— Кончита!
Она и не думала притворяться.
— Святой отец, — сказала она, подхватив Бартоломе под руку, — что это на вас нашло? Зачем вы явились к Пагано?
— А вы?
— Вы же видели, я занималась фехтованием.
— Если бы вас узнали?
— Ну и что?
— Вас это не смущает?
— А вас?
— Немного.
— А меня — ничуть! Никто мне не осмелится и слова сказать!
— Кем же вы представляетесь?
— Племянником епископа, кем же еще? Запомните на будущее, здесь мое имя — Луис Карранса.
— Вы одна, — задумчиво произнес Бартоломе, глядя куда-то мимо Кончиты, — а ведь их вполне могло бы быть двое…
— Святой отец, вы что, заговариваетесь? Святой отец! Вы меня слышите?
— Что?
— Что с вами?
— Ах, простите! Я просто хотел сказать, что у его преосвященства вполне мог быть племянник, и вы с ним могли бы так походить друг на друга, что вас и в самом деле можно было бы перепутать.
— Вполне, — подтвердила Кончита. — Племянников у епископа могло быть сколько угодно. Я думаю, он сам их не считал. Но что касается сходства — сомневаюсь. Я думаю, ни один из них не походил бы на другого.
— Почему же?
— Потому что у них были бы разные матери, — хихикнула Кончита.
— Что?
— Какой вы сегодня рассеянный! Это оттого, что маэстро Пагано преподал вам хороший урок? Не огорчайтесь! Кое в чем, я думаю, вы его превосходите… Я даже уверена. Вот только… Почему же вы не заходите?
— По-моему, ваш дядя не расположен меня видеть.
— Зачем нам дядя? — удивилась Кончита. — Мы вполне можем обойтись и без него.
— Да, конечно… Я когда-нибудь зайду… Обязательно… Только не сейчас… Я вспомнил… У меня есть еще дела… До встречи!
— Какой-то он странный сегодня, — произнесла Кончита, с недоумением глядя ему вслед.
* * *
Инквизитору потребовалось полчаса, чтобы зайти домой и переодеться. Вновь превратившись из дона Бартоломе в брата Себастьяна, он поспешил в трибунал. Он просто сгорал от нетерпения: его смутные предположения получили новые основания.
Бартоломе тотчас приказал стражникам привести де Гевару в зал для допросов и, как в прошлый раз, велел оставить их одних.
— Сын мой, — обратился Бартоломе к заключенному, — я хотел бы задать вам вопрос, возможно, для вас довольно неожиданный, но, как мне кажется, вполне оправданный. Скажите, вы меня ненавидите?
Заключенный поднял на инквизитора удивленный взгляд.
— Э, не стесняйтесь! Я знаю, что вызываю ненависть… Если вы признаетесь, что ненавидите меня, новостью для меня это не окажется. Вы должны только ответить. Вы меня ненавидите, так?
— Так, — подтвердил колдун тоном человека, которому нечего терять.
— Вы желаете мне смерти?
— Я никому не желаю смерти!
— И вам не хотелось бы меня убить?
Арестант молчал.
— Да или нет?
— Если я скажу «нет», вы мне не поверите. Если я скажу «да», вы заявите, что я хочу напустить на вас порчу или что-нибудь в этом роде…
— Если вы скажете «да», я дам вам шанс осуществить ваше желание.
— Святой отец, я не понимаю, в чем я виноват, и почему каждый день вы выдумываете все более изощренные издевательства!
— У вас есть возможность отплатить мне за эти издевательства! — с этими словами Бартоломе положил на стол две шпаги. — Выбирайте!
— Что… я должен сделать?
— Выбрать оружие, черт побери!
— Святой отец, вы смеетесь надо мной?!
— Я похож на человека, который шутит?
Лицо инквизитора действительно было крайне серьезным, даже напряженным.
На мгновение взгляд де Гевары задержался на отточенных клинках, рука готова была потянуться к эфесу, но он сдержался и покачал головой:
— Нет!
— Отчего же? Вы не хотите расквитаться со мной?
— Нет!
— А, понимаю! Вы думаете, это ловушка. Вы думаете, что едва вы возьмете шпагу, сюда ворвется стража, и вы будете пойманы при попытке убить инквизитора. Так? Ну-ка, встаньте, сын мой. Подойдите к двери и распахните ее. Кого вы там видите? Правильно, двух стражников в конце коридора. Закройте дверь. Заприте ее на засов. Теперь вернитесь на место. Удовлетворены? Высадить дубовую дверь — дело непростое. Хороший фехтовальщик десять раз успеет покончить с неопытным противником, прежде чем сюда ворвется стража.
Де Гевара беспрекословно исполнил все, что от него потребовал инквизитор, но к шпаге так и не прикоснулся.
Тогда Бартоломе через стол бросил шпагу к ногам дона Фернандо. Де Гевара не успел или не захотел подхватить ее. Клинок со звоном покатился по полу.
— Поднимите оружие! — велел Бартоломе.
Де Гевара по-прежнему колебался.
— Ты боишься! — рассмеялся Бартоломе. — Человек, который не страшился общаться с потусторонними силами, боится обнаженного клинка! Вы еще и трус!
Бартоломе улыбался, но улыбался он лишь одними губами. Он очень сильно рисковал. Его догадки могли и не подтвердиться.
Де Гевара медленно наклонился. А что, если?.. Что, если всадить шпагу в горло этого безжалостного, кровожадного мучителя, этого демона в белой рясе? Что, если он успеет? Тогда и погибать будет не так обидно. По крайней мере, он будет отомщен.
И де Гевара поднял шпагу. Он еще был силен, он осознавал свою силу. Пытки еще окончательно не превратили его в дряхлого, разбитого старика. Его мускулы еще не утратили свою крепость. Что ж, пусть Бог рассудит!
Крепко сжав эфес, он двинулся навстречу Бартоломе. Замахнулся, ударил. Бартоломе проворно уклонился. Клинок со свистом рассек воздух.
— Сюда, сын мой! — раздался насмешливый голос у него за спиной. — Ну же, поторопись!
Де Гевара развернулся и, выставив вперед шпагу, вновь ринулся на Бартоломе. И опять тот успел отскочить. Разбежавшийся де Гевара задел скамью, не удержал равновесие и рухнул на пол. И тотчас почувствовал у подбородка острие клинка противника. Бартоломе наступил на кисть правой руки колдуна. Пальцы дона Фернандо разжались. Бартоломе пинком отправил клинок в дальний угол.
— Что ж, — сказал Бартоломе, пристальным взглядом изучая распростертого узника, — пока остановимся на этом. К завтрашнему дню я придумаю еще что-нибудь. Вставайте! Теперь пойдите и отоприте дверь. Можете сразу же пригласить стражников и попросить их проводить вас в вашу камеру, — насмешливо добавил он.
«И это первая шпага провинции! — закончил он мысленно. — Невероятно! Нет, это не де Гевара. А где де Гевара? А это, в таком случае, кто? Однако мои предположения подтвердились… Если только… он не разыграл передо мной комедию, как два часа тому назад я сам перед маэстро Пагано. О, черт возьми, как мне нужна собака!»
Кончита возлежала на тахте на куче подушек и с видом пресыщенной римской патрицианки отщипывала виноградинки от пышной грозди, которая свисала из позолоченной чаши, стоящей перед ней на маленьком столике. На вошедшего епископа она обратила внимания не больше, чем на маленькую собачку, прошмыгнувшую вслед за хозяином.
— Дочь моя! — позвал Карранса.
— М-м? — Кончита раздавила виноградинку острыми зубками и потянулась за следующей.
— Ты могла бы, если не встать, то хотя бы повернуться ко мне!
— Могла бы, — лениво согласилась Кончита, — но не хочу.
— Я недоволен твоим поведением.
— Я вашим — тоже. И что с того?
— К примеру, что ты выкинула два дня назад? — обиженным тоном продолжал епископ. Он скорее плакался, чем воспитывал. — Ты подговорила конюха привести слуге, которого я отправил с письмом к настоятелю монастыря святого Бенедикта, вместо смирной лошадки самого строптивого коня из нашей конюшни. Бедняга Хосе вылетел из седла и чуть не сломал себе шею.
— Он сделал хорошенькое сальто, — заметила Кончита. — А шею вовсе не сломал, сломал только два ребра.
— А позавчера? Не знаю, что сделал тебе мальчишка-негритенок, которого я купил по твоему настоянию, но ты приказала повесить его за ноги в нашем парке!
— Ну и что? — пожала плечами Кончита. — Что сделалось с этим черномазым? Жив-здоров, бегает, как и раньше. Он и провисел-то всего четверть часа, не больше…
— Я не хочу, чтобы в моем парке на деревьях болтались висельники!
— А я не хочу, чтобы вы мешали мне развлекаться!
— Вчера, — тяжко вздохнул епископ, — ты повесила мишень на статую Аполлона и два часа упражнялась в стрельбе!
— Во-первых, папочка, я стреляла из арбалета, а не из пушки, — невозмутимо объяснила Кончита. — Ничего с вашим Аполлоном не сделалось: он же мраморный!
А во-вторых, ошибаетесь, папочка, это тоже было позавчера, а не вчера. Вчера я была в фехтовальном зале. И, знаете, кого я там встретила? — Кончита вдруг оживилась и даже приподнялась на локте.
— Не знаю и знать не хочу! Меня куда больше интересует, что ты там делала?
— Какой вы смешной, папочка, честное слово! Вы что, не знаете, что делают в фехтовальном зале? Впрочем, оно и не удивительно… В своей жизни вы посещали только лупанарии[22].
