Вдруг он повернулся.
— Кто писал это?
В голосе Фараона явно слышался гнев.
Скульптор вышел вперед.
— Я, Ваше Величество.
— Кто дал тебе текст, который ты написал на камне?
— Верховный жрец Амона, лично, Ваше Величество.
Скульптор в знак уважения опустился на колени перед Фараоном и тем самым избежал гневного взгляда Рамзеса. Традиционная надпись, которая должна была быть написана при основании Храма Миллионов Лет, была написана неверно. Она лишилась своей магической силы.
Итак, старый Небу оказался союзником темных сил, продался врагам Фараона, предал его! Рамзес чуть было не поддался внезапному порыву ярости и не размозжил голову предателя священным посохом. Однако странная энергия, которая исходила от святой земли, проникла в его сердце. В его душе словно открылась дверца и ясность озарила его разум. Нет, жестокость недопустима. И к тому же, тот незаметный жест, который сделал Небу, навел Рамзеса на мысль устроить скульптору испытание.
— Поднимись, скульптор.
Тот поднялся с колен.
— Подойди к верховному жрецу и приведи его сюда!
Доки ликовал. Его коварный план удался на славу, возражения и протесты старика будут невнятны, да и бесполезны. Наказание Фараона будет ужасным, и пост верховного жреца немедленно окажется свободным. И уж на этот раз Фараон назначит на этот пост человека опытного и знакомого со всеми тонкостями этой должности — его, Доки.
Скульптор очень хорошо усвоил урок. Он остановился, как и условились, прямо напротив человека, который держал в руке золотую трость и носил на пальце широкое золотое кольцо — это были символы власти главы Амона.
— Этот человек дал тебе текст, который ты высек на стеле? — спросил Рамзес.
— Да, он.
— Ты лжешь!
— Нет, Ваше Величество! Я клянусь вам, что он лично дал мне…
— Ты же его никогда не видел!
Небу взял обратно свою трость и кольцо, принадлежащие ему по праву, и в тот момент, когда скульптор повернулся к нему спиной, произнес обвинение против него.
Обезумевший скульптор задрожал от ярости.
— Доки… Где ты, Доки? Ты должен помочь мне, я не виновен! Ведь это ты приказал мне сказать, что верховный жрец хотел разрушить магию храма!
Доки кинулся бежать.
Скульптор догнал его и, не дав ничего сказать, накинулся на него с кулаками.
От ран Доки скончался. Скульптор был обвинен в кровавом преступлении, подделке иероглифов, во взяточничестве и в лжесвидетельствовании и предстал перед судом. Его должны были теперь приговорить к смертной казни через самоубийство, либо к тяжелым работам на каторге в оазисе.
На следующий день после разыгравшейся кровавой драмы, на заходе солнца, Рамзес сам установил стелу надлежащим образом.
Итак, Храм Миллионов Лет — «Дом Рамзеса», был заложен.
— Ты подозревал, что Доки задумал преступление? — спросил Рамзес Небу.
— Такова человеческая природа, — ответил старик. — Очень редко можно встретить людей, которые бы были довольны своей судьбой и не завидовали бы другим. Как справедливо писали мудрецы: «Желание — это смертная болезнь и никакая медицина не может от нее вылечить.»
— Нужно назначить кого-либо на место Доки.
— Вы думали о Бакхене, Ваше Величество?
— Конечно.
— Я не буду возражать против вашего решения, но оно мне кажется преждевременным. Вы поручили Бакхену строительство Луксора и строительство Храма Миллионов Лет, и вы были абсолютно правы. Этот человек заслуживает вашего доверия. Но не обременяйте его непосильными обязанностями, не позволяйте ему разбрасываться на тысячи разных дел. Пройдет время, и он сам достигнет больших высот.
— Что ты предлагаешь?
— На место Доки назначьте старика, такого, как я, склонного к раздумьям. Тогда храм Амона в Карнаке не будет доставлять вам никаких забот.
— Выбери его сам. Ты уже ознакомился с планом «Дом Рамзеса»?
— Я прожил долгую, счастливую и спокойную жизнь, но я хотел бы еще дожить до того дня, когда будет закончен Храм Миллионов Лет.
— Кто знает свой срок, Небу?
— Мои кости ломит, Ваше Величество, глаза мои уже плохо видят, уши становятся глухими и я все больше и больше сплю. Кончина моя приближается, я это чувствую.
— Сто лет — это тот возраст, когда становятся мудрецами.
— Я всего лишь старый и больной человек. Почему я должен упрекать смерть за то, что она дала мне шанс, которым я пользуюсь, чтобы передать свою мудрость другим?
— У тебя еще острый ум. Если бы ты не отдал свою трость и кольцо помощнику, кто знает, что бы произошло?
— То, что должно было произойти, Ваше Величество, нас хранит Закон Маат.
Рамзес смотрел на огромную равнину, где будет возвышаться Храм Миллионов Лет.
— Я вижу грандиозную постройку, Небу. Это храм из гранита, базальта и песчаника. Его купола поднимаются в самое небо, его двери сделаны из золоченой бронзы. Деревья дают приятную тень, бассейны наполнены чистой водой, амбары до краев полны зерном, а в сокровищницах много золота, серебра, драгоценных камней и редких ваз.
Прекрасные статуи будут украшать двор и часовни, великолепная ограда будет надежно защищать все эти чудеса. На рассвете и на заходе мы вместе будем подниматься на террасу и любоваться вечностью, воплотившейся в камне. Три души будут всегда жить в нем: отец, мать и Нефертари.
— Вы забыли о четвертой, которая вообще-то первая — вы, Рамзес.
Нефертари подошла к Фараону, неся в руках саженец акации.
Рамзес осторожно посадил деревце, а Нефертари бережно полила его водой.
— Смотри на это дерево, Небу, оно будет расти вместе с моим храмом. Пусть боги сделают так, чтобы однажды я смог отдохнуть под его раскидистыми ветвями, забыв о бренном мире. Пусть именно в его листьях и стволе воплотится богиня Запада, прежде чем я усну навеки.
Моисей растянулся на своей кровати у смоковницы.
День был очень тяжелым. Около пятидесяти несчастных случаев в шахтах, два легких ранения на строительстве дворца, задержки с поставками подкрепления в третью казарму, тысячи бракованных кирпичей… Ничего удивительного: усталость и проблемы накапливались и уже давали о себе знать.
Тяжелые мысли снова и снова одолевали его. Конечно, строительство новой столицы сделало его счастливым, но возводить храмы в честь богов, которых проклял Сет, — не было ли это оскорблением для единого Бога? Возглавляя строительство Пи-Рамзеса, Моисей участвовал в прославлении Фараона, который увековечил древние культы.
В углу комнаты, возле окна, кто-то зашевелился.
— Кто это там?
— Друг.
Из темноты вышел худой человек с хищным лицом, он приблизился к мерцающему свету, который исходил от масляной лампы.
— Офир!
— Я хотел бы поговорить с тобой.
Моисей опустился на кровать.
— Я устал и хочу спать. Мы увидимся завтра на стройке, если у меня будет время.
— Моя жизнь в опасности, друг.
— Почему?
— Ты сам прекрасно знаешь. Из-за моей веры в Бога, который спасет человечество. Бога, в которого тайно верит твой народ, и который воцарится во всем мире, уничтожив всех идолов. И это должно свершиться в Египте.
— Ты забыл, что Рамзес — Фараон?
— Рамзес — тиран. Он насмехается над Богом единым и заботится лишь об укреплении своей власти.
— Уважай эту власть, так будет лучше. Рамзес — мой друг, и я строю его столицу.
— Я ценю доблесть и честь, уважаю твои чувства и твою верность другу. Но тебя терзают сомнения, Моисей, ты страдаешь. Твое сердце отказывается принимать это царствование, и ты веришь, что придет царствие Божие.
— Ты бредишь, Офир.
Во взгляде ливийца промелькнуло упрямство.
— Будь честен с самим собой, Моисей, прекрати обманывать себя.
— Ты что, знаешь меня лучше, чем я сам?
— Почему бы и нет? Мы совершаем одни и те же ошибки и верим в одни и те же идеалы. Объединив наши усилия, мы изменим эту страну и будущее ее жителей. Ведь хочешь ты этого или нет, Моисей, ты — вождь своего народа. Под твоим руководством они уничтожат своих противников. По твоему приказу они объединятся.
— Еврейский народ подчиняется Фараону, а не мне.
— Это тиранство, я его ненавижу! И ты тоже.
— Ты ошибаешься: у каждого свои задачи.
— Твоя состоит в том, чтобы привести свой народ к правде, а моя — восстановить истинную веру, возведя на трон Литу, законную наследницу Эхнатона.
— Перестань говорить глупости, Офир! И прекрати подстрекать к восстанию против Фараона, эта затея обречена.
— Ты знаешь другой способ установить истинную веру? Когда знаешь правду, надо уметь за нее сражаться.
— Лита и ты! Вдвоем против всех! Это же смешно.
— Ты действительно думаешь, что мы одни?
Моисей, казалось, был заинтригован.
