не видел. Этот купец наш брат, говорит он, так что наши товары пойдут теперь в уплату за долг нашего брата. Вот что он говорит.
Купец открыл было рот, но Чату снова заговорил, и Ниундо вынужден был внимать ему.
— Он говорит, ему неинтересно, что об этом думаешь ты. Он потратил на тебя достаточно времени. Или думаешь, он койкоин? [58] Койкоин танцует под луной и позволяет чужакам обворовать себя. Но Чату всего лишь хочет, чтобы вы ушли, пока не случилось плохого. Здесь не все довольны таким его решением, говорит он, но он хочет положить конец этой истории. Тщательно все обдумав, вот что он решил. Он даст вам немного товаров — столько, чтобы выбраться из этой страны. А теперь он желает узнать, есть ли тебе что сказать в ответ.
Купец помолчал.
— Скажи ему, это решение мудрого правителя, и все же он судит несправедливо, — произнес он наконец.
Выслушав перевод, Чату улыбнулся.
— Что завело тебя так далеко от дома? Поиски справедливости? Вот что он спрашивает. Если так, то вот ты ее нашел. Я забираю твой товар, чтобы по справедливости возместить моему народу то, что отнял у него твой брат. А ты иди ищи брата, который обворовал меня, требуй справедливости с него. Так я понял его слова.
На следующий день они возобновили переговоры, спорили о том, много или мало товаров будет возвращено купцу, спорили о цене отнятого и о том, насколько велик долг первого купца. Старейшины сидели вокруг, помогая советами как умели, но Чату от них добродушно отмахивался. Мужчины помоложе требовали сразу же выдать им три отнятых у охраны лагеря ружья, чтобы отправиться на охоту, но и к ним вождь не прислушивался. Женщины держались в стороне, хотя Юсуф видел, как они проходят туда-сюда по двору по своим хозяйственным делам. Ниундо спотыкался в переводе, и обе стороны взирали на него с подозрением. Купец поинтересовался: теперь, когда они достаточно оправились, нельзя ли им получить свободу передвижения и поработать на кого-то из местных в обмен на еду? Чату согласился — при условии, что заложником у него останется Юсуф. В ту ночь Юсуф спал на террасе одного из принадлежавших Чату домов — и в ту же ночь двое из каравана сбежали, отправились искать подмогу.
В доме Чату с юношей обращались неплохо. Сам султан беседовал с ним, хотя Юсуф понимал едва ли два-три слова. Или думал, что понимает, поскольку их звучание казалось знакомым. По этим словам и по выражению лица Чату Юсуф угадывал смысл вопросов и отвечал как мог: издалека ли они пришли, сколько народу в его стране, что побуждает их пускаться в такой путь. Обо всем этом Юсуф рассуждал серьезно и откровенно, однако, по-видимому, султан и старейшины в свою очередь не понимали его. Вернувшись на следующий день, чтобы продолжить переговоры, купец с тревогой глянул на Юсуфа, а потом улыбнулся.
— У меня все хорошо, — сказал ему молодой человек.
— Да, ты отлично справляешься, — с той же улыбкой признал дядя Азиз. — Подойди, сядь рядом со мной, и мы послушаем, что скажет о тебе султан.
Юсуфу не разрешалось отлучаться из огражденного стеной двора, не полагалось и приближаться к террасе, на которой проводили почти весь день Чату и старейшины, если только его не позовут туда. Неужели у старейшин нет никаких дел, нет земли, которую следовало бы возделывать, или хотя бы хозяйства, которое они могли бы озирать с удовлетворением? Наверное, появление каравана вынудило их забыть обо всех прочих заботах. Юсуф тоже просиживал дни напролет в тени, ждал наступления вечера, смотрел, как трудятся женщины. Со стороны могло показаться, что все эти люди заняты лишь одним — сидят в тени и таращатся перед собой.
Женщины дразнили его, широко улыбаясь, что-то выкрикивали, и ни выкрики, ни улыбки не казались ему беспримесно добрыми. Они отправляли к нему девочек помоложе с небольшими подарками и какими-то приглашениями — он предполагал, что это приглашения, и от скуки пытался их перевести. «Приходи ко мне днем, когда муж задремлет», «Не помочь ли тебе помыться?», «Может, у тебя зудит, давай почешу?» Порой они сгибались пополам от смеха, выкрикивая непонятные ему слова, а одна старуха посылала ему воздушные поцелуи и вихляла задом всякий раз, как проходила мимо. Девушка, приносившая ему еду, бесстыже смотрела на Юсуфа в упор, сидя почти вплотную, пока он ел. Время от времени она заговаривала с ним, хмурилась, на чем-то настаивала. Он отводил глаза от ее почти обнаженной груди. Она предложила ему полюбоваться бусами, которые носила на шее, приподняла их, требуя комплиментов.
— Бусы. Да, я знаю, что это, — сказал Юсуф. — Не понимаю, почему их так ценят. В некоторых местах, где мы проходили, за горсточку бусин отдавали целую овцу. Это всего лишь побрякушки. На что они годятся?
— Как тебя зовут? — спросил он в другой раз, но так и не добился, чтобы она поняла. Он считал ее красивой: узкое лицо, улыбчивые глаза. Часто она молча сидела перед ним, и он чувствовал, что должен вести себя в большей степени как мужчина, однако боялся проявить неуважение. Стоило ему показать, что он в чем-то нуждается, к нему звали именно эту девушку. Даже Чату стал посмеиваться на этот счет, когда дядя Азиз приходил с очередными переговорами.
— Он говорит, до него дошло, что наш молодой человек взял себе в жены их девушку, нам придется и это присчитать к долгу, — перевел Ниундо, ухмыляясь Юсуфу. — Быстрый ты, черт! Он говорит, пусть этот останется с нами и даст Бати сыновей. К чему молодому здоровому человеку торговать? Он говорит, пусть этот остается здесь, Бати научит его кое-чему.
Значит, ее зовут Бати. Юсуф замечал: когда Бати приближается к нему, ее соплеменники обмениваются взглядами и улыбаются. На четвертую ночь девушка пришла к нему после наступления темноты. Она села возле его циновки, тихо напевая, ее рука пробежалась по лицу и волосам Юсуфа. Он молча стал гладить ее, эти ласки дарили неведомый прежде покой, блаженство. Сидела она рядом с ним недолго и вдруг ушла, как будто что-то припомнив. Весь следующий день он только о ней и думал. И всякий раз, как видел ее, не мог скрыть улыбку. Женщины хлопали в ладоши, что-то выкрикивали, словно перед ними разыгрывалось забавное зрелище.
В тот день дядя Азиз снова пришел к Чату и не забыл поговорить с Юсуфом.
— Будь наготове, — предупредил он. — Скоро мы отбываем. Постараемся вернуть свое добро — и поскорее уйдем. Здесь опасно.
В ту ночь девушка снова
