мы никому больше не досаждали в этом мире. Но прежде, чем отпустить нас, он поучит одного из твоих слуг, как себя вести.
По знаку Чату проводник, который вел их через лес, выступил из толпы и ткнул пальцем в грудь мньяпары — тот невольно вздрогнул. Чату снова подал знак, и двое мужчин схватили Мохаммеда Абдаллу, а остальные принялись избивать его палками. Кровь хлынула из ноздрей несчастного, его тело дергалось под ударами. Ликующий вопль толпы заглушал звуки, вырывавшиеся у мньяпары, и оттого его судороги казались почти притворством. Его продолжали бить и тогда, когда он рухнул на землю и остался лежать замертво. Когда же наконец остановились, тело мньяпары лишь слегка дрожало от спазмов.
Юсуф увидел, как по лицу дяди Азиза катятся слезы. Вновь заговорил Чату. Толпа застонала разочаровано, кое-кто из старейшин покачал головой, не соглашаясь. Но Чату говорил, возвышая голос, подавляя возражения. Говоря, он смотрел на Ниундо, но указывал на купца.
— Он говорит: теперь забирай свой караван зла и ступай прочь отсюда, — перевел Ниундо. — Его люди этим недовольны, однако он говорит, что не хочет навлечь новую беду на свою землю. Он говорит, когда он смотрит на таких молодых людей, как он, то ему хочется верить, что не все мы злодеи — похитители людей, охотники на человеческую плоть… и эта мысль пробуждает в нем милосердие. Ступайте, говорит он, пока он не переменил свое решение и не отказался от снисхождения, которое вам предлагает. Этот молодой человек все-таки принес нам удачу.
— Милосердие принадлежит одному Богу, — сказал купец. — Переведи ему. Переведи аккуратно. Милосердие принадлежит Богу. Человек не может ни оказать милосердие, ни отказать в нем. Переведи ему точно.
Чату уставился на купца, не веря своим ушам, старейшины и те из толпы, кто оказался поблизости и разобрал тихие слова Ниундо, захохотали.
— Он говорит, у тебя во рту смелый язык. Он повторяет тебе еще раз, на случай, если твой язык болтает против твоей воли: забирай своих людей и уходи. Вот что он говорит, бвана. И, мне кажется, он вот-вот снова рассердится.
— Без наших товаров не уйдем, — ответил купец. — Скажи ему: если он хочет забрать наши жизни, пусть забирает. Сами по себе они ничего не стоят. Но если нам сохранят жизнь, мы потребуем вернуть наши товары. Далеко ли мы уйдем, если не сможем торговать? Скажи ему: без наших товаров мы не уйдем.
Купец пересказал своим людям все, что произошло во дворе у султана: злые слова, которые говорил о них Чату, избиение Мохаммеда Абдаллы, отказ вернуть им товары, приказ покинуть город и свое решение остаться здесь. Он предложил всем, кто желает уйти, немедленно это сделать. Мужчины закричали, стали клясться в верности купцу, готовности принять назначенную Богом судьбу. Симба Мвене рассказал им о том, как молодость Юсуфа спасла их от худшего — его приветствовали воплями и непристойностями. Затем все притихли, повинуясь приказу тех, кто их охранял, прислушались к бурчанию голодных желудков и стонам раненых сотоварищей. Не было ни клочка тени, чтобы укрыться от солнца, и с каждым часом брюхо бурчало все громче. Те, кто еще был покрепче, устроили для раненых навесы из собственной одежды, укрепив ее на веревках и палках.
Мньяпара очнулся, он был очень слаб и трясся в разгорающейся лихорадке. Он лежал на земле и стонал, бормоча слова, в которые никто не желал вслушиваться. Время от времени заплывшие глаза приоткрывались, и мньяпара оглядывался вокруг с таким выражением, будто не понимал, где находится. Люди ждали решения купца, спорили между собой, как лучше поступить. Не будет ли безопаснее уйти, пока их еще отпускают? Кто знает, что потом надумает Чату? Что им теперь делать? Если останутся в городе, умрут с голоду, если уйдут без товаров и припасов, умрут с голоду. В лучшем случае попадут в плен.
— Посмотри, как глупо человеческое тело, — сказал дядя Азиз Юсуфу, и в уголках его рта вновь проступила та отрешенная, непобедимая улыбка. — Посмотри на отважного сына Абдаллы — как хрупко и ненадежно оказалось его тело. Будь он послабее, он бы вовсе не оправился от такого избиения, но Мохаммед оправится. На самом деле все еще хуже, ибо низменно и предает нас не только тело, а сама человеческая природа. Не знай я правды, я поверил бы в обвинения разгневанного султана. В нас он видит то, что ему угодно уничтожить, и он рассказывает нам вымышленные истории, чтобы мы согласились и поступили так, как ему угодно. Если б только мы могли предоставить телам действовать самостоятельно и они сумели бы позаботиться о своем благополучии и удовольствии! Слышишь, Юсуф, как ворчат наши люди? Как, по-твоему, нам следует поступить? Может, во сне тебе явилось видение и ты сможешь истолковать его к нашему благу, как то было с древним Юсуфом, — улыбнулся дядя Азиз.
Юсуф покачал головой, не смея признаться, что никакой надежды для своих спутников он не видит.
— В таком случае нам лучше остаться здесь и голодать. Может, султан устыдится своей жестокости? — спросил купец, и Юсуф сочувственно вздохнул в ответ.
— Симба! — позвал купец и жестом поманил Симбу Мвене к себе. — А ты что думаешь? Должны ли мы уйти, бросив товар, — или оставаться здесь, пока нам его не вернут?
— Нам следует уйти, а затем вернуться и вступить в бой, — без промедления ответил Симба Мвене.
— Без оружия и без средств, чтобы купить их? К чему приведет такая война? — поинтересовался купец.
Днем Чату прислал им спелых бананов, вареный ямс и немного сушеной дичи. Горожане принесли воды, чтобы утолить жажду и помыться. Затем Чату вызвал к себе купца, и тот взял с собой Ниундо, Симбу Мвене и Юсуфа. На этот раз во дворе султана не собиралась толпа, но старейшины все еще сидели на террасе, удобно устроившись, позабыв о церемониальных позах. Наверное, они всегда тут сидят, подумал Юсуф, как те старики у магазина. Чату заговорил тихо, словно пришел к некоему решению после долгих раздумий.
— Он говорит, два года назад здесь проходили такие же люди, как мы, — переводил Ниундо, подавшись вперед, ловя приглушенную речь султана. — Бледнокожие, как ты, бвана тажири, и с ними другие, более смуглые. Они пришли торговать, говорили они, как и ты. Он говорит, он дал им золото, слоновую кость и хорошо выделанную кожу. Их главный сказал, у них не хватит товаров, чтобы за все расплатиться, они уйдут и вернутся, принесут то, что остались должны. С тех пор их никто
