— Ты не пожалеешь о том, что согласился, отец, — промолвила она, внезапно став серьезной.
— Никогда не бывает слишком рано получать уроки власти, — вздохнул Авлет. — Но ты, юноша, отвечаешь за ее сохранность. Твой долг — следить за тем, чтобы царевна оставалась в безопасности, — многозначительно добавил он и посмотрел на дочь, чтобы убедиться, что и она поняла предупреждение.
Клеопатра склонила голову перед отцом.
Ныне царь был просто великолепен в своей готовности действовать. Он скакал впереди отряда с небольшой охраной, отряженной Клодием, который заверил, что не следует путешествовать по дорогам Италии без соответствующего сопровождения. Наемный убийца Асциний ехал позади них, облаченный в темные одеяния, которые как нельзя лучше соответствовали его киммерийской внешности. Он ни разу еще не произнес ни слова. Клодий призывал их не обманываться холодной манерой поведения Асциния: его методы работы безупречны, а верность не знает границ. Клеопатра оценивала его как человека, которого надлежит опасаться и даже бояться.
В тот момент, когда ей показалось, что она ни единой секунды не сможет больше держаться в седле прямо, они наконец-то прибыли в порт. Царский отряд быстро скрылся в лачуге, выстроенной для смотрителя гавани и его семейства. В этот день лачуга была освобождена по приказу Клодия. В хижине воняло рыбой и гниющими водорослями.
— Но мы же ничего отсюда не увидим! — запротестовала Клеопатра. — А запах тут просто тошнотворный.
Отец лишь молча взглянул на нее, и она прекратила жалобы. Чтобы выглянуть наружу, царевна залезла на деревянный стол, стоящий как раз под маленьким круглым отверстием в стене.
— Вот корабль, который пойдет на Делос, — объяснил Архимед, указывая на маленькое парусное судно. Клеопатре хотелось, чтобы он обнял ее за плечи, пока они вместе смотрели на море, но он этого не сделал. — А вон то — корабль Сотни.
Это судно было гораздо больше, с огромными парусами и длинными прорезями для весел в бортах, чтобы корабль мог двигаться даже тогда, когда нет попутного ветра.
Сквозь маленькое оконце Клеопатра наблюдала за осуществлением великого плана Клодия. Она смотрела, как Клодий поцеловал закутанную в плащ женщину, которая затем повернулась и взошла на корабль, отправляющийся на Делос. Царевна была ужасно разочарована тем, что ей не удалось рассмотреть лицо красавицы. Она даже попыталась сбежать из-под бдительного надзора Архимеда и выскользнуть за дверь, но тот перехватил ее и отправил обратно на «наблюдательный пост». Несколько мгновений спустя Клеопатра была вознаграждена: взойдя на палубу, знаменитая римлянка повернулась, чтобы помахать на прощание брату, и явила взорам присутствующих дивные черты, которые сводили с ума столь многих мужчин.
Женственность Клодий не скрадывали даже тяжелые дорожные одежды. Она была сложена с божественной безупречностью. Ее полные губы алели от соленого морского ветра. Высокие скулы, темные брови над блестящими, словно оникс, глазами. Высокая шея и полная грудь, тонкая гибкая талия. Длинные ноги прятались под юбкой, защищавшей женщину от сырого ветра. Сияющая белизной кожа — без единого изъяна, по крайней мере так казалось на расстоянии, но разве может женщина заставлять мужчин терять голову, если она не является подлинным совершенством? А это томное изящество, с которым она помахала брату! И красивее всего — маленький нос истинно аристократической формы, идеально гармонирующий с остальными чертами ее лица!
Клеопатра никогда не встречала такой красоты. Увиденное потрясло ее воображение. Царевна с тоской подумала, что у нее самой нос чересчур велик, а глаза хотя и озарены светом разума, но отнюдь не столь велики и выразительны, чтобы восполнить прочие недостатки.
Двое матросов втащили сходни на борт. Клодия скрылась с палубы, и корабль покинул причал.
Удрученная своими наблюдениями, Клеопатра улеглась на стол и уснула.
* * *
— Если бы я был более слабым человеком, я рыдал бы при виде этих знакомых лиц.
Клеопатра вспрыгнула на колени к отцу, ухитрившись не задеть бокал, который Архимед вложил царю в руку.
— Позволь мне рассказать тебе историю о предательстве и отмщении.
Это были люди, которым он верил. Люди, которых он сделал богатыми, ибо был щедр. Люди, с которыми он восседал за пиршественным столом, ездил на охоту и к распутным женщинам. Гарпал, математик, которому царь пожаловал большую стипендию, дабы тот смог прийти в Мусейон и заниматься науками. Лик, философ, которого Авлет время от времени приглашал во дворец для обсуждения теологических вопросов. Икарий, поставщик пряностей, которому была дарована монополия на ввоз муската и кардамона. Нестор, фаюмский торговец женщинами, благодаря которому в царском публичном доме появилось некоторое количество обладательниц недюжинных талантов. Флотоводец Периандр, относительно которого Авлет подозревал — хотя и не мог увериться до конца, — что тот является его незаконнорожденным сыном от одной из придворных дам. Неужели этот неблагодарный думал, что мог просто так получить высокий чин в столь юном возрасте?
— Дочь моя, я едва не плакал, узрев, кто предал мое дело и присоединился к Беренике и евнуху. Но я знал, что у меня нет времени, чтобы тратить его на скорбь. Асциний ступал передо мной, а его люди следовали по пятам. Мы тихо входили в каждую каюту. Я указал на предателей, которых опознал, и в мгновение ока они были мертвы. Именно так. Большинство из них так и не проснулись, но я приподнял каждого из этих обреченных за ворот ночного одеяния и произнес: «Это мой прощальный дар тебе, предатель. Передай мои пожелания призраку моей жены». И затем… — Царь провел ребром ладони по шее. — Мы сделали свое дело и исчезли, словно растворившись в ночи. Остальные, кто находился на борту корабля, продолжали спать… ублюдки ленивые. Ну и сюрприз ожидает их, когда они проснутся! Сотня ныне сократилась до шести десятков, — продолжал он, поглаживая бокал. — Счастливы те двадцать трусов, которые сбежали с пиратами добывать золото. Хотя они и предатели, мы не станем лишать их жизни. Пусть боги решат, кто из них погибнет, а кто останется в живых.
— Что же теперь, ваше величество? — спросил Архимед. — Должны ли мы покинуть это место прежде, чем нас обнаружат?
— Нет-нет, — без всякого выражения промолвил царь. — Клодий все спланировал. Мы не должны вмешиваться. Откройте ставни, и увидите, что он задумал.
Сквозь распахнутое окно они заметили, как какой-то человек, упав на колени на причале, неистово машет руками вслед кораблю, уносящему Клодию, прекрасную Лесбию, на Делос. Он бил себя в грудь, выкрикивал что-то в небеса — очевидно, проклятия богам, а затем ничком распростерся на шершавых досках причала и принялся колотить по ним кулаком.
— Кто этот безумец там, на причале?
— Это Целий Руф, вор, который похитил драгоценности сестры Клодия. Клодий сказал ему, что она желает с ним встретиться и в знак искреннего примирения оставить ему увесистый кошель с золотом, — усмехнулся царь. — И потому он слегка расстроен тем, что не успел к отходу корабля. А теперь вы узрите гений Клодия в действии.
С корабля Сотни сошел Аммоний в сопровождении моряка-грека, который указал на распростертого на причале Целия и крикнул:
— Это он, он убил александрийцев! Хватайте его!
Целий, потрясенный, перестал лупить доски и сел. Но ему ничего другого не оставалось, кроме как сдаться морякам, которые поволокли его куда-то.
Неожиданно, словно бог из машины, появился Клодий.
— А теперь поглядите, — сказал царь. — Сейчас Клодий скажет, что Целий — человек благородного происхождения и поведения, и потребует, чтобы того освободили из-под стражи. А Клодию, как народному трибуну, все должны повиноваться.
Матросы отпустили Целия. Тот рухнул в объятия Клодия и повис на нем, рыдая.
— Подумать только, отец, а ведь римляне обвиняют греков в коварстве, — промолвила Клеопатра.
* * *
День спустя, к немалому довольству царя, философ Дион скончался от какого-то таинственного яда. Но радости Авлета, как и большинство радостей в его жизни, оказалась мимолетной. На следующее же утро Помпей вошел в покои царя с весьма скорбным лицом.
— Ты всегда желанный гость в моем доме, друг мой, — сказал Помпей. — Но ради твоей безопасности и безопасности твоей дочери я должен настоять, чтобы вы покинули сие жилище.
— Но что же мне делать? У меня не было еще даже возможности выступить перед Сенатом, и, насколько я знаю, никто не ходатайствует в мою пользу, — многозначительно произнес царь. — У меня нет страны. Мне некуда идти! — горестно воскликнул он.
— Я позабочусь о твоем деле, когда настанет время, — отозвался Помпей. — А выступление перед Сенатом, скорее всего, разочарует тебя, друг мой. Был назначен срок для выслушивания жалоб александрийцев, однако, когда настало время, никто из них не явился. Оказалось, что из них двадцать человек были жестоко убиты, а остальные в панике покинули Италию. Никто ни единым словом не обвиняет в этом преступлении тебя, однако большая часть римлян не сомневается, что ответственность за него лежит именно на тебе. Подобное деяние расценивается как акт тирании.
