Панин одержал победу: 14 сентября 1774 года, преданный теми, кого он считал товарищами, Пугачев был связан и передан офицерам императрицы. Последним аргументом, последним оружием «Петра III» был Павел:
«Кого вы вяжете? – кричал Пугачев. – Сын мой, Павел Петрович, ни одного человека из вас живым не оставит».
И изменники замешкались: а ну, как Пугачев и впрямь царское слово знает?!.
Пытанный, он повинился:
«Не думал к правлению быть и владеть всем Российским царством, а шел на то, чтобы поживиться чем-нибудь, если удастся; не хотел убитым быть на войне».
Екатерина поспешила довести эти его слова до Павла.
***
Пугачева казнили. Павел знал задолго до казни, – ничего общего с его отцом этот человек не имел. Но он испытывал к нему горькое сострадание.
Какой-то купец, истово крестясь, заметил соседу:
«А кто ж его знает? Конечно, не царь, но все же и не простой человек; может быть, царским духом мужик исполнился?»
Павел запомнил и много раз повторял в уме эти слова, невольно вспоминая панинское:
«Имя Божие – и есть Бог».
Неужели имя царя и сделало этого человека царем?
А он сам? Он Павел? Он – не царь, хоть его имя – царское. Как разгадать эту загадку? Как сделать, чтобы царский дух воплотился во мне? Как свое имя сделать царским именем?
Павел – кумир своего народа
Австрийский посол Лобковиц. 1775 г.
На место Панина был назначен генерал Николай Салтыков. Этот лицемер, обладавший неуемной алчностью, мог внушить своему августейшему «ученику» лишь ненависть. Мать и сын не раз вздорили по этому поводу. Екатерина ни в чем не уступила, несмотря на настойчивые просьбы Павла. Она пыталась внушить ему, что ведет себя столь сурово по отношению к нему для его же будущего блага. В этой тягостной для него ситуации Павел прекрасно видел, что нельзя верить ласковым возражениям Екатерины. И к нему постоянно возвращалась подозрительность, от которой он стремился избавиться с первых дней своей женитьбы.
Екатерина, знавшая, что запретный плод особенно сладок, и боявшаяся, как бы Павел, узнав, кем на самом деле для него является Разумовский, не порвал с ним, через Салтыкова передала сыну, что она его дружбой с Андреем весьма недовольна, с присовокуплением намеков на чрезмерные вольности сего последнего с супругою великого князя. Совесть ее была чиста – она передавала сыну одну лишь правду.
Расчет ее оказался верным. Когда Салтыков именем императрицы отчитал царевича, – дескать, князьям не положено иметь фаворитов, – тот возмутился. В комнату меж тем зашел и сам Андрей Разумовский. Павел бросился к нему и воскликнул, показывая на Салтыкова:
– Андрей, этот господин не хочет, чтобы я вас любил...
Эта выходка, разумеется, не избавила Павла от необходимости исполнять приказ матери и императрицы. Несчастный князь попросил своего товарища сделать все возможное, чтобы об их дальнейших встречах не было известно. Павел был готов пойти на все, лишь бы не расставаться с другом. Он пожаловался на материнскую тиранию жене. Наталья ответила, что он прав. Она и сама видит, что свекровь с каждым днем становится все более невыносимой, несправедливой и вздорной. Молодая женщина заявила, что Павел не должен сносить такое к себе отношение.
– Вы как ребенок, дорогой мой супруг! Вы наследник престола – но не член Государственного Совета; вы генерал-адмирал флота, ведущего военные действия – но скажите, кто ведет ваши корабли, где происходят сражения? Вы никогда не участвуете в решении государственных дел, а меж тем не только право на сие имеете, но и обязанность – и пред страной, и предо мною!
И она очаровательно топнула ножкой.
Наталья тратила огромные суммы – не только на развлечения, но и на украшение домашнего гнездышка. Павел не осмеливался просить денег у матери – да она бы их и не дала... Он занял крупную сумму у сестры Андрея Разумовского, вовсе не обращая внимания на болтовню злых языков о том, что, мол, Андрей был любовником великой княгини...
...Победа России над Турцией стала причиной великих празднеств в Москве. В начале 1775 года императрица торжественно въехала в Москву, – ее золоченую карету сопровождала свита из сотен гвардейцев. Поодаль, вовсе не в первых рядах, в шествии присутствовал и Павел с другом Разумовским. Во главе полка, на великолепной лошади он выглядел весьма представительным. И хоть победа приписана была Потемкину, хоть он, вместе с императрицей, должен был пожать все лавры этой встречи, крики «ура» раздавались чаще и громче в честь Павла...
В жалких приветственных возгласах, которые были адресованы императорской карете, окруженной гвардейцами, не чувствовалось искренней радости. Павлу же, напротив, москвичи хлопали в ладоши, благословляли его, и их крики слышны были долго после того, как солдаты полка исчезли из виду...
Восторженные офицеры, женщины подбегали к царевичу и доходили до того, что целовали ему сапоги! Разумовский, пораженный происходящим, повторял Павлу:
– Ах, князь! Как вас любит народ! Как он надеется на ваше царствование!
И добавил, приглушив голос:
– Sine justitia quid sunt regna si non latritudines magni115*Без справедливости – что такое царства, если не большие разбойничьи шайки (лат.). Слова Августина Блаженного.*. Если бы вы только захотели...
Великий князь оставался бесстрастным к этим чрезвычайно заманчивым предложениям. Конечно, его опьяняло воодушевление москвичей, в его молодой голове раздавался голос, зовущий к независимости, к победе. Но то, что некоторые называли парализующим унынием, было, возможно, на самом деле ранней мудростью.
Именно в это время он обнаружил в себе новый и неисчерпаемый источник веры и надежды. Страшная картина казни Пугачева дала ему смутный ответ на один из самых больных вопросов. Он понял, что не Пугачев властвовал своим войском, а войско властвовало им. Он позволял этим людям sans foi ni loi116*Без совести и чести (франц.).* делать то, чего они и так сами хотели. И не просто позволял, но освящал их действия своим апломбом, своим авторитетом. И потому был их царем. Только хотели они слишком малого, – пьянствовать, грабить и насиловать.
Нужно, чтобы люди хотели другого, святого и высокого. Нужны chevalier sans peur et sans reproche117*Рыцари без страха и упрека (франц.).*, такие как Разумовский! И тот, кто позволит таким людям действовать, обретет в своем властвовании над ними подлинное счастье.
А мать его? Она ведь тоже только позволяет делать сановникам своим то, чего они сами хотят. Только позволяет... Leben und leben lassen118*Живи и жить давай другим (нем.).*... И потому – царит, освящая все происходящее именем своим...
Пока эта мысль медленно входила в его сознание, холодком продвигаясь от лопаток к затылку, он непосредственно ощутил, что им руководит могучая духовная сила, направляющая его к предопределенной, заранее намеченной цели.
В этом – в его вере в свое высшее предназначение – он был полностью сыном своей матери.
Grande faisense des drames...
Виктор Гюго *
Великая мастерица драм (франц.). О смерти.*
La parole a ete donnee a l'homme pour degouser sa pensee.
Талейран – испанскому послу Иксвердо *
Речь дана человеку, чтобы скрывать свои мысли (франц.).*
Павел, увлеченный жизнью семейственной, забыл о планах захвата власти. К уже пережитым им тревогам прибавилась новая: здоровье Натальи вызывало серьезное беспокойство. Эта легкомысленная, хоть и очаровательная, женщина не была готова к такой любви, какую испытывал к ней муж. Она по временам отказывалась от страстной близости, которую требовал горячий темперамент последнего. Со временем она все более отдалялась от него, и реже, чем могла бы, проявляла к нему свою любовь. Она стала нервной и бледной, и, будучи от природы очень хрупкой, таяла прямо на глазах. Врачи упрекали ее в том, что она чрезмерно увлекалась танцами, ночными гуляниями и катанием на санях в зимнюю стужу. Врачи были строги, они заявляли, что она должна лечиться, а не развлекаться. Несчастный супруг, который ни в чем не мог отказать Наталье, попытался ее образумить. Но она его не слушала. Правда, давала меньше балов, но ее состояние ухудшалось.
Самое худшее о ней знала императрица: она оказалась чертовски честолюбива,
«в своих желаниях меры не знала».
Ночами, даже среди ласк, она твердила Павлу о его попранных правах... Руки ее явно тянулись к короне, и муженька своего она в том же духе настраивала... Екатерина морщилась: вовсе не такой невестки ей хотелось, вовсе не такую требовала она найти! Этот фон Оссебург! Donner und Blitz119*Гром и молния (нем.).*! Ведь сказано же было ему:
