Ехали они тихо, ничего не замечая вокруг, обменивались скупыми словами — какие нужны слова, если они рядом... Из блаженного состояния их вывел Васек, вынырнувший из кустов.
— Боярышня, боярин гневится. Требует вместе с ним ехать.
Поглядел Юрша перед собой и неловко стало: стрельцы и слуги в сторону сбились. Прокофий и Мария посреди просеки стоят, прямо на них смотрят. Таисия, ни слова не говоря, тронула коня. Юрша хотел отстать, но она негромко потребовала:— Рядом! Хотят, чтобы впереди ехала, поедем вдвоем... Так ты знаешь, как весело было! Боты через забор кинули, а он... — Она громко принялась рассказывать о гадании в сочельник. На рысях проехали мимо боярина и до реки Клязьмы ехали рядом. Таисия ни на секунду не замолкала. Говорила, что любит лето за большую свободу — на сенокос ходит, грести сено научилась, по ягоды, по грибы вместе с девками и бабами. А как поют в деревне! Она любит песни протяжные, о жизни. Вот, к примеру, какие:
Снежки белые пушисты покрывают все поля,
Одного лишь не покрыли — горя люта моего!
А я, горькая, несчастна, всегда плачу по милом,
День тоскую, ночь горюю, потихонько слезы лью;
Слезка капнет, снег растает, в поле вырастет трава!
Звенит ее голос, переливается, и кажется Юрше, что никогда он не слышал ничего лучшего. Обнять певицу нельзя — позади боярин. Взял он ее руку и покрыл поцелуями. Сказали б раньше, что такое сделает, не поверил бы ни за что. А Таисия рассмеялась:
— Понравилось, да? Я иной раз на клиросе в церкви пою. У нас хор хороший. Когда праздники царь тут проводит, московские певцы приезжают. Был и Степка Нос. Вот голос: запоет — свечи притухают... — И вдруг без всякого перехода тихо спросила: — А правда ли, Машка чуть не убила тебя?
Юрша не понял:— Меня? Когда?
— Когда пошел с отцом уговаривать ее. Отец ушел, а она с ножом на тебя кинулась. Ты стрельцов на помощь позвал.
— Плохой, видать, я воинник, раз с бабой один не справился! Ну, раз так говорят, что поделаешь.
Таисия рассмеялась:
— Я не поверила... А все-таки, как ты ее вылечил?
— Как? Сказал: нужно свекору не перечить. И все.
— Так она тебя сразу и послушалась! Такого у нас не бывает. Я Машку хорошо знаю... А ты скрытничаешь, выгораживаешь ее, да? Если меня любишь, ничего от меня не скрывай! Все мне расскажешь, но потом.
Начался спуск, засинела река — Клязьма, у берега качались четыре струга. Лес сразу оборвался. На опушке под казанами горели костры. Юрша подождал, пока подъехал боярин, и удалился к стрелецкому костру.
Прокофий и в походе не нарушил сложившегося уклада: после обеда — отдых. Хозяева спали на расстеленных коврах вдали от реки. Пока они отдыхали, доставленный волоком струг спустили на воду, установили мачту. Потом боярин и домочадцы взошли на судно. Первые отплыли, на последнем рулевые заняли места, лошади уже натянули бечеву. И вдруг там что-то произошло, Таисия покинула струг, села на Лебедя и поскакала по бечевнику. Струг тут же вышел на середину реки. Юрша, помедлив немного, нагнал боярышню. Он не стал задавать вопросов, а поехал сзади. Таисия придержала коня:
— Я с тобой буду до вечера, — сказала она.
— Я рад, но... Что подумают?
— Ты испугался?
— Я боюсь за тебя.— Это ты уже говорил... Скажи лучше, за что тебе государь дворянство пожаловал.
— Выполнил я его поручение, в Дикое Поле ездил.
— Царь поручения многим дает каждый день, а пожаловал только тебя. Расскажи обо всем, обо всем. Правду говорят, что на Диком Поле Змей Горыныч живет? На тебя напал он, да?
— Не видел я там Змея. Нападают там злые вороги — крымчаки.
Сперва не ладилось у него с рассказом. Таисия задавала вопросы, он коротко на них отвечал, потом напал он на свою тропу, и потекло плавное повествование. Уж не было вопросов у Таисии, захватил сказ Юрши и понес ее на Дикое Поле... Вот она вместе с любимым спасает девку-пленницу, потом доброго разбойника Гурьяна, вот громит татарский стан... Закончил Юрша свой рассказ речью царя. Все рассказал, умолчал о том, что в свитке было сказано. Но Таисия сама догадалась:
— Свиток тот самозванец рассылал по селам.
— Откуда ты взяла такое? — удивился Юрша.
— Слышала. А ты скрыл от меня про самозванца.
— Боярышня... Тая! Многое есть, о чем лучше не знать.
— Нет, Юрша! Знать нужно обо всем, чтобы не поддаваться обману. А вот рассказывать не всякому следует. С тобой могу, тебе верю. Говорят, это не самозванец вовсе, а сын великого князя рязанского. Его Господь сохранил для спасения людей от гнева царя нашего, Иоанна Васильевича.
— А если он русский князь, то зачем татар на Русь ведет? — возразил Юрша. — Плохая надежда на такого. Священное Писание говорит, что власть дается Богом. Великого князя Иоанна Васильевича Господь благословил на царство. Раз так, Всевышний защитит царя и накажет всех, кто против него.
— О Господи! Ты говоришь как отец Сильвестр на проповеди.
— Отец Сильвестр печется о государстве Русском... А вот, кажется, и ночлег наш. Слуги, что вперед послали, шатры ставят. И мои стрельцы шалаши городят... Бог в помощь, ребята. Не рано ли вы остановились?
— Версты три не доехали. Приказано ночлег разбирать против Вори-реки. А там царевы вои станом стоят, ждут пополнения от Троице-Сергия.
На следующий день после завтрака струги тронулись в путь. На последнем уплыла Таисия. Юрша заметался по берегу, потом, сдержав себя, поплелся позади всех. Сей день суда минуют Павлов Посад, оттуда дорога на Егорьевск, по ней ему возвращаться в Коломну. До Посада будет еще остановка на обед, тогда он обязательно повидает Таисию, Таю... Помчался он по берегу Клязьмы к месту дневки, к селу Рогожа[4]. Часто перегонял группы конных и пеших, все двигались от Москвы. А вниз по Клязьме шли струги, баркасы, большие лодки с припасами и воями.
На поляне перед укрепленным селом Рогожа возились кашевары, окруженные чумазыми ребятишками. Юрша сходил в село, зашел в маленькую полуразвалившуюся церквушку — хотя и на оживленном пути, а небогатое село. Поставил свечку иконе Георгия Победоносца и подумал: «Вдруг струги уже пристали, Таисия его ищет...» Прибежал на берег. Но каравана не виделось. Долго пришлось ждать, пока показались медленно плывущие суда. Господи! Как лениво тянулись по бечевнику лошади, как медленно приставали к берегу струги... Вот, наконец, Таисия вместе со своими вышла на берег, гуляла, обедала. А Юрша не пошел обедать, боялся: вдруг Таисия отойдет от своих, а его нет! Он наблюдал издали; скоро понял, что они не собираются отдыхать, а пошли к стругу, разместились — впереди Мария, Таисия рядом с боярином, и сейчас отчалят. Это было свыше его сил! Юрша бросил коня и решительно направился к ним... Его остановил строгий взгляд оглянувшейся Таисии. Он замер на месте, не шевельнулся, когда пристегивали бечеву и когдя струг отошел от берега.
Аким увидел и понял все. Он подвел коня и тихо спросил:
— Не пора ль нам с тобой, Юр Васильевич, в Коломну подаваться?
Юрша очнулся:
— Чего?— В Коломну, говорю, не пора ль?
— Да... Тут нам более делать нечего.
— А каких делов ты иметь хотел? Молчишь. То-то и оно. Знаешь, как поется: «А красна луна вся усыпана златом, серебром да каменьями. А дорога туда всем заказана, высоко она в небе плавает».
— Высоко она в небе плавает!.. Разумом понимаю, да сердцу не прикажешь.
— Захочешь беду отвести и от нее и от себя, придется приказать.
— Как? Научи.
— Рубануть враз, и конец! Сам не навязывайся, будет звать — не ходи. Немного времени пройдет, и ей и тебе легче будет. Вон там ее слуга, что с Лебедем, тебе сигналы подавал, а ты правильно сделал, что мимо проехал...
Юрша не дослушал, повернул коня и вскачь к слуге:
— Что скажешь?
— Боярышня велела передать: в Павловом Посаде боярин заказал молебен в церкви Параскевии.
— И все?
— Все.
Вернулся Юрша, и такую радость увидел Аким на его лице, что оставил свои наставления.
В Павловом Посаде церковь Параскевии оказалась на берегу Клязьмы, неподалеку от строящегося моста. В церкви все было готово для молебна, зажигали свечи, священники появлялись в царских вратах в торжественном облачении. Народ только начинал подходить. Юрша встал за столпом недалеко от алтаря. Видел, как вошел боярин Прокофий и начал неистово креститься, появилась Таисия, потом Мария. Прошли к алтарю. У Таисии пучок свечей в руках, она ставила их к иконам. Проходя мимо Юрши, шепнула: «Жди у левого придела» — и вернулась к алтарю. Юрша ушел в придел, ждал, как ему показалось, целую вечность. Гремел и раскатывался бас дьякона, нежно выводили слова молитвы певчие... И вот в полутемном приделе появился ее силуэт. Хотел было обнять, но она отстранилась:
— Ты что! В святой церкви! — и быстро зашептала: — Не могла прийти. Ведьма злит отца. Говорит: не слушается дочь, к стрельцу бегает. А я назло ей послушалась. Прощай до Владимира. Там им не до нас будет. Когда уезжаешь?
