Клеопатра ничего не сказала, но подумала о тирании Юлия Цезаря, Клодия, самого Помпея. Что за лицемеры эти римляне! Они делают все, что хотят, а потом, когда это им политически выгодно, прячутся за республиканскими идеалами!
— Итак, ныне не самое лучшее время для тебя, — продолжал Помпей. — Сенаторы вздыхают по более демократическим временам. Здесь боятся монархического влияния. Боюсь, Сенат не в том настроении, чтобы проявить к тебе благосклонность. Мы должны подождать более благоприятных времен.
— Моя дочь-узурпаторша сидит на моем троне. У меня нет страны! Куда мне идти? Неужели я навеки изгнан из своей страны?
«И я тоже!» — подумалось Клеопатре. Быть может, ей вовсе не суждено вырасти и стать царицей, как было предсказано, а вместо этого придется вместе с отцом пасти коз на каком-нибудь безлюдном клочке земли посреди негостеприимного моря.
— Повелитель, — возразил Архимед. — Возможно, найдется более безопасное место, где ты можешь подождать, пока стихия не обратится тебе на пользу. Оставь здесь Аммония, чтобы он присмотрел за делами, а сам удались в более спокойные воды.
— Твой юный родич прав, — кивнул Помпей. — В Сенате никогда не устают обсуждать вопрос о Египте. Но сейчас не стоит силой подталкивать сенаторов к тому или иному решению. Вспомни о судьбе своего брата, Птолемея Кипрского.
С этим зловещим предупреждением Помпей удалился, заявив, что супруга ожидает его в саду, где они намеревались посмотреть на весенние цветы.
— Да пребудут с тобой боги, друг мой, — сказал он на прощание, а потом поцеловал руку царевне.
Клеопатра знала, что они больше не увидят Помпея — он будет избегать встреч с ними до тех пор, пока они не соберутся и не уедут. Она вообразила, как Помпей украдкой выглядывает из окна, дабы удостовериться, что они удаляются прочь от его виллы и наконец скрываются вдали.
Как только Помпей покинул комнату, царь испустил долгий, низкий, яростный рык.
— Эти римляне забрали у меня все и взамен не дали ничего, кроме долговых расписок! Я сейчас все равно что мертв! Без их поддержки я — ничто. Я не уеду, пока не добьюсь исполнения обязательств! — бушевал царь.
Клеопатра подумала, что ее отец сейчас похож на обиженного ребенка, который требует, чтобы ему дали вещь, опасную для него, но тем не менее желанную.
— Повелитель, ходят слухи, что хозяин этого дома сколотил несколько шаек головорезов, чтобы устроить уличные потасовки с людьми Клодия, — прошептал Аммоний. — Есть один человек, Тит Анний Милон, тайный союзник Помпея. Он только что приобрел команду хорошо обученных гладиаторов. Поговаривают, что он будет использовать этих людей против банды Клодия. Уже сейчас на улицах часто вспыхивают драки. Уезжай отсюда, пока еще можно.
— Мы должны отправиться куда-нибудь, где будем в безопасности, отец, — поддержала его царевна. — Помпей то ли угрожал нам, то ли предупреждал — не знаю, что именно. Но мне бы очень хотелось поскорее покинуть римские владения.
— Мое милое дитя, весь мир ныне превратился в римские владения, — сухо ответил царь. — Мы уедем, куда тебе угодно. Предоставляю решать тебе и твоим родичам. А я сейчас намереваюсь удалиться и насладиться теплыми и холодными бассейнами римской бани, пока еще могу это сделать.
Царь вышел быстрым шагом. Царевна и ее советники растерянно смотрели ему вслед. На ходу царь переваливался с боку на бок, напоминая откормленного гуся.
— Что нам делать? — спросила Клеопатра у Архимеда. Она надеялась, что двоюродный брат предложит хоть какое-нибудь решение.
— Когда-нибудь ты станешь царицей, сестренка. Вероятно, решать действительно следует тебе.
Глаза Архимеда блеснули. Клеопатра подумала, что он, наверное, снова дразнит ее, словно ребенка. Она не собиралась излагать никаких серьезных мыслей ему на потеху. Царевна молчала, ожидая, когда же двоюродный брат рассмеется, показывая, что это всего лишь шутка.
Он продолжал выжидательно смотреть на нее.
— Ну что ж, давай объединим наши умненькие головы и подумаем над этим вопросом вместе.
— Дыхание богов оживляет воздух. Чувствуешь? — Царь сделал глубокий вдох, раздувая грудную клетку. Потом выдохнул, словно лошадь, оттопыривая губы и издавая звуки, похожие на ржание.
После тщательного обдумывания Клеопатра избрала лидийский город Эфес в качестве места, где они могли ожидать решения своей судьбы. Из уроков истории она помнила, что Геродот утверждал, будто ионийские мореплаватели основывали поселения в красивейших местах с самым благоприятным в мире климатом. Она знала, что в Эфесе их примут хорошо. Город сгорел до основания в ночь рождения Александра и был отстроен заново великой царицей из рода Птолемеев, Арсиноей II и ее первым мужем Лисимахом. Клеопатра слышала, будто Эфес соперничает с Александрией по количеству и богатству храмов, музеев, библиотек и публичных домов. Его населяли греки и иноземцы — купцы, святые люди, пророки, проститутки и ученые. И все это, как указал Аммоний, не считая знаменитого древнего храма Артемиды, самого большого чуда Эфеса, который также являлся и банком, в котором Птолемеи хранили изрядную часть своего золота.
Авлет был столь доволен решением Клеопатры, что подмигнул ей и сказал, что отныне она будет править государством.
— Что за удовольствие — ехать по улице и не опасаться за свою жизнь! Я буду счастлив никогда больше не видеть Рима.
Авлет ни разу не упоминал о происшествии в Путеолах. Казалось, память об убийстве двадцати человек ушла в Аид вместе с тенями убитых.
— Мои милые, мы не будем предаваться здесь лености, — произнес он, поглаживая изящную белую руку Гекаты. — Мы будем проводить дни, слушая лекции в Академии. В конце концов, мы ведь на родине Гераклита! В обители Артемиды! Вновь в цивилизованном мире.
— Рим! — вздохнула Геката. — Что за ужасное место! Там нет даже театра — ни одного! Какой позор!
— Помпей собирается построить театр, — вмешалась царевна. — Он сам говорил мне об этом.
— Помпей собирается сделать очень много, — хмыкнул Авлет. — Но Помпей делает очень мало. Хвала богам, что они свели меня с Клодием. Неудивительно, что Помпей так презирает его. И неудивительно, что Клодий ненавидит Помпея.
— Люди действия всегда с презрением смотрят на тех, кто действовать не способен, — согласилась Клеопатра.
Охваченный внезапным приливом любви к дочери, царь наклонился и поцеловал ее в щеку. Она и вспомнить не могла, когда он в последний раз поступал так и когда у него был столь радостный вид, и ощутила угрызения совести. Царь даже представить себе не мог, какие заговоры в этот момент зрели в голове его юной дочери.
Клеопатра решила воспользоваться хорошим настроением отца и сочла, что следует рискнуть. В один из ее первых планов была вовлечена Хармиона. Хармиона прошла обряды несколько лет назад и не одобряла желания столь юной девушки участвовать в них. Но Клеопатра возразила: для нее лучше будет пройти мистерии сейчас, пока еще не настало ее время и от совокупления не родится нежеланный ребенок. Не пристало будущей царице рожать дитя от неизвестного последователя Вакха, без сомнения не принадлежащего к царскому роду. В их династии и без того хватает ублюдков. В отличие от мужчин, которые зачинают незаконнорожденных детей, женщины, рожающие таких детей, неизбежно оказываются опозорены.
— Но тебе всего тринадцать лет, — спорила с ней Хармиона. — Ты должна подождать, пока не станешь постарше.
— Я не хочу рисковать, ведь тогда я могу забеременеть.
— Если соблюдать осторожность, то нет никакого повода опасаться беременности. Я дам тебе одну маленькую вещицу, которую вводят внутрь тела. Она предохранит тебя от случайностей. Тебе ведь известны подобные вещи, Клеопатра. Зачем же ты приводишь мне такие извращенные доводы?
— Я дочь живого бога на земле и сама обожествлена. Я не верю, что ты сможешь остановить меня.
Разговор зашел уже по-иному. Клеопатра проговорила это с непоколебимой уверенностью, но после затаила дыхание. Хармиона редко поддавалась на запугивания. Однако царевна ощущала, что женщина колеблется. Хармиона приветствовала все, что сближало царевну с богами, однако боялась, что девочка еще слишком юна, чтобы участвовать в неистовом обряде и следующем за ним случайном совокуплении.
— Тогда почему бы нам не спросить позволения царя? — поинтересовалась Хармиона.
— Царь беспокоится о моей безопасности, вот и все. Он горячо одобрил поездку с целью религиозного просвещения. Кроме того, после достижения двадцати лет проходить посвящение уже нельзя.
— У тебя еще целых семь лет впереди. — Хармиона прищурилась. — Я знаю, почему ты это делаешь.
— Потому, что не смогу сделать этого в Александрии. Там я царевна и представляю богиню Исиду, там подобная церемония была бы полна скрытого смысла. Здесь, в Эфесе, я могу оставаться безымянной и полностью посвятить себя богу.
