На этом КПП, зажатые со всех сторон войсковыми частями, бойцы чувствовали себя неуютно и сильно нервничали. До фронта, судя по грохоту, рукой подать, но каждый понимал — заподозрят что — не прорваться, это будет их конечным пунктом.
— Обидно бы было, — протянул Костя, поглядывая в окно: слева, справа, позади, впереди — немцы. Случись что — ни единого шанса уйти.
Машина стояла, тревога росла.
Лена то и дело оглаживала полы шинели на коленях.
— Не нервничай, — бросил Тагир, заметив сумятицу девушки. — Не первая проверка.
— Фронт близко — слышишь, ухает что-то.
— Не близко. До него еще идти и идти.
— Пешком придется.
— Ежику ясно.
— Если что, можно уйти влево, — заметил Звирулько. Слева действительно можно было уехать, обогнув грузовик и уйти на пустое пространство, в сторону леса. Конечно, на дороге они будут, как на ладони, с одного выстрела подбить можно будет — вон «пантер» с десяток двигается вниз. Разверни дуло и жахни — от «Опеля» только воспоминания останутся. Но шанс есть шанс, случись что, любую лазейку использовать придется.
— Если получится.
— Хреновый вариант, но другого нет.
Справа они вовсе были прижаты бортом грузовики с пехотой, позади крытые машины с автоматчиками. Куда не глянь — везде амба.
— Вот жахнули бы сейчас по ним зенитками, из всех стволов. Представляете, сколько бы здесь этих гадов легло? — размечтался Костя.
— Не сыпь соль на рану, — буркнул Тагир.
— Смолкли, — приказала Пчела, поправляя пилотку и готовя дежурную улыбку — к машине двигался хищного вида дежурный офицер и двое автоматчиков.
Девушка приоткрыло окошко.
— Ваши документы, — наклонился к ней мужчина. Судя по замороженному лицу, ему было ровно на женщину и ее улыбки. Взял протянутые книжечки, цепким взглядом обвел сидящих в салоне и начал придирчиво изучать каждый документ.
— Выйдите, пожалуйста, — приказал.
— Зачем? Что-то не так господин обер-фельдфебель? — открыв дверцу, развернулась к нему девушка. Закинула ногу на ногу, выказывая обтянутые чулочками ножки во всей красе. На офицера впечатления не произвели, бросил сухо:
— Прошу вас выйти.
— Хорошо. В чем дело? — вытянулась у машины, и зубы стиснула. За те дни, что они добирались сюда, раны видимо воспалились и нестерпимо жгли, да и покушать не было ни времени, ни возможности и голод давал о себе знать выматывающей, неконтролируемой слабостью.
— Вы двигаетесь в штаб армии «Центр»?
— Да.
— Повод?
— Эта информация не подлежит разглашению, — сухо отчеканили Лена.
Мужчина внимательно посмотрел на нее:
— У вас интересный акцент.
— Я из Баварии. В этом причина нашей задержки, офицер?
— Я прошу всех выйти из машины и проследовать за мной, нужно кое-что выяснить.
Ситуация становилась опасной. Тагир приготовился нажать на газ, Костя схватить автомат.
— В чем дело?! — потребовала Лена ответа. — Нас и так задерживали на каждом пункте! Вы понимаете, что срываете наше прибытие в штаб в срок?! Генерал будет очень недоволен. Боюсь, вам придется расстаться со званием и этим теплым местом, — прищурилась холодно и презрительно, гордо вскинув подбородок. — В котором вы развели бардак! Я обязательно доложу генералу о беспорядках на этом КПП! Там идут бои, — указала в сторону леса и отблесков по кромке неба впереди, откуда доносился грохот. — А вы держите войска на месте, создавая скопление. Тем задерживаете подход подкрепления нашим героям, которые умирают от пуль большевистских скотов! Подвергаете войска опасности авианалета и делаете услугу авиации противника!
— Здесь нет штаба армии, — протянул.
— Тогда объясните куда ехать, а не отнимайте время!
Мужчина поджал губы, нехотя отдал молодой стерве документы и обернулся:
— Вам нужно вернуться, за деревней свернуть направо.
— Как вы представляете себе «вернуться» — там все запружено техникой! Это черт знает что, офицер! Я однозначно буду жаловаться генералу!
— Вы можете проехать в обход. Влево, через лес, в обратном направлении.
— Благодарю, — бросила сухо. — Мы можем следовать дальше?
— Да.
Лена демонстративно хлопнула дверцей. «Опель» тронулся.
Костя дух перевел и убрал руку от пистолета, что спрятал за полу шинели на сиденье.
— Мать моя женщина. Я чуть не посидел.
Лену саму колотило до тошноты, сердце выпрыгивало и голову обносило.
— За лесом машину придется бросить, — глухо сказал Тагир, непривычно бледный лицом.
Отъехать не успели — на горизонте появились самолеты с красными звездами.
— Наши! — обрадовался Костя. Лена рванула ворот кителя и глянула на Тагира:
— Гони!
Тот и без нее понял, что сейчас будет, дал по газам. Машина юзом ушла вправо, ее подкинуло от первого взрыва, встряхнуло так, что всех кто в ней был взболтало о салон.
— Гони!! — проорал уже и Костя, зажав пораненный глаз.
Везде вздымалась земля, ложилась на стекла. Те треснули, полетели осколками врезаясь в сидящих. Тагиру изранило лицо и он ничего не видел сквозь заливающую кровью глаза пелену, но жал на газ, надеясь уйти. А КПП утюжили, как немец «зачищал» мессерами советские позиции в сорок первом, работала советская авиация. Лене показалось, что она вернулась туда, откуда все началось — в тот вагон, в тот поезд, следующий до Бреста. И все кричала, помогая мужчине рулить, не чувствуя как кровь стекает по щеке из раны над бровью. И поняла, что у них на хвосте висит «ястребок».
— Гони, гони!! — кричал Костя.
— На хвосте, Тагир! — проорала Лена.
— Не отвяжется, хана! Из машины!! — заорал он в ответ.
Какой-то миг, вспышка и в тот миг, когда Костя выпрыгивал в одну сторону, Лена в другую, машину подкинуло, разорвало огнем с грохотом и скрежетом. Девушку ударило чем-то по голове и отнесло волной в сугроб у леса. Звирулько в шею впился осколок и мужчина прожил не больше пары минуты, тщетно пытаясь зажать фонтанирующую из раны кровь, а Тагир сгорел вместе с машиной.
— Молодцы, ребята, — прошептал лейтенант, наблюдая как «Ястребы» разровняли скопление техники и солдат у пропускного пункта, как метко попали в машину с высокими чанами.
Утка, рядовой Уточкин, показал ему большой палец: на все сто ребята сработали!
Каретников жестом приказал троим своим бойцам сходить и проверить убитых, документы, если есть забрать. Самое время, в суматохе, что кругом творится, никто посторонних не заметит.
Разведчики скользнули на дорогу. Пара минут и Сержант Воробей со Шкипером втянули в углубление в снегу в лесу, где притаились бойцы, немку.
— Эсэсовка, — сплюнул бывший моряк, Костя Елабуга по прозвищу Шкипер. Пилотку женщине нахлобучил и планшет лейтенанту подал.
— Жива, — бросил рядовой Серегин с таким видом, словно очень хотел исправить это.
— Остальные в хлам. Из водителя шашлык. Лейтенанту горло осколком перерезало.
— Ну, вот и "язык", — мельком глянув в документы, довольно бросил лейтенант, подмигнув своим.
— Баба, — с презрением бросил Уточкин.
— Какая хрен разница, Леня, — толкнул его на снег Воробей. — Потом разбираться будем.
— Взяли. Уходим, — распорядился Каретников, перебрасывая лямку планшета через плечо.
— Подфортило, — согласился Костя.
Бойцы подхватили «трофей» и, пригибаясь, ринулись в глубь леса. Лена только начала приходить в себя, как потеряла сознание от резкой боли в спине и в груди. Ей показалось, что все раны разом вскрылись, кожа треснула. Девушка сникла.
Она очнулась от мокроты и холода. Бойцы кинули ее лицом в снег и засели, обозревая пространство вокруг — вроде тихо.
Лена застонала, попыталась подняться, слабо соображая, что произошло, происходит.
— Смотри, зашевелилась, — бросил кто-то.
— Свяжи от греха.
Лене завернули руки за спину и она взвыла от дикой боли.
— Тихо, — зажала ей рот чья-то рука, пахнущая черти чем.
Девушка задохнулась, с ужасом глядя в покрытое щетиной, незнакомое лицо, обтянутое белым. Масхалаты она видела первый раз и подумала, что опять попала к немцам или вовсе в руки к привидениям.
Грубым.
Веревки впились в незалеченные раны вместе с лайком кожи перчаток, вскрывая хлипкую преграду струпа. Спину жгло, сорванные корочки с ран впились в них, тревожа и вскрывая, что-то потекло и, было настолько больно, что Лена обезумела. Извивалась, пытаясь вырваться не столько от жесткой хватки чужих рук, сколько от оглушающей, одуряющей боли.
— Молкни, сука! — пнул ее Серегин. Сапог пришелся по ране на животе. Она треснула и расползлась, кровь полилась. Лена согнулась, задохнувшись от боли, только чувствовала, как становится мокро под шинелью и, понимала, что второй раунд пыток ей не пройти.
