо выпятил грудь. — А разведкой сроду не занимался… Вот Черевин покойный, это да. Тот бы мог.
— Зря! Положительно зря! А служить в МВД не зазорно. Это либералы в своих газетёнках внушают, что стыдно, дескать, и позорно интеллигентному человеку в жандармах служить. Е–р–р-унда! Они — главная опора престола. Как сейчас сказал историк, внешних врагов мы победим, но вот внутренних?! Взять даже вот эту, с виду явно простую книжицу, — осторожно, будто змею, поднял «Протоколы». — Казалось бы, нелепая безделица. Но кроме агента, её доставшего, уже погиб, якобы покончив с собой, прокурор московской синодальной конторы камергер Сухотин, отпечатавший на гектографе в позапрошлом году сто экземпляров подлой этой книжонки. Очень заинтересовался «Протоколами» Победоносцев и особенно великий князь Сергей Александрович, велевший своему чиновнику по особым поручениям Клеповскому, размножить в губернской типографии «Протоколы». Но в них была уже не полная версия. В типографии, после, случился пожар, а Клеповский как–то странно умер, задохнувшись угарным газом из камина. Угли ещё тлели, а он зачем–то закрыл все заслонки. Создаётся впечатление, что кто–то очень не хочет, чтоб «Протоколы» стали достоянием публики.
— Что же такого в этих «Протоколах?» — неожиданно заинтересовался Максим Акимович, поглядывая на книжицу.
— Да бред! Преисполненный явного презрения к людям и откровенного поклонения злу! Будто дьявол её придумал, чтоб погубить Россию, — полистал книгу Сипягин.
— Хуже чем дьявол. Человек! — дополнил своего шефа приват–доцент.
— Вот, слушайте, — не обратив внимания на учёного, начал читать выдержки Сипягин: «Наш пароль — сила и лицемерие, — глянул поверх очков на Рубанова. И видя его неподдельный интерес, продолжил: — Насилие должно быть принципом, хитрость и лицемерие — правилом. Чтобы скорее достигнуть цели, нам необходимо притвориться сторонниками и ревнителями вопросов социальных. Особенно тех, которые имеют задачей улучшить участь бедных; но в действительности наши стремления должны тяготеть к овладению и управлению движением общественного мнения… Действуя таким образом, мы сможем, когда пожелаем, возбудить массы. Мы употребим их в качестве орудия, для ниспровержения престолов и для революции», — оторвался он от книги. — Революция нам, конечно, не грозит, но вот террор против защитников престола идёт уже во всю. А самым главным основанием успеха они считают осквернение национальных святынь и православную веру. Так и пишут, злыдни: «Нам необходимо подорвать веру, вырвать из ума людей принцип Божества и Святого Духа, и всё это заменить арифметическими расчётами, материальными потребностями и интересами. Священничество мы позаботимся дискредитировать, до полного крушения христианской веры, самой опасной для нас противницы». — Вот либеральные газеты и рисуют карикатуры на батюшек. Все они как на подбор с толстыми животами, пьяницы и объедаются свининой в пост. Потому–то Победоносцев и заинтересовался этой книжонкой, надеясь выяснить, от кого она исходит. А всё зло идёт сейчас от газет, — снял он очки. — Помню заголовок статьи в газете «Петербургский листок», вышедшей после убийства Александра Второго — «Божья воля свершилась». Видите, Рубанов, какой оттенок двусмысленности. А вот что о прессе сказано в «Протоколах», — вновь нацепил на лоб очки и уткнулся в книгу: «Если золото первая сила в мире, то пресса — вторая. Мы достигнем нашей цели только тогда, когда пресса будет в наших руках. Нам нужны большие политические издания — газеты, которые образуют общественное мнение, уличная литература и сцена. Этим путём мы шаг за шагом вытесним христианство и продиктуем миру, во что он должен верить, что уважать, что проклинать», — и я боюсь, Рубанов, что большинство газет в России уже принадлежат им. Этим неизвестным «тёмным силам» и они формируют общественное мнение… только не в нашу пользу, — тыльной стороной ладони распушил древнерусскую свою бороду, — а в пользу носителей пейсов. Всё началось, к сожалению, давно и «Протоколы» лишь проанализировали и обобщили опыт и указали план дальнейших действий. А вот самое главное, Максим Акимович, — поднёс к глазам книгу: «Когда мы ввели в государственный организм яд либерализма, — молодцы, всё называют своими именами, — прокомментировал прочитанное: — … вся его политическая комплекция изменилась. Либерализм есть школа раздоров, разлада, споров, несогласий — одним словом, школа всего того, что обезличивает деятельность государства. Парламентская трибуна не хуже прессы приготовила правительства к бездействию и к бессилию». Не дай Бог России парламент, — брезгливо бросил на стол книжку. — Может это и сойдёт в государстве с однородным составом населения, таким как Франция, но для нас это нонсенс, бессмыслица, если, даже, не преступление… Заболтают государство!.. Власть в России должна быть в одних руках. Мощных и справедливых, таких, какие были у Александра Третьего. А раз у его сына нет таких рук, мы, его верные слуги, не щадя жизни своей, станем этими самыми руками. А вы не хотите командовать жандармским корпусом, — вздохнул Сипягин.
